Раздел 5. Человек в мире культуры

Взаимоотношения «культура – человек» можно рассматривать сквозь призму трёх уровней: практического, практически-духовного и теоретического. Первый уровень – реальное созидание человеком «второй природы» (предметов, явлений), а также созидание культурой человека (воспитание, образование). Второй – мифологическое, религиозное, художественное осмысление культурой человека. Третий – изучение культурой человека и человеком культуры (в обыденном сознании, науке, философии и пр.) На всех уровнях обязательно присутствует двусторонняя связь: человек творит культуру, а культура – человека. Человек – прямой культурогенный субъект, который воплощает себя в культуре и формируется ею же.

В отличие от отношений культуры с природой и обществом в самом понятии «человек» присутствуют разные масштабные планы: общий, особенный и единичный. Общий – это человек вообще, человеческий род. Особенный – определенный тип человека, локализованный во времени и пространстве (первобытный человек, русский человек и пр.) Единичный – это конкретная личность.

Культура производна от деятельности человека. Человеческий опыт, в отличие от опыта животных, не передается генетически, поэтому каждое поколение заново вырабатывает программу своего бытия и облекает ее в объективированные, отделенные от своих творцов и обретшие самостоятельное бытие продукты своей деятельности. Каждое последующее поколение получает эту информацию и расшифровывает её, тем самым приобщаясь к опыту своих предков. Таким образом, созданная культура формирует новое поколение людей. Эти люди, в свою очередь, добавляют собственный опыт к уже обретенному, становясь творцами новой культуры и так до бесконечности.

При этом место человека в мире осознается в различных культурах по-разному. Для традиционных культур характерно акцентирование внимания на первичности мира и вторичности человека. Преобладает установка на то, что мир и культура формируют человека, а сам человек должен осваивать мудрость предшественников и искать свое место в уже существующем, идеальном и гармоничном, не нуждающемся в изменениях мире. Такой взгляд характерен для языческих верований, многих современных восточных религий и философских концепций, отражен в культуре древних цивилизаций и современных аграрных обществ. Он выражается в таких высказываниях, как «что было, то и будет», «нет ничего нового под солнцем», «человек в лодке без весел», «на все воля Божья» и т. п. И, наоборот, для культур инновационного типа, нацеленных на постоянные изменения, исповедующих идею прогресса характерна вера в безграничные возможности человека как творца культуры и вершителя судеб мира. Такие культуры антропоцентричны, то есть человек провозглашается в них главной ценностью и движущей силой. Это, например, идеология современной Западной цивилизации, отчасти христианства и ислама, а в прошлом –античности и Возрождения. Место человека в этих культурах определяется фразами: «человек – царь природы, венец творения», «человек – сам кузнец своего счастья», а также порожденным американской культурой словом selfmademan – человек, сделавший себя сам.

Разумеется, и в том и в другом случае речь идет не о реальном положении вещей, а о представлениях людей. На самом деле человек всегда находится посередине цепочки: он вбирает в себя существующую культуру, формируется ею и одновременно на основе имеющегося созидает нечто новое, вносит в мир собственный культурный вклад. Различные точки зрения на роль человека в этом процессе свидетельствуют о предпочтениях конкретного общества. В культурах, где общее преобладает над особенным, коллектив над индивидом, отдельный человек воспринимается в большей степени как пассивный объект воздействия коллективного опыта. В таких культурах будут преобладать традиции и обычаи, то есть раз и навсегда заведенный порядок, будет цениться мудрость древних и господствовать установка на прошлое. Там же, где главной ценностью является отдельная личность, зачастую гиперболизируется ее творческая, преобразовательная способность и преуменьшается зависимость от предшествующего опыта и от существующей культуры. В идеале, разумеется, желателен баланс в понимании человеком его места в мире.

Каждый человек принадлежит определенной культуре, живет в конкретном обществе. Процесс приобщения его к ценностям уже существующего, созданного другими мира принято называть социализацией и инкультурацией. Социализация предполагает постепенное вовлечение человека в жизнь общества, усвоение норм и ценностей этого общества, овладение необходимыми навыками существования в нем (такими как коммуникация, умение «играть по правилам», соотносить свои желания и возможности с условиями и требованиями общества и т. п.) Инкультурация – это вхождение человека в мир созданной предшественниками культуры, приобщение к ее ценностям и идеалам, обычаям, традициям, наследию, а также овладение механизмами культурного творчества. Социализация и инкультурация осуществляются в процессе воспитания и образования. Огромную роль в этом играет общение с другими людьми – как непосредственное, так и опосредованное (через произведения человеческого труда и творчества с их создателями).

Принято считать, что процесс инкультурации начинается раньше, с первых мгновений общения ребенка с родителями – носителями конкретной культуры и попадания в определенную предметно-чувственную среду. Социализация же связана с вхождением человека в общество (как правило, сначала это детский коллектив) и, тем самым, осознания им необходимости найти свое место среди себе подобных. Важнейшим этапом и фактором приобщения к конкретной культуре является овладение ее языками, поскольку язык содержит информацию о культуре и выступает инструментом существования в ней. В дальнейшем чем большим количеством языков культуры человек овладеет, тем более полной и многогранной будет его жизнь, так как он будет включен в большее количество культурных миров и получит больше информации о культуре в целом, а, следовательно, и большие возможности для самореализации. Важным следствием процесса инкультурации должно стать осознание человеком себя как творца культуры.

