Дангчаунг (Южный Вьетнам) во второй половине XVII — начале XVIII в

Особенности социальной структуры. В это время в Южном Вьетнаме сложился ряд особенностей вьетнамского позднефеодального общества, которые распространились на всю страну в XIX в. После слома в ходе Тэйшонского восстания многих тра­диционных элементов общественного устройства в Дангнгоае эти общевьетнамские тенденции быстро пробили себе дорогу в мас­штабе всей страны.

Большая часть населения состояла здесь из недавних пере­селенцев, слабо связанных общинными и иерархическими тради­циями, поэтому эта часть вьетнамского общества быстрее воспринимала то новое, что возникало в Дайвьете. Этому немало способ­ствовало и обилие в южной части Дангчаунга свободных земель, облегчавшее создание мелкого поместного феодального землевла­дения, вначале по преимуществу служилого, на вновь осваивае­мых землях. Во многом изменению организации господствующего класса помогло и то, что он, особенно военная прослойка, фор­мировался из различных слоев общества, в определенной степени из феодализирующейся верхушки богатого крестьянства (посколь­ку титулованные носители феодально-бюрократических традиций золотого XV века в большинстве остались на севере). Важным фактором внутреннего развития Дангчаунга были также торговые города с многовековыми морскими связями, ставшие центрами международной торговли еще в более ранний период. В южной части Дангчаунга значительную роль играли мелкопоместные феодалы и купечество торговых и ремесленных центров — городов Фанранг, Сайгон и др. На юге Дангчаунга имелась и еще одна группа населения, практически отсутствовавшая в Дангнгоае, а именно военные поселенцы, находившиеся в более благоприятных условиях, чем остальное крестьянство[100]. Они несли военную служ­бу во вновь присоединенных областях юга, платили меньше нало­гов, имели большую внутреннюю самостоятельность, в мирное вре­мя часто сохраняли военную организацию и оружие. Получив свою землю от Нгуенов, причем в большем количестве, чем другие жители Дангчаунга, они были наиболее надежной опорой тюа. В целом феодальному государству здесь за счет постоянного рас­ширения территории и ее заселения вьетами удавалось снизить остроту классовых противоречий.

Общинная организация как на севере Дангчаунга, так и осо­бенно на юге была более слабой, чем на севере страны, а выход из общины был облегчен. Указанные факторы особенно сильно действовали в южной части Дангчаунга, центром которой посте­пенно становился крупный ремесленный и торговый район Зядинь с расположенным там Сайгоном. В «старых владениях» Нгуенов, в узких долинах Центрального Вьетнама, экономическое положе­ние крестьян было близко к их положению на севере, у Чиней, но даже здесь арендная плата была заметно ниже, чем в Данг­нгоае[101]. Замедление в описанных условиях темпов прироста объ­ема прибавочного продукта от эксплуатации вьетнамского кре­стьянства происходило во второй половине XVII и в XVIII в. не потому, что у них отнимали все большую долю прибавочного про­дукта и они в силу этого все менее были заинтересованы в про­изводстве, а потому, что при более или менее стандартной норме этой доли (несколько возросшей в XVIII в., но это для данного рассуждения несущественно) дальнейшее увеличение общего объ­ема сельскохозяйственного производства при данном типе произ­водственных отношений, характерном для развитого феодализма во Вьетнаме, было невозможно; в обществе усиливались поздне-феодальные тенденции.

В это время в Дангчаунге сложилась и определенная теория общества, во многом отличная от той, связанной с нормами XV в, и проникнутой конфуцианскими идеями доктрины, которая господ­ствовала в Дангнгоае. Она была четко сформулирована полити­ческим деятелем эпохи тюа Хиена Во Фи Тхыа: «...войско и та­ланты являются великой политикой страны. Склады полные — много имущества, много имущества — сильная армия... Крестьяне предоставляют рис для прокорма солдат, а солдаты предоставля­ют силы для защиты крестьян — таков древний порядок»[102]. Эта формулировка получила личное одобрение Хиена. Сам Хиен в предсмертном наставлении наследнику дал интересную характери­стику вьетнамской феодальной деспотии, применимую ко всему Дайвьету: «Все держится на мне и на чиновниках-исполнителях»; роль вельмож — «помогать наследнику делать государственные де­ла»[103] — и все.

