Часть шестая. Закон учит человека иметь волю справедливую и не превратную

Закон учит человека иметь волю справедливую и не превратную, сие значит не обманывать самого себя, по подобию такому, как услыша злой запах возмерзить, как увидя прекрасный цветок возлюбить; се называется собственным удовольствием, и мужи просвещенныя всегда в едином из сих двух ностоят, имея крайнюю осторожность.

Толкование

Когда человек узнавши совершенно добро, не будет о исполнении его стараться, сим явно сердце его обманывает само себя. Закон учит иметь волю справедливую и не паревратную в том прямо разуме, дабы мы во время явления, (то есть движения) мыслей наших сильно старались остоновлять и сберегать сердце наше от обмана самого себя, ведая что под небом все дела не выходят из двух качеств, добраго, злаг; ведая что от сердца нашего являются только две воли возлюбить, возненавидеть; возненавидеть зло, долг имеем по воли справедливой и не превратно, с тем что бы искоренить его, как мерзим злым запахом; возлюбить добро, долг имеем по воли справедливой и не превратной, с тем что бы получить его, как любим прекрасной цвет; и когда любим добро добро и ненавидим зло, сим образом, следовательно существенное свойство сердца нашего, чем любим вещи и ненавидим, бывает без малейшаго недостатка в полном и произвольном своем удовольствии. Обман здесь сказан такой, когда человек сам себе служит обманом, а удовольствие, когда сам себе бывает удовольствием, но обое и обман и удовольствие, как произходят от одной его воли, чего люди знать не могут, а знает един только сам, по сему сказано в едином (то есть в избрании единаго из обоих) настоят люди просвещенныя, сверх того, как в едином бывает воля любови и ненависти одна; то знать должно, что случай сего движения воли, весьма важен, что действие воли, когда выдет на ружу свою, дойдет уже и до четырех морей, так явно, что таить будет нельзя, и столь обширно, что собирать не возможно будет; се произхождение от одной воли: ради чего, всяк муж просвященный в едином, что возлюбить или возненавидеть, бывает весьма осторожен, наблюдает дабы воля его послужила ему не в обман, а во удовольствие; се человеку для имения воли справедливой и не превратной, из самонужнейших в жизни стараний, есть первое старание.

Человек духа малаго продолжающий жизнь образом свободным, и поступающий на злыя дела всякия, будучи пред человеком духа великаго всегда чувствует в себе трусость, и злое свое закрывая, оказывает доброе, не разсуждает он, что нет ему тогда ни малой из сего пользы, человек великий, смотря на него видит в нем и легкое и печень: нам то помнить должно, что образ благости душевной, вне оказуется, и что по сему мужи великия всегда в познании единаго (добро или зло есть) осторожны бывают.

Толкование

В сей статье упоминается человек духа малаго по оказанию его закрытия, что закрывает то, чем сам себя обманывает; Дзендзы говорит так, что о имени осторожности в едином, стараться могут одни люди духа великаго, а люди духа малаго, будучи в свободе, и полагаяся, что никто недобрых дел их не узнает, стремятся по страстным произволам своим без всяких запинаний, но притчиною к тому служит им единственное то, что не знают долга осторожности в едином, и охотно берутся обманывать самих себя, ибо при сем одинакож знают опасным пред людьми духа великаго, трусят и слабеют по недобрым делам своим пред ними, уклоняются от них,и поспешно содеянная своя закрывают, а не месте того оказывают ложныя и приукрашенная виды из каких ни есть поступков добрых, не разсуждая что наружныя обманы от проницательных разумов людей таиться никогда не могут. Пусть так сказать, человек духа малаго оными образами старается закрывать да прикрашивать поступки своя, но чтож пользы ему, когда великаго духа человек смотря на него, видит и легкое его и печень? Трусость сердца его являет сознание добра и зла от природы полученное, с тем являет, что еще не совсем погасло, что в избрании единаго из двух, не было употребляемо, и что только пред людьми духа великаго действовать начинает, сколь сожалетельно! Какая же ему польза из того, когда зла на конец утаить невозможно, а добра ни как прикрасить нельзя? Конечно лутше ему помнить, что действие души всегда вне оказуется, и что ложным видом, человека разумнаго обмануть никак не можно.

Речь Дзендзыя, горе такому человеку, на котораго десять глаз смотрят, и десять рук указывают. Муж просвещенный ведая, что человеку богатство украшает дом его, добродетели украшают самого его, и что когда сердце у человека в духе великом, тогда бывает спокойствие всему телу его, волю иметь справедливую и не превратную.

Толкование

Когда человек, будучи один в месте сокровенном, полагается, что ни кто его не видит, и ни кто на него не указывает, тогда делает что ему угодно, по воли своей без всякаго воздержания и опасения, не разсуждая так, что нет в свете добра, которое бы не сведомо осталося, хотяб было и малое, и что зло непременно наруже будет, естьли только и один образ зла есть; он ведать должен, что как скоро к чему воля его тронется, не можно мнить так: ни кто на меня не смотрит; десять глаз тут и есть, и не можно мнить так6 ни кто на меня не указывает; десять рук тут и есть, что добро или зло его, хотя в то время видимо бывает, когда окажется, однако смотрят и указывают на него в начале, как скоро воля начинается; что как деяния воли его явны бывают и в сокровенных местах, то следует ему волю свою воздерживать всегда и везде строгим образом для того, что строгая осторожность в познании единаго из двух не может послужить воле потачкою, а может оказать явной успех должнаго содействия. Как человек богатый имея дом прекрасный, может конечно и покой в доме украшать, так человек добродетельный, имея волю справедливую и не превратную, может конечно и самого себя украшать, тем, что сердцу ег всегда есть удовольствие, никогда нет стыда никакого, а по сему и дух в нем, будучи велик и свободен, простирается покойно и безпрепятственно в четыре части тела, и блистает в лице и всем теле. Человек по добродетельному житию своему весь украшаем бывает не чувствительно, а добродетельно жить возмогает, утвердия волю свою справедливою и не перевратною. Напротив, у котораго человека справедливой и не превратной воли нет, сердце того, удержать истиннаго блага не может, следовательно и самого себя украшать тому невозможно, ради чего просвещенный муж прилежно остерегается как бы самому себя не обмануть, старается о истинном удовольствии сердца своего, осторожность употребляет в познании и избрании единаго из двух, и делает волю свою справедливою и не превратною, ведая, что без такой воли установить сердца своего быть прямым (ненаклонным в кую либо сторону) и исправить самого себя не можно, а по сему и устроить дом свой, а паче исправить народ ни как не возможно.