Социализация и инкультурация – процессы во многом схожие, однако можно (пусть несколько условно) выявить различие в их результатах. Через социум в большей степени происходит унификация индивида, законы и потребности общества диктуют необходимость быть «таким как все». Социализация предполагает усвоение всех без исключения принятых в обществе норм и правил, иначе человек оказывается изгоем, покидает данное общество или как-то иначе изолируется от него. В то время как важнейшей характеристикой процесса инкультурации является избирательность и стремление сохранить свою уникальность. Основанием избирательности являются внутренние потребности человека, обусловленные его психофизическими особенностями, а также склонностями и способностями. В зависимости от своих внутренних потребностей, вкусов, предпочтений человек принимает или не принимает движущуюся ему навстречу культуру, берет из нее только то, что считает нужным. Доминирующее положение в формировании внутренних культурных потребностей человека занимает семья.

В то же время стоит еще раз подчеркнуть, что избирательность не означает ненужности для человека той части культуры, которая почему-либо не была им выбрана. Свободный и действительно отвечающий внутренним потребностям выбор человек может сделать только в том случае, когда ему известно максимальное количество вариантов. То есть это означает, как уже было сказано выше, что чем больше языков и механизмов культуры человек освоил, чем больше культурной информации он имеет, тем более осознанным будет его выбор и тем больше будет он свидетельствовать о реальных потребностях и индивидуальных особенностях человека. Можно сказать, что этот выбор будет более уникальным.

Некоторое время считалось, что процессы социализации и инкультурации заканчиваются с взрослением человека, однако сейчас преобладает точка зрения, что они длятся всю жизнь (как гласит народная мудрость, век живи – век учись) и актуализируются в переломные для человека моменты – когда человек входит в чужую культуру (в случае смены места жительства, добровольной или вынужденной эмиграции и даже просто изменения привычной обстановки – например, вхождения в новую семью, в новый коллектив и т. п.), либо когда привычная культура резко изменяется, испытывает кризис и, возможно, даже гибнет (яркий пример – перестройка в СССР, исчезновение советской культуры и необходимость приспосабливаться к новым социокультурным обстоятельствам).

Особое значение в формировании человека имеет процесс идентификации себя с миром той культуры, в которой происходит его становление и развитие. Процесс идентификации отражает построение способов взаимосвязи человека и культуры с внешним миром. Роль его возрастает в связи со сменой картины мира, по мере знакомства человека с разнообразием культур, в связи с влиянием на нашу жизнь средств массовой коммуникации, с распространением самых различных стилей и норм поведения. Актуальной становится задача осознания системы собственных ценностей и целей. Эта система воплощается в понятии идентичности, которое характеризует принадлежность человека некоему целому: истории, обществу, культуре.

Самоидентификация – обретение человеком идентичности – является одной из важнейших функций культуры. Она реализует потребность человека в единстве с другими людьми, избегании чувства одиночества, определении своего места в мире. Как правило, идентичность предполагает несколько составляющих: по принципу масштаба – от малой группы до мирового сообщества (представители различных субкультур – рэперы, хиппи, панки, яппи, филателисты, любители кошек и т. д.; более крупных объединений – например, политических партий, религиозных конфессий; наконец, самого масштабного, хотя и несколько условного целого – земляне или «граждане мира»); по положению в пространстве – принадлежность конкретному городу или деревне, региону, стране и т. д. (москвичи и петербуржцы, «деревенские» (иногда презрительное «деревенщина») и горожане, уральцы, сибиряки, рязанские, вятские и пр. до общенационального «россияне» или – еще шире – европейцы); во времени – осознание себя представителем данной эпохи, поколения (только в истории нашей страны последнего столетия можно выделить такие культурно-поколенческие группы, как «рожденные революцией», «дети войны», шестидесятники, семидесятники, «потерянное поколение», «поколение next»); наконец, по соотнесению себя с неким идеалом («Нет, я не Байрон, я другой…» у М. Ю. Лермонтова и т. п.). В одном человеке обычно присутствуют сразу несколько составляющих идентичности, он может ощущать себя одновременно представителем определенного поколения, национальной, религиозной, профессиональной группы, конкретной семьи (клана) и при этом иметь свой мысленный идеал, образец для подражания, с которым он соотносит себя внутренне. Причем в этом последнем случае его идентичность будет результатом субъективного и свободного выбора, порождением собственной личности максимально, в то время как все остальные элементы содержат в себе, в большей или меньшей степени, некую объективную, не зависящую от него данность. Хотя возможны ситуации, когда человек преодолевает эту объективную данность и сознательно меняет свою идентичность – например, иммигранты разных национальностей из разных стран, считающие себя американцами; люди, сменившие религиозную веру, по каким-то причинам отказавшиеся от своей семьи (сталинское «сын за отца не отвечает») и даже преодолевшие влияние времени и идентифицирующие себя с другим поколением («молодые старики», гении, «опередившие свое время», «родившиеся не вовремя» и т.п.). Кроме того, человека часто идентифицируют, и он сам определяет свою идентичность не в соответствии с объективными обстоятельствами его рождения, а исходя из собственных предпочтений и вкусов, особенностей характера и пр. Об этом свидетельствуют, например, такие устоявшиеся в речи характеристики отдельных личностей, как «русский американец», «русский немец» (имеется в виду не этническая принадлежность, а особый склад характера и образ жизни, которые стереотипно ассоциируются с представителями этих наций); «гражданин мира», космополит – утверждение нежелания ограничивать себя какой-то одной национальной культурой; фраза из песни «не расстанусь с комсомолом – буду вечно молодым», бросающая вызов времени и возрасту, и т. п.