Дангчаунг XVII в. был более сословен по сравнению с Данг-нгоаем, как всякое военное по преимуществу общество (а тако­вым являлось построенное на военной власти тюа и в значитель­ной степени на кадрах воинов-профессионалов общество Данг­чаунга). Его особенностью было еще и то, что Нгуены с самого начала правили у себя всем в отличие от Чиней, постепенно от­биравших власть у Ле, где существование прослойки феодальной бюрократии и помещиков создало критическую экономическую и социальную ситуацию в силу изложенных выше причин (двойная эксплуатация и др.). Армия и у Нгуенов была основой, но она не противопоставлялась гражданской администрации, два из трех ти были прямо ориентированы на снабжение армии.

Внутри- и внешнеполитическая история Дангчаунга. К. середи­не XVII в. Дангчаунг уже имел сложившуюся административную систему, увенчанную тюа. Они официально признавали верховную власть Ле, не считали Дангчаунг самостоятельным государством; в то же время Нгуены отрицали право Чиней представлять Ле и называли их узурпаторами. Вся власть сосредоточивалась в ре­зиденции тюа. Государственный аппарат был много проще, чем двойной аппарат Ле—Чинь, да Дангчаунг и сам был меньше. Меньше в нем было и отживших феодально-бюрократических тра­диций; имелось всего три ти (департамента): общего управления и юстиции (примечательно, что они образовывали одно ведомст­во); налогов и интендантство провинциальных гарнизонов; обрядов, и праздников и интендантство столичного гарнизона[104].

Отметим две примечательные черты: во-первых, снабжение войск передано на местах тем, кто собирает налоги на местах, а в центре — тем, кто расходует деньги в центре. Специально военного ведомства в отличие от Дангнгоая нет, но два из трех ти занимаются снабжением армии. Во-вторых, армия, как в Дангнгоае, не включена в систему ведомств и непосредственно подчинена тюа. Единство интендантской и фискальной организаций бы­ло следствием социальных особенностей Дангчаунга.

Гражданскую администрацию отличала гибкость. В провинци­ях число учреждений и чиновников зависело от важности провин­ции (этот принцип порой реализовался и Чинями). «Совет мини­стров» состоял из четырех высших сановников — «четырех ко­лонн». Гражданская часть служилого сословия набиралась по конкурсам двух видов: тинь-до и хоа-ван, затем добавили еще специфический для Нгуенов тинь-фаунг. Сдавшие тинь-до (основ­ной предмет) назначались по преимуществу уездными начальни­ками и их заместителями, чиновниками по обрядам на местах (эта группа чиновников была распространена и в системе обра­зования в Дангчаунге). Сдавшие хоа-ван (китайская литература), считавшийся менее важным, в основном шли в аппарат трех цен­тральных ти.

50—60-е годы XVII в. были временем долгого правления Нгуен Фук Така (тюа Хиена). Внутренние потребности класса феодалов в условиях растущего малоземелья на севере Дангчаунга и свя­занных с этим социальных опасностей требовали, как и в Дангнгоае, укрепления феодального государства; путем решения аг­рарных проблем было в Дангчаунге и продвижение на юг. Несмотря на ряд войн, при Хиене продолжала укрепляться внут­ренняя структура феодального общества. Для середины XVII — первой четверти XVIII в. в основном характерно внутреннее спо­койствие, как и в Дангнгоае, хотя местные конфликты крестьян и феодалов были достаточно регулярными. Особенно распростра­нены были в 60-х годах конфликты между помещиками и сосед­ствующими с ними крестьянами-общинниками, «посягавшими» на частные земли.

Лишь начало 70-х годов было отмечено последней войной с Чинями. В 1669 г. Чинь Так потребовал налоги у Хиена, но тот отказался. Тем самым повод был найден, Чини стали готовиться к походу на Дангчаунг, и в 1672 г., после сбора весеннего урожая, лачалось общее наступление 100-тысячной армии Чиней. После неудачи штурма их командование начало общий отход.

Так безрезультатно окончилась последняя из длинной верени­цы феодальных войн домов Чинсй и Нгуенов за власть над Дай-вьетом. Последняя война не нанесла особого ущерба Дангчаунгу, кроме районов боевых действий — провинции Ботинь и соседних земель. Уже через год Хиен мог послать значительные силы для вмешательства в борьбу Камбоджи и Сиама. Это было крупное по масштабам (второе после 1658 г.) участие в войне на ниж­нем Меконге[105]. Войска пошли на помощь Анг Нону, одному из двух претендентов на престол, но вскоре были вытеснены из сто­лицы и центральных районов страны. При молодом, энергичном короле Чей Четте IV войска Нгуенов не рисковали вторгаться глубоко в Камбоджу, но они пригрели Анг Нона и помогли ему закрепиться в районе Сайгона. Там он объявил себя независимым под суверенитетом Дангчаунга, что было первым серьезным успе­хом южной политики Нгуенов, хотя война не увенчалась террито­риальными приращениями.

Два года спустя, в 1679 г., Дангчаунг столкнулся со сложной внутри-, а отчасти и внешнеполитической проблемой: как быть с прибывшими к его берегам китайскими войсками и гражданским населением — сторонниками свергнутой маньчжурами династии Южная Мин. Отныне понятие «Китай» отождествлялось с дина­стией Цин, которую Ле и Чини не торопились признавать. А для Нгуенов контакты с Цинами (обиженными на Ле и Чиней) могли оказаться плодотворными. Вместе с тем куда было девать тысячи китайцев, которым нечего было есть и нечего терять. Опасные для Нгуенов, они могли стать и полезными. И тут вспомнили о недавно приобретенном вассале — Анг Ноне — и быстро убедили его разрешить нескольким тысячам китайцев поселиться на зем­лях в дельте Меконга, права на которые у него оспаривались Чей Четтой IV (последнего вьетнамцы считали «главным коро­лем» Камбоджи). Вопрос согласовали с Анг Ноном, «чтобы Кам­боджа не отделилась»[106], и китайцы поселились в районе совре­менных Сайгона и Биенхоа. Они распахали поля, построили де­ревни. Быстро стала развиваться торговля этого района с Китаем, Индонезией, Японией; во главе двух групп китайцев, западной и восточной, стали их командиры.

Внутри страны последние годы правления Хиена были спо­койными, переход власти к наследнику прошел без конфликта. Хиен указал в своем предсмертном обращении к сановникам, что «дело наше еще не завершено», его завещание было программным положением, сжатой формулировкой внешне- и внутриполитиче­ских задач Нгуенов на рубеже веков. Их не устраивала просто победа над наступающими Чинями; они хотели усилить Данг­чаунг и затем подчинить весь Дайвьет.

С приходом к власти в 1687 г. нового тюа, Нгиа, пришли и новые лидеры, тем более что у Нгиа были некоторые принципи­ально новые идеи, отличные от идей Хиена. В первый же год правления он перенес столицу из Кимлаунга в Фусуан (совр. Хюэ); город был хорошо защищен горами и болотами, зыбучими приморскими песками.

Экономическое положение в первые годы было устойчивым, по поводу воцарения нового тюа отменили половину налогов (Чини в своей более бедной части страны ограничивались 20%); снизи­ли налоги с крестьян на недавно приобретенных землях на юге. Это должно было и успокоить местное население, и форсировать заселение этих земель вьетнамскими крестьянами. Появились эти земли в результате следующих событий. В 1688 г. борьба внутри восточной группы южнокитайских беженцев привела к восстанию. В результате нового вмешательства Нгуенов земли по левому бе­регу дельты Меконга присоединяются к Дангчаунгу, что было первым приобретением Нгуенов на юге. Зависимое южнотьямское княжество Пандуранга, юридически еще не присоединенное к Дангчаунгу, было теперь окружено со всех сторон. Левобережье было окончательно включено в состав владений Нгуенов в 1691 г. (административное устройство эти земли получили в 1698 г. при Куок-тюа). В том же, 1691 г. умер в расцвете сил, после четырех лет правления, тюа Нгиа.