С понятием идентичности тесно связаны такие явления человеческой культуры, как патриотизм и ностальгия. Патриотизм – в изначальном значении любовь к Родине – в более широком смысле предполагает любовь и приверженность к миру, с которым человек идентифицирует себя. В этом смысле можно быть патриотом не только своей страны, но и профессии, малой родины – вообще любого сообщества. При этом чувство патриотизма предполагает не только гордость за достижения, но и чувство причастности к ним, ощущение себя продолжателем славных традиций. В этом смысле патриотизм невозможно вызвать насильно – он рождается именно в результате идентификации человеком себя с данной культурной общностью. Искусственно насаждаемый патриотизм очень часто приводит к нетерпимости, так как предполагает прославление лишь результатов, разумеется, позитивных, и порождает ощущение того, что высшая точка в развитии уже достигнута, но при этом не предполагает участия в процессе этого развития и признания объективно существующих слабостей и недостатков сообщества («Да, и такой, моя Россия, ты всех краев дороже мне», – А. Блок). Крайние же степени ложно понятого патриотизма – нацизм, шовинизм, идеи «избранного народа», «высшей расы», «мирового господства» одной нации или страны над миром и пр.

Ностальгия – тоска по Родине – тоже специфически человеческое чувство, порожденное ситуацией оторванности от «корней», то есть от мира, с которым человек себя идентифицирует. В этом смысле ностальгировать также можно не только по стране, но и, например, по любимому делу, которым по каким-то причинам человек не может заниматься, по прошлому, по друзьям и т. п. Хотя если подходить к словоупотреблению более строго, в данных случаях более уместно слово «тоска», но в обыденной речи красивый термин «ностальгия» употребляется уже достаточно широко и, в общем, не вызывает протеста. Ностальгия пробуждается тогда, когда привычный человеку мир культуры исчезает или разрушается, или же сам человек по каким-то причинам покидает его (например, в случае вынужденной эмиграции). Исчезает культурная среда, с которой человек себя идентифицировал и в которую он был включен. Соответственно, новая среда кажется чуждой, зачастую враждебной, а сам человек ощущает себя беспомощным, непонятым и никому не нужным («Здесь живут чужие господа, И чужая радость и беда. Мы для них чужие навсегда», ‒ А.Н. Вертинский). Подчас к этим негативным ощущениям добавляется чувство выключенности из жизни вообще («мы чужие на этом празднике жизни»; утверждение, которое можно слышать от многих иммигрантов – «мы здесь никто») и представление об уже прожитой жизни и деятельности в мире своей идентичности как о «неправильной», бесполезной, зря потраченной. Психологи и специалисты по миграциям утверждают, что только третье поколение мигрантов можно считать укоренившимся в новой культуре, идентифицирующим себя с ней. Даже второе поколение, уже родившееся в эмиграции, сохраняет самоидентификацию с культурой своих предков, получая ее в семье, от родителей и их эмигрантского окружения. Разумеется, чем старше человек, тем сложнее ему дается инкультурация, то есть вхождение в новую культуру, и тем острее чувство ностальгии, хотя и здесь многое зависит от индивидуального склада, изначальных предпосылок и целей смены культуры.

Как было сказано выше, важной составляющей идентичности человека является осознаваемое им чувство ответственности за происходящее в той группе, с которой он себя идентифицирует. Это предполагает не только гордость за достижения, но и сознание недостатков, и признание необходимости искупления грехов. На этом основаны такие специфически человеческие чувства и понятия, как коллективная ответственность, круговая порука, профессиональная этика (например, врачебная, педагогическая, судебная и пр.), признание за собой вины и необходимости покаяния целой нацией, государством, религиозной конфессией (политика покаяния за преступления фашизма, принятая и последовательно проводимая современной Германией; признание современной Россией факта массовых репрессий различных народов СССР, расстрела польских офицеров в Катыни в 1940 году; публичное признание в 1997 году вины католической церкви в массовом уничтожении протестантов во Франции во время Варфоломеевской ночи и извинения за крестовые походы и деятельность инквизиции в 2000 году папой Иоанном Павлом II). В сословных государствах существовало понятие сословной гордости, в классовых – классовой солидарности. Такие не очень привлекательные для современного общества явления, как кровная месть, клановая вражда (борьба друг с другом мафиозных кланов, преступных группировок) также порождены культурной идентичностью.