Власть перешла к его талантливому сыну Нгуен Фук Тю, во­шедшему в историю как Куок-тюа («Князь государства», 1691 — 1725). Но в 1691 г. ему было только 17 лет, и практически власть перешла к группе сановников. Ими были предприняты крупные государственные начинания, продолженные Куок-тюа.

Политическое положение в начале 90-х годов было не очень устойчивым. В Куангнгае в 1695 г. вспыхнуло восстание торгов­цев под руководством Линя, охватившее также и торгово-ремесленные слои г. Куиньон. В эти же годы разразился конфликт с Пандурангой, король которой Бачан объявил страну независи­мой, перестал подносить дань и вскоре, в 1693 г., начал военные действия. Причины обострения не вполне ясны, время было вы­брано явно неудачно для Пандуранги, так как Дангчаунг не вел в это время других войн. Победа осталась за Нгуен Фук Тю, Ба­чан попал в плен и был отвезен в Фусуан[107]. После нескольких лет неопределенности судьба Пандуранги была решена, и она бы­ла присоединена к Дайвьету как провинция Тхуантхан (совр. Биньтхуан и Фанжанг) в 1697 г. Но реальный контроль там уси­ливался медленно, тьямы восставали в 1703 и 1746 гг.

К концу XVII в. Дангчаунг вырос за счет тьямских земель, приобретенных в 1653 и 1693—1697 гг., вдвое и стал непосред­ственным соседом Камбоджи. Практически одновременно с Пан­дурангой вьетнамское административное управление было введено и на левобережье Меконга. Сюда в 1698 г. был назначен кинь-лыок (наместник) и созданы две провинции; появились гарнизо­ны и чиновники. В конце XVII в. здесь жило около 200 тыс. чело­век; при этом учет их велся по семьям, а не по деревням. Это были вьетнамцы, кхмеры и китайцы. После утверждения админи­страции сюда, как и в Пандурангу, стало перемещаться избыточ­ное население, в первую очередь та его часть, которая уже ото­рвалась от земли (бродяги и пр.), из провинций от Куангбиня до Биньтхуана (включительно). Их селили здесь как крестьян, они основывали деревни, платили поземельный и подушный налоги в соответствии со списками людей и полей. Крестьянство Зядиня (район дельты Меконга) было сравнительно многоземельным, традиционные общинные связи оказались в нем ослабленными в новых общинах, куда собирались люди из разных мест. Обитате­ли двух китайских поселений облагались налогом и заносились в списки, как и вьетнамцы.

Война с Тьямпой и организация управления новыми землями не привлекали всех сил феодального государства. Одновременно проводилась крупная реорганизация экзаменационной системы, увенчавшая процесс ее перехода на более практические основы. Установка на практические знания (а не на классическую литера­туру) превращала экзаменационную систему из воспитательной по преимуществу в обычную, где усваивались не столько мораль­ные нормы, сколько практические знания. Это же замедляло про­паганду в Дангчаунге конфуцианства.

Период преимущественного интереса к югу закончился в 1698 г., на ряд лет проблемой для Куок-тюа стали отношения с Дангнгоаем и империей Цин. Куок-тюа первым из Нгуенов по­пытался формально разделить Дайвьет на два независимых друг от друга государства. Попытка эта успехом не увенчалась, но отношение Нгуенов к Ле с этого времени стало прохладнее, и лозунг «освободим Ле» стал, как показали дальнейшие события, чисто теоретическим. В 1702 г. Куок-тюа послал собственное по­сольство к Цинам и хотел получить инвеституру. Не получив меж­дународного признания своей независимости, Нгуен Фук Тю про­возгласил себя Куок-тюа в отличие от титула «тюа», принятого его предшественниками; была отлита собственная печать сюзере­на. Для последнего имелась и некоторая внешнеполитическая не­обходимость: надо было оформить свой, пусть временный и ча­стичный сюзеренитет над Камбоджей. Но после краткого поворо­та «на север» южные интересы снова возобладали. Здесь в 1710 г. Куок-тюа ожидало «приобретение» — китайские поселения в Юж­ной Камбодже, в области Пеам.

Когда в конце XVII в. в странах Южных морей появились ки­тайские беженцы, часть из них с разрешения кхмерских властей высадилась в кхмерской провинции Пеам; руководил ими некий Мак Кыу. Его и его спутников обязали изгнать пиратов с излюбленного ими участка побережья; в случае успеха этот участок мог стать местом их поселения как подданных кхмерского короля. К 1710 г. Мак Кыу, успешно справившийся с пиратами, получил звание губернатора Пеама (совр. Хатиен), а затем и соседних Кампота, Кампонг-Сома и о-ва Фукуок[108]. Центром была крепость Пеам, получившая название Хатиен («Волшебная река», по-ки­тайски Хэцзянь). Беглецы стекались к Мак Кыу, ехали сюда и вьетнамцы, хотя эта область тогда с Дайвьетом не граничила. Город Хатиен стал получать дополнительные прибыли от расту­щей торговли, что первоначально было выгодно Камбодже, тем более что новые подданные служили в армии и во флоте во время войн Камбоджи с Сиамом. Где-то между 1710 и 1715 гг. Мак Кыу признал сюзеренитет Куок-тюа и вышел из-под подчинения кхмерскому королю, хотя тот тоже оставался его сюзереном. Тогда кхмерский король отнял у него большинство владений, ограниченных теперь только Пеамом, Фукуоком, Ратьзя и Камау. Этот район и получил название «Торжище Хатиен». В нем быстро развивалась торговля, возникла даже своеобразная литературная школа, питавшаяся буддийскими идеями из Дангчаунга и конфуцианскими из Фуцзяни[109].

Внутриполитическое положение в Зядине и других землях, во­шедших в состав Дангчаунга в 1698 г., было достаточно сложным. Обилие земель не означало отсутствия феодальной эксплуатации, крестьяне часто убегали в Камбоджу. Бежали они оттого, что вельможи Чанбиена (южная часть Дангчаунга) заставляли ихработать на себя, отчего крестьяне «страдали»[110]; закабаление в определенной форме имело место и здесь. Тюа стремились расширить на этих землях землевладение свободных крестьян-налогоплательщиков, поэтому части ранее закабаленных чиновники возвращали свободу, и они создавали новые общины и фыонги в Зя-дине. Описанные выше беглые относились к категории солдат, вообще широко представленной на юге Дангчаунга. Когда беглеца возвращали из Камбоджи, его не только не наказывали, но освобождали на три года от двух налогов (основных), чтобы он мог наладить хозяйство.

Признаки напряженности в аграрных отношениях в 1711 — 1713 гг. ощущались во всем Дангчаунге как отражение общего для Дайвьета неблагополучия в этой области. Схожими были и те частные меры, которые принимало правительство Нгуенов для борьбы с надвигающимся кризисом; делались попытки ограничить злоупотребления и произвол куанов (ограничить размер эксплуа­тации в сфере, непосредственно не приносившей выгод феодаль­ному государству). Феодальная эксплуатация со стороны куанов достигла такого размаха, что смертные приговоры зарвавшимся чиновникам стали выносить «в рабочем порядке», властью мест­ного губернатора. Такие редчайшие в феодальном государстве экстренные меры говорят о серьезности положения к 1713 г. Но многоземелье оказало свою стабилизирующую роль, аграрные; трудности были сравнительно быстро преодолены, и правитель­ство Нгуенов снова возвратилось к внешнеполитическим пробле­мам — отношениям с Камбоджей. При помощи Куок-тюа власть в Ловеке, тогдашней столице Камбоджи, захватил Анг Ем, чьи права на престол были сомнительными по сравнению с правами другого претендента — Преах Срей Тхомеа; Сиам в 1717 г. ввел свои войска, чтобы поддержать последнего. Мак Кыу выступил на стороне Анг Ема, выполняя свой долг вассала Камбоджи и Дайвьета, за что тайский флот сжег г. Хатиен; Мак Кыу скрылся. Появившийся флот Куок-тюа одержал частичную победу над тайским флотом, а угроза голода заставила отступить другие кораб­ли. Правда, сиамская сухопутная армия заняла Удонг; на трон былпосажен Преах Срей Тхомеа, и тайские войска ушли.