Понятие культурной идентичности может иметь отношение не только к отдельному человеку, но и к целому народу. В этом случае речь идет об осознании народом своей ценности, собственного пути развития, целей, возможно даже некоей миссии: образ русского народа-богоносца, евреев – «избранного народа», европейцев или американцев как носителей цивилизации, «истинных арийцев» – представителей высшей расы, религиозных групп, утверждающих абсолютную истинность своей доктрины и развивающих миссионерскую деятельность (христиане, мусульмане), приверженцев определенных политических партий как «спасителей» страны. Немалое значение имеет соотнесенность себя, своей культуры с определенным пространством (понятия «земли обетованной», исторической родины) и временем (звездный час, апогей развития). При этом народ может физически не пребывать в пространстве своей идентичности (как это, например, много веков было с евреями и до сих пор происходит с цыганами), но сохранять историческую память о нем, его актуальность для своей культуры (обязательный праздничный тост евреев периода диаспоры на протяжении многих тысячелетий: «Следующий год – в Иерусалиме!»). То же относится и ко времени: народ (как и человек) может долгие века жить в ожидании высшей точки своего бытия (например, прихода мессии или торжества исторической справедливости), осознавая, что реальное время не совпадает со значимым, но является подготовкой к нему, и тем самым культивировать это важное время в своей идентичности («Через четыре года здесь будет город-сад!» ‒ В.В. Маяковский; «Следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» ‒ Н.С. Хрущев; или «We shall overcome!» – «Мы все преодолеем!» ‒ слова из американской песни времен войны во Вьетнаме).

Культурная идентичность как проблема для каждого человека возникает в ситуации свободы выбора. Когда человек или народ теряет чувство осознания своего «Я», собственного пути развития, своих идеалов, ценностей, целей и стремлений, происходит кризис идентичности, то есть неспособность человека или народа справиться с внешним социокультурным разнообразием, отсутствие жизненной модели, целей и идеалов жизнедеятельности. Проблема идентичности наиболее остро стала осознаваться в последние десятилетия, в связи с процессами глобализации. В условиях формирования мирового культурного пространства возникла угроза утраты некоторыми народами своей идентичности, растворения их внутри более сильных, доминирующих культур. Существуют две модели понимания сути глобализационных процессов. Одна подразумевает развитие единой мировой культуры в соответствии с типом одной из уже существующих сильных культур (среди наиболее вероятных «претендентов» называют европейско-американский, исламский либо китайско-дальневосточный тип). Вторая – формирование новой культуры с учетом всего разнообразия существующих локальных культур. Первый вариант предполагает уничтожение локальных различий и насильственное насаждение определенного типа культуры, что всегда травматично, ведет к серьезным конфликтам, и, как показывает история, малоэффективно. Второй вариант, разумеется, предпочтителен и предполагает сохранение всеми людьми и народами своей культурной идентичности. Хотя, учитывая реалии, это тоже не всегда возможно: история знает примеры физического уничтожения и вымирания целых народов, исчезновения территорий, которые составляли для определенных групп людей основу их идентичности (например, затопление деревень в России в связи со строительством гидроэлектростанций). Тем не менее, это тот идеал, к которому стоит стремиться, так как он подразумевает сохранение многообразных идентичностей и, соответственно, культур, а развитие любого человека и любой культуры возможно только при наличии активного диалога между различными и самостоятельными субъектами.

Диалог в культуре – необходимое условие ее развития, также обусловленное потребностями человека. В переводе термин означает «две мысли» или «два знания», в развернутом толковании – обмен двумя различными знаниями. Для осуществления полноценного диалога необходимо наличие собеседников равноправных (независимых) и обладающих различной информацией. В диалоге не может быть принуждения, иначе не будет свободного обмена знаниями, а лишь трансляция информации от субъекта к объекту. В то же время информация должна быть различной, между участниками не должно быть абсолютного сходства, иначе не произойдет приращения знаний. Непременным условием диалога является также нацеленность его участников на обретение некоей новой истины («в споре рождается истина»), на то, что в результате произойдет не просто обмен информацией, но и возникнет нечто новое, какой-то третий, дополнительный смысл. Иначе общение будет выглядеть как «диалог глухих», когда каждый высказался и остался при своем.

Развитие отдельного человека, так же как и развитие общества происходит, когда есть доступ к новой для него информации и в то же время когда эта информация свободно перерабатывается, усваивается, осмысливается реципиентом (т. е. тем, кто ее воспринимает). Процессы социализации и инкультурации обязательно происходят в условиях диалога – обмена информацией, как вербальной, так и невербальной, с окружающим миром – родителями, друзьями, учителями в реальности; представителями прошлого – через книги, произведения искусства, овладение технологиями; с самим собой – через созерцание мира и размышления (в соответствии с известным изречением древних римлян «Nosce te ipsum» ‒ «Познай себя сам»). В культуре существует понятие внутреннего диалога («Разговор разочарованного со своей душой» ‒ философско-религиозное произведение культуры Древнего Египта; распространенный прием в поэзии – например, в стихотворении С.А. Есенина «Черный человек»), диалога с Богом (молитвы, жития христианских святых, книга Исход, книги пророков в Ветхом Завете, сцена моления о Чаше Иисуса Христа в Гефсиманском саду и «Откровение Иоанна Богослова» в Новом Завете (Библия), история обретения веры пророком Мухаммедом в исламе, сонеты Микеланджело, обращенные к Создателю и пр.), с мировым целым (через медитацию, созерцание в восточных религиях, построение логических умозаключений в европейской философии Нового времени). Иногда у человека возникает потребность в диалоге с потомками или с самим собой спустя время – тогда появляются дневники, мемуары (были особенно популярны в культуре сентиментализма и романтизма, когда жизнь человеческого духа оказалась в центре внимания культуры), жанр письма-послания (эпистолярный) в средневековой христианской литературе (например, «Поучение Владимира Мономаха» или «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона). Диалог как форму познания мира обосновали древнегреческие философы V века до н. э. (софисты, Сократ, Платон). Впоследствии диалог как универсальный способ развития и одновременно постижения бытия, как отдельным человеком, так и человечеством в целом утвердил Г.В.Ф. Гегель в своей знаменитой формуле «тезис – антитезис – синтез». Диалог – распространенный способ подачи материала многими искусствами – музыкой, литературой, театром, танцем, кинематографом. Современные технологии породили феномен виртуального диалога – с незнакомыми собеседниками по всему миру через Интернет-сайты, чаты и форумы. Они практически позволяют общаться на равных, минуя всевозможные преграды и условности, людям, разделенным пространством, социальным и имущественным положением и пр. По принципу диалога строится политическая культура в демократических обществах, где каждый человек может участвовать в управлении, получать информацию о происходящем, выдвигать свои идеи и озвучивать свое отношение. Демократическая культура – культура, нацеленная на диалог, она предполагает изучение общественного мнения, так называемую обратную связь с гражданами (слушателями, читателями, избирателями и т. д.), свободу совести, убеждений и печати. В то же время существуют и монологичные культуры – те, в которых присутствует единая доктрина (идеология) и не предполагается свободного обмена мнениями. В сущности, любая ситуация культурного выбора – это тоже одно из проявлений диалога, даже если человек делает выбор самостоятельно, то есть не просит ни у кого совета. Выбор – это диалог с несколькими вариантами, с предыдущим опытом самого человека и известным ему опытом других – отдельных людей или групп.

Диалог осуществляется и между отдельными культурами, когда они заимствуют друг у друга нечто новое для себя либо, глядя на «другого», сравнивая себя с ним, лучше понимают свои собственные черты и процессы. В последние годы в культурологии стали все чаще использовать термин «полилог», имея в виду обмен информацией не между двумя, а между многими (больше чем два) субъектами. В идеале глобальная культура и должна стать пространством полилога локальных культур.

С древнейших времен наиболее благоприятно культурный диалог развивался через торговлю, посредством взаимовыгодных экономических связей. Соответственно, активнее всегда развивались те народы и страны, которые имели масштабные торговые контакты. И наоборот, натуральное хозяйство, при котором все необходимое производится внутри одной культуры и нет условий для развития торговли, могло приводить к кратковременным взлетам, но затем всегда выливалось в длительный период стагнации (раннее средневековье в Европе, удельная система Древней Руси, советская культура за «железным занавесом», средневековый Китай, отгородившийся стеной от остального мира и т. п.). Не случайно выход к морям осознавался Петром I как необходимый прорыв в развитии не только экономики России, но и всей российской культуры, что и доказала последующая история.

Свобода, непринужденность как необходимое условие культурного диалога (полилога) предполагает признание за каждым участником (человеком, группой, народом и т. п.) права на самостоятельность и самоценность. Поэтому, например, война, колонизация не способствуют развитию диалога культур, хотя в данном случае разные культуры тоже вступают между собой в тесный контакт. Даже если на какое-то время под давлением силы представители побежденной культуры усвоят некоторые принципы и формы культуры-победителя, это будет поверхностное, конъюнктурное усвоение, и все заимствования будут немедленно отброшены, как только изменится соотношение сил. Ситуация войны скорее наоборот стимулирует закрытость культур-участниц как защитную реакцию, подъем патриотических настроений и отторжение от всего, что связано с культурой-агрессором (отказ от употребления французского языка в аристократических салонах Петербурга во время войны с Наполеоном, погромы и антинемецкие акции в России времен первой мировой войны вплоть до переименования Санкт-Петербурга в Петроград, возврат к синтоизму как исконно японской религии и отвержение буддизма как проявления китайского влияния в Японии периода революции Мэйдзи и т. д.).