Последние годы правления Куок-тюа были временем внутри- и внешнеполитической пассивности. Основные усилия, как в это время и в Дангнгоае, направлялись в сферу социально-экономи­ческую и политико-административную, имея целью укрепление феодального государства. Это ощущение необходимости укрепле­ния власти, ярко выраженное в деятельности наиболее дально­видных феодальных лидеров, было реакцией на надвигающийся кризис.

Экономическое развитие феодального общества. Хотя в целом экономическое положение Дангчаунга было лучше, но свои труд­ности были и здесь. Менее страдавшее от малоземелья, менее под­верженное засухам, сельское хозяйство Центрального Вьетнама несло потери от ураганов и землетрясений, нередких в этой части страны, и связанных с ними разрушений ирригационных систем. Но в отличие от Чиней более богатые благодаря резервам юга Дангчаунга Нгуены больше внимания и средств уделяли строи­тельству ирригационных сооружений. Что касается системы нало­гообложения, то в старой части страны («старые владения») она в принципе была такой же, как и в Дангнгоае; в южных обла­стях обложение было легче и проще. Тюа Хиен регулярно рас­ширял ирригационное строительство, в основном строились дам­бы, препятствующие разливам рек.

Ремонт и расширение сети дамб оказывали благоприятное воздействие на экономику. Когда 1665 год принес хороший уро­жай, то, хотя в 1667 г. на страну напала саранча, голода за собой это не повлекло: система резервных складов при хороших урожа­ях себя оправдала. Используя непрерывно шедшее стихийное освоение земель, правительство провело в 1668 г. «проверку зе­мель», изыскивая поля, до сих пор не облагавшиеся налогом; они были обмерены, и с них собрали налоги. Такие новые поля, соз­даваемые ушедшими из деревень на новые земли беглыми бедня­ками, были важнейшим экономическим резервом, а работа по их обнаружению и обложению составляла важную часть экономиче­ской деятельности феодального правительства Дангчаунга. В сле­дующем году произвели «проверку и отбор» в двух провинциях, что также увеличило сумму собираемых налогов. В эти же годы Хиен поручил одному из сановников, Хо Куанг Даю, организо­вать обмер реально обрабатываемых полей в деревнях по всем хюенам, установить по трехступенчатой шкале продуктивность каждого поля, выделить поля осеннего урожая и пустующие зем­ли; все это делалось для дифференцированного взимания налогов. Общинные земли должны были, как и прежде, распределяться между свободными крестьянами, платившими налоги. Что же ка­сается распашки нови, вырубки леса и подъема целинных земель с последующим созданием там обрабатываемых полей, то их раз­решалось превращать в частные земли для постоянной (т. е. вечной) обработки при условии внесения особого налога[111]. Этот важнейший законодательный акт, узаконивший поместное земле­владение, был принят в Дангчаунге за полвека до появления ана­логичного закона в Дангнгоае. Он во многом ослабил социальный кризис (как и закон 1723 г. в Дангнгоае), поскольку земли по­мещиков были отделены от крестьянских, помещики что-то вноси­ли в казну, как и в Европе, а не просто через участие в работе государственного аппарата уклонялись от уплаты налогов (ранее факт службы освобождал от уплаты налогов без учета того, сколько земли имеет данный чиновник).

О том, что этот закон был принят для ослабления имеющихся в деревне противоречий и прекращения борьбы помещиков и кре­стьян, прямо сказано в тексте указа: «...разрешается превращать их (новь и т. д. — Авт.) в частные земли... крестьяне общин не могут посягать на них. С этого времени народ перестанет пося­гать и, довольный своей участью, будет добывать свое пропита­ние». Далее говорилось, что «в будущем, когда распаханных (т. е. частных) земель будет становиться все больше, следует создать отдел (ти) „Нонг лай" для проверки налогообложения (частных земель)»[112]. Таким образом, на вновь обрабатываемых землях предполагалось в основном помещичье, а не общинное землевладе­ние, и правительство Нгуенов рассматривало этот процесс в от­личие от Чиней в XVII в. как естественный.