С древнейших времен в культуре существовало две противоположные тенденции отношения к различиям: восприятие носителя другой культуры как чуждого, враждебного, нацеленность на сохранение собственной идентичности с одной стороны; стремление к преодолению мелких различий и созданию надплеменных (союзы племен, государства), надэтнических, наднациональных (христианский мир, исламский мир, империи, Евросоюз) и пр. общностей – с другой. С ходом истории, совершенствованием средств массовой коммуникации и информации, расширением знаний человека о мире первая тенденция постепенно преодолевалась в пользу второй. Сейчас важной составляющей цивилизованности считается толерантность – уважительное отношение к «другому», признание ценности различий. В то же время реальная практика современной культуры демонстрирует живучесть первой тенденции и чрезвычайную сложность осуществления культурного полилога. Пример тому – многочисленные конфликты на религиозной, национальной, классовой почве в наши дни (протесты против исламизации и «африканизации» Европы, лозунги типа «Россия для русских!», «Чехия для чехов!» или «Чемодан, вокзал, Россия!» в некоторых национальных автономиях и бывших республиках СССР; расцвет деятельности террористических организаций всех видов), а также высказывания лидеров некоторых европейских государств о кризисе и даже неуспешности политики мультикультурализма (мирного сосуществования различных культур в рамках одной государственной системы, соблюдения интересов всех культурных сообществ). Серьезное беспокойство вызывает и проблема сохранения малых народов, их культур, поставленных ритмом и материальными условиями современной жизни на грань исчезновения. Их диалог с культурами-гегемонами трудно назвать диалогом в полном смысле слова из-за неравенства сил. Даже толерантное отношение представителей «большой» культуры к носителям малого народа не способно переломить привлекательность этой «большой» культуры в современных условиях, в то время как достижения культуры «малой» для «большого брата» представляют интерес лишь в качестве музейных экспонатов, источников вдохновения для поклонников этно-стиля в искусстве и объектов изучения для ученых-этнографов. В связи с этим предпринимаются попытки стимулировать сохранение представителями малого народа своей культурной идентичности и через это себя как целостного культурного субъекта, хотя и в неизбежно трансформированном виде (создание национально-культурных автономий, этнографических музеев и экскурсионных программ, центров народных промыслов и ремесел, школ с изучением национального языка, фондов поддержки нацменьшинств, фестивалей этнической аутентичной культуры и современного искусства в этностиле и т. п.).

В связи со всем вышесказанным важной отраслью современной культурологии является проблема осуществления межкультурных коммуникаций, так как, какие бы конфликты не происходили, возврат к ситуации замкнутых, локальных, не связанных друг с другом культур сейчас маловероятен. Существует несколько вариантов отношений человека с другой культурой. Это может быть полное неприятие, которое подразумевает либо пассивную враждебность к чужому и гордость за свое («У советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока», ‒ В.В. Маяковский), либо агрессивное отношение к чужому и стремление насаждать свое (идеи мировой революции, всех видов национализма, священной войны с неверными и пр.); пассивное толерантное отношение (признаю право на существование, но не считаю значимым и интересным для себя); активный диалог; отказ от собственной культурной идентичности и принятие чужой. Наиболее сложными эти отношения и выбор между ними оказываются для человека, оказавшегося «на чужой территории», внутри другой культуры. Здесь тоже возможны варианты: ассимиляция, то есть отказ от своей идентичности, сознательное принятие новой для себя культуры, растворение в ней; подчинение основным законам чужой культуры при открытом сохранении и даже культивировании своей идентичности (пример чайнатаунов и других национальных кварталов в крупных городах, еврейских гетто и пр.); внешнее подчинение чужой культуре и тайное сохранение своей идентичности; наконец, открытое неприятие устоев господствующей культуры, борьба с ней за сохранение собственной идентичности и (в крайних случаях) насаждение своей культуры на чужой территории, культурная экспансия (христианство в Римской империи, политика колониализма в Новое время). В каждом отдельном случае человек с необходимостью встает перед определением отношения к другой культуре и выбором своего пути в ней.

Культурная идентичность – это осознание человеком своего места в мире культуры. Однако принадлежность к той или иной культуре определяется и проявляется также в менталитете, который формируется бессознательно, под влиянием всего поля культуры, в процессе социализации и инкультурации. Термин «менталитет», «ментальность» был введен французской исторической школой Анналов[174] в начале XX века. Менталитет (от лат. mens – ум) ‒ система своеобразия психической жизни людей, принадлежащих к конкретной культуре, качественная совокупность особенностей восприятия и оценки ими окружающего мира, обусловленные экономическими, политическими, историческими обстоятельствами развития данной конкретной общности и проявляющиеся в своеобычной поведенческой активности. Менталитет складывается посредством социализации больших человеческих сообществ, объединенных общностью социального положения, национального единства, фактом территориальной концентрации[175]. Менталитет может превращаться в серьезную проблему на стыке культур, а также на крутых социокультурных переломах, в тех случаях, когда социокультурное противоречие, нарушение социокультурного закона носит столь глубокий характер, что требует для своего преодоления сдвигов в менталитете[176]. Ментальность – это не столько ratio, сколько чувства, эмоции – то, как человек воспринимает мир. Менталитет является коллективным понятием, то есть он обусловлен культурой и обществом. В последнее время все чаще признается необходимость учитывать менталитет народа при проведении реформ, разработке мер вхождения иммигрантов в новый для них культурный мир. Существует мнение о том, что модернизация в России невозможна или возможна лишь насильственными методами из-за специфики менталитета. В то же время менталитет – не приговор, и история знает случаи, когда из-за серьезных внешних изменений менялся менталитет определенных групп людей (кризис античной культуры и формирование христианского менталитета на территории Римской империи в начале нашей эры; новая плеяда «русских европейцев», «птенцов гнезда Петрова» при Петре I в России или поколение «непоротых дворян», по выражению Ю.М. Лотмана, выросшее после указов Екатерины II «о вольности дворянства» и подарившее России героев войны 1812 года, «золотой век» русской культуры и декабристов).

Осознание человеком своей особой сущности, осмысление им своего места в мире происходило в несколько этапов. Сначала человек не выделял себя из природы, представляя мир и себя в нем единым целым. Для этого этапа характерны тотемизм – вера в родство человека с животными и растениями, и анимизм – одушевление всех сил природы. Эти представления сохраняются в некоторых родоплеменных культурах, а также восточных верованиях (даосизм, синтоизм, тантризм) и на современном этапе. Следующим шагом стало отделение живого от неживого. Третьим – осознание человеком своего отличия от животных. Это отличие выразилось в христианском понимании души (образа Божьего). Здесь же появилось противопоставление биологического (греховного) и духовного (божественного) в человеке, которое осмыслялось как конфликт. Дуализм в понимании человека (материя/дух) был унаследован также наукой и философией Нового времени. Во второй половине XIX века была осознана необходимость преодолеть пропасть между природным и духовным началом в человеке, в результате чего появились концепции Ч. Дарвина (человек – результат эволюции природных форм и организмов) и З. Фрейда (главное в человеке – бессознательное, роднящее его с миром дикой, стихийной природы, а сознание, разум – незначительная часть его целостного мира, сформированная культурой и способная управлять человеком лишь в условиях внешней стабильности, но не в сложных кризисных обстоятельствах), в которых устанавливалась генетическая связь человека с биологическими процессами. В наши дни поиск гармонии между духовным и природным как в самом человеке, так и в его отношениях с внешним миром продолжается. Бурное развитие цивилизации породило обратное движение – «назад к природе!», провозглашенное еще античными стоиками и эпикурейцами, затем обоснованное французским просветителем Ж.-Ж. Руссо в XVIII веке, а сейчас нашедшее свое воплощение в самых разных формах: от борьбы за экологию представителей партии «зеленых» до более радикальных проявлений в субкультурах хиппи или фурри (людей, отождествляющих себя с тем или иным животным), а также сектантских и «целительских» учениях («Звенящие кедры», доктрина Порфирия Иванова и т. п.)

Важное место в подсистеме «культура – человек» занимает проблема индивидуации – утверждение и развитие самостоятельности отдельной личности. В человеке принято выделять три составляющих, из которых складывается его целостный и неповторимый облик: индивид, личность, индивидуальность.

Индивид – это биологический человек. Природа создает необходимые предпосылки для индивидуации в биологической структуре индивида (телесные, нейродинамические, психологические, способности, склонности, патологии и пр.). Понятие индивида не предполагает исторического развития.

Личность – социальное начало в человеке. Общество создает условия для широкого развития биологических задатков человека либо препятствует ему. Личность представляет собой результат взаимодействия человека с обществом, выражающийся как в воздействии общественных условий на человека, так и человека на общество, в котором он живет. Понятие личности всегда предполагает определенную степень активности человека, ставит проблему выбора и социальной ответственности. В отличие от индивида личность – исторический феномен. Существует точка зрения, что личность формируется с началом человеческой истории, то есть уже в первобытном обществе. Однако более распространен взгляд, что впервые модели личностного сознания, поведения, творчества были реализованы в античной культуре. Христианство признало личностью каждого человека, а Возрождение провозгласило ценность личности как фундаментальную. Буржуазные отношения, основанные на свободной активности индивида, окончательно утвердили в западной культуре веру в возможность созидания личностью самой себя (selfmademan) и её воздействия на окружающий мир (роль личности в истории). Согласно этой концепции личность в полной мере осознает себя, свою ценность именно с началом эпохи Нового времени, причем только в Западной Европе. Распространено также выражение «сильная личность», под которым обычно подразумевается человек, способный отстаивать свои интересы, стойко переносить неудачи и всегда переламывать обстоятельства в свою пользу (не сгибаться под гнетом обстоятельств) – то есть человек, являющийся творцом своей биографии и меняющий мир «под себя» (кредо сильной личности выразил А.В. Макаревич в одной из своих песен: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, Пусть лучше он прогнется под нас»).