Особой формой феодальной эксплуатации было создание на пустующих или недавно нанесенных рекой и только начавших об­рабатываться землях (тем самым не принадлежавших обычно об­щине) военных поселений (дон-диен) и поселений зависимых кре­стьян (диен-чанг). Куаны, управляющие дон-диенами и диен-чан-гами, распоряжались такими землями; доходы от них образовы­вали нгу-лок — фиксированную ренту-налог, шедшую в качестве жалованья или пенсии государственным чиновникам высших ран­гов и полководцам (имелась еще и ежегодная денежная пенсия), С остальных земель такой общины налог «вносили отдельно», т. е. непосредственно государству.

«Проверки» были вначале достаточно частыми, но с 1701 по 1725 г. они были проведены всего два раза, причем в 1713 г. практика «проверок» подверглась сильной критике. Преемники Куок-тюа также их почти не проводили; очевиден отказ с начала XVIII в. от использования этого мощного рычага вмешательства в дела деревни. При Куок-тюа «проверки» проводились специали­зированные, в отдельных областях, особенно южных, где беглых, создавших свои хозяйства, было больше всего; отдельно перепи­сывали полноправных — динь и бедных — нунг[113]. Переселенцев на юге по-прежнему стремились объединить в платежеспособные об­щины. В 1698 г. население Зядиня насчитывало уже 40 тыс. се­мей. Здесь собирали бродяг, пришедших с севера, из Ботиня, и общины прямо «учреждались» властями вместе с границами их земель; куаны обязывались способствовать освоению целинных земель. Немедленно устанавливался порядок налогообложения и составлялись реестровые списки.

В 1703 г. было произведено обложение поземельным налогом всех обрабатываемых полей, тем самым были включены в об­ложение вновь обработанные земли, так как исходили из наличия реально обрабатываемых участков. Помимо этого было введено полное налогообложение в недавно присоединенных землях, где с 1687 г. взимали половинный налог (это полное обложение все равно было легче, чем в «старых владениях»). Все это постоянно увеличивало объем рисовых поступлений государства. В 1725 г. при воцарении нового тюа, Нгуен Фук Тю, была отменена поло­вина денежного налога и 20% поземельного. Примечательно, что в Дангнгоае более охотно освобождали от денежного налога, а в Дангчаунге — от рисового, как менее важного, по-видимому, для доходов государства. Экономическая политика Нгуен Фук Тю продолжала политику Куок-тюа. Неполная отмена налогов сви­детельствовала наряду с датой 1724 г. как конца «эры спокой­ствия»[114] о каких-то экономических трудностях.

Нгуен Фук Тю продолжал практиковать раздачу больших нгу-лок, но размер его дарений был меньше, чем раньше. Примеча­тельно, что нгу-лок в это время исчисляется в цифрах людей, а не деревень. Источники позволяют считать, что не все население данной деревни было обязано нгу-лок его получателю.

Как и в Дангнгоае, все большую роль в экономике играла не­земледельческая сфера. Некоторые зажиточные торговцы субси­дировали организацию крупных горнорудных предприятий. Так, промышленник Зянг Хюен купил у казны гору и право на разра­ботку ее недр (золота)[115]. В ремесленных кварталах вокруг г. Фу-суана на некоторых ремесленных предприятиях было занято до 15 ткачей. Большое значение имела торговля, вначале по преиму­ществу внешняя, затем, по мере освоения юга, и внутренняя. Сложнее выглядело и денежное обращение, более совершенное и эффективное, чем ранее (как и система учета). Большое внимание уделялось торговле и транспортным путям, организации внешней торговли, системе мер и весов и пр. Число средних городов было высоким, столица не занимала такого доминирующего положения, как в Дангнгоае.

Государство энергично вмешивалось в экономическую жизнь в неземледельческой сфере. Так, в 1672 г. был специально установ­лен порядок проезда по водным и сухопутным путям, их разде­лили на участки, согласно которым велись планирование и учет перевозок. В денежной системе широко функционировали не толь­ко высшие и низшие, но и средние номиналы, небольшие серебря­ные монеты. Деньги сильно «уважались» (например, дарили не украшения, одежду и т. п., а 20 лангов серебра). Денежные от­ношения уже в XVII в. глубоко проникли и в сельское хозяйство, цены на рис всегда рассматривались, как и в Дангнгоае, как ха­рактеристика социально-экономического положения.

Финансы были менее централизованными, часть казенных де­нег хранилась не в центре, а на местах; время от времени круп­ные чиновники ездили их проверять. Имелись склады для риса, собранного «куанами дон-диенов и диен-чангов»; с этих складов рис выдавался родственникам тюа, знати и тем сановникам, кто имел право на жалованье в форме нгу-лок. Жалованье военным и гражданским куанам выплачивалось связками медных донгов и серебром в средних номиналах.

Внимание к торговле и общий реалистический курс политики в период стабилизации в конце XVII — начале XVIII в. имели своим следствием меры по оздоровлению финансовой системы. В 1724 г. в обращении остались только медные монеты, охотно принимавшиеся населением. В то же время прочность экономики и государственной власти позволила ввести принудительный (т. е. не по весу) курс для медной монеты.

В развитии городов и торговли Зядиня заметную роль сыграл приезд сюда в 1679 г. беженцев от маньчжуров. Среди них было много торговцев; при участии их опыта и капиталов здешняя торговля быстро расширилась. В Зядинь приходили в последней четверти XVII в. суда японцев, китайцев, малайцев, яванцев. В се­верной части Дангчаунга специально для нужд торговли тюа за­ставляли солдат и диней строить каналы (два в 1681 г.), чтобы «приезжающим торговцам было удобно»[116]. Крупным торговым центром Дангчаунга был Хойан[117].

Хойан унаследовал торговые связи тьямских портов, приобре­тенные ими благодаря выгодному географическому положению. Сюда приходили суда из Китая, Японии, Индонезии, Сиама и Ев­ропы. На экспорт шли ткани местного производства, шелковая пряжа, благовонное дерево и корица[118]. Китайские купцы высту­пали в качестве посредников и во внутренней торговле: они ску­пали в Хойане медную посуду, привозимую европейскими купца­ми, а затем продавали ее в глубинных районах страны.

Сложились прочные торговые связи и между отдельными райо­нами Южного Вьетнама; рис из Зядиня везли на продажу в Тхуанхоа, а ремесленные изделия из Тхуанхоа продавались в дельте Меконга.

Ввоз и вывоз товаров из страны облагались высокой пошли­ной. Нгуены в XVIII в. активно и целенаправленно развивали и финансировали заморскую торговлю, частично используя при этом опыт китайских купцов Хатиена. Китайские купцы в Зядине в 1699 г. были объявлены подданными Нгуенов и поставлены под государственный контроль.

В то же время в экономике еще широко использовался «конг виек» — государственная барщина диней, чьими руками строились укрепленные города (1678, 1687 гг.), каналы (1681 г.) и др.

Важной частью государственной экономики был государствен­ный транспортный флот, который ежегодно, перевозил часть со­бранного в виде налога риса в столицу, где его и распределяли. Этим занималось специальное ведомство с высоким чиновником во главе. Имелись специальные правила содержания и эксплуата­ции этого флота; каждое судно делало два рейса в год.

Как показано в гл. I, период с 1660-х годов по 20-е годы XVIII в. был для Дайвьета временем стабилизации, под покровом которой медленно нарастал экономический кризис, связанный с ослаблением общинного и усилением поместного землевладения. До поры до времени эти процессы не вели к социальному кризису, и указанные полвека можно считать временем относительного равновесия, сменившего бурные полвека междоусобных войн и предшествовавшего полувеку обострения социального кризиса, разразившегося в последней трети XVIII в., когда проходила кре­стьянская война Тэйшонов.