Для развития личности необходимы два условия: осознание человеком себя как личности и понимание особенностей и ценности отдельной личности обществом. Невозможно сказать однозначно, какое из этих условий является первичным и возникает раньше – они выявляются одновременно в результате требований времени, определенной историко-культурной ситуации.

Наконец, индивидуальность – результат сложного и не всегда предсказуемого скрещивания факторов природных и культурных, который делает каждого человека уникальным. Впервые в истории философии проблема ценности индивидуальности была поставлена Ф. Шлейермахером, а в широком культурном контексте обнаружена и развита романтиками начала XIX века. Романтизм провозгласил исключительную ценность духовной жизни человека и безграничность возможностей самоутверждения не только благодаря, но и вопреки обществу, вне общества, в сфере исключительно духовной культуры. Индивидуальность, как и личность, предполагает активность своего проявления, но в отличие от личности, которая реализует себя прежде всего вовне, обращаясь к обществу напрямую, индивидуальность предполагает наличие внутренней активности и воздействие на мир самим фактом своего существования.

Все три начала соединяются в одном человеке в сложный комплекс, и отделить их друг от друга практически невозможно. Однако вероятно, что какое-то из них окажется в человеке преобладающим, довлеющим над остальными. В то же время, в том или ином обществе в те или иные моменты истории могут быть востребованы люди с более ярко проявленными свойствами индивида, личности либо индивидуальности.

Осознание ценности личности и индивидуальности возможно лишь в либеральных обществах, где признаются права человека, разрешается свобода его самопроявлений. Условия для формирования таких обществ сложились в культурах с преобладанием ремесленного, а затем промышленного, товарно-денежного типа хозяйства. В этом случае благосостояние человека, его успех или неуспех в большей степени зависят от него самого, его личностных качеств (трудолюбие, знания и умения, сила воли и пр.). Предпосылки таких обществ имелись в античной культуре, в ряде стран Европы эпохи Возрождения, а в своем полноценном виде они сложились в эпоху Нового времени в Западной Европе и Северной Америке, и их ценности сохранили свое значение до наших дней. Для этих культур характерно понятие «юридический человек», то есть человек как субъект права, человек, обладающий определенными правами, в том числе правом активно участвовать в жизни общества и государства, влиять на жизнь в настоящем и будущем. Важной вехой в утверждении прав человека и осознании человеком этих прав стали буржуазные революции в Европе и принятие Хабеас корпус в Англии (1679 г.), Декларации независимости Америки (1775 г.), Декларации прав человека и гражданина во Франции (1789г.). В основе этих документов лежит признание людей равноправными от рождения (от природы), обладающими неотъемлемыми гарантиями со стороны государства, такими как право на жизнь, право на свободу личности, слова и убеждений, право на сопротивление угнетению и т. п. Постепенно осознавалась ценность человеческой жизни, выделялись в особую группу права ребенка, права женщин. В XIX веке сформировалось профсоюзное движение, отстаивавшее права рабочих. Утверждения ценности личности любого человека вне зависимости от его пола, возраста, происхождения, рода занятий и т.п. имели в своей основе философия Просвещения в XVIII веке, концепции социалистов и коммунистов в XIX.

Важность вклада отдельного человека в жизнь общества и государства, а потому и признание за человеком определенных прав и свобод характерны для либерального общества еще и потому, что оно предполагает динамизм, движение по пути прогресса, а также уверенность в силах и разуме человека, в его способности преобразовать мир наилучшим образом, усовершенствовать природу (в том числе свою собственную) и общество. Западная культура Нового и Новейшего времени исходит из идеи антропоцентризма, зародившейся в античной культуре и получившей философское и религиозное обоснование в культуре христианской. В этой культуре человек противопоставляет себя всему остальному миру как разумное существо, «образ Божий», творец, в то время как этот остальной мир, природа понимаются как нечто неживое, инертное, неразумное, как некий материал, нуждающийся в осмыслении и обработке. Господство человека над всем сотворенным Богом миром утверждает Библия: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Бытие, гл. 1, ст. 26). Впоследствии эта точка зрения нашла продолжение в светской культуре, в высказываниях типа «природа – это не храм, а мастерская, и человек в ней – работник» («Отцы и дети» И.С. Тургенева), «мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача» (И.В. Мичурин), идеях XVIII века о создании «нового человека» с чистого листа (ребенок как tabula rasa – чистая доска, на которой воспитатели могут «написать» все, что угодно) и даже выведения искусственным путем при помощи научных знаний абсолютно нового совершенного человека – гомункула («Фауст» И.В. Гете). В результате таких оптимистических взглядов на человека вырабатывается уважение к личности, прославление человека-творца. Однако обратной стороной становится господство сильной личности над миром, высокомерие человека, нарушение гармонии между отдельным человеком и обществом, природой, что ведет к конфликтам и, как следствие, к разочарованию человека в своих возможностях либо к созданию неких творений, несовместимых с реалиями жизни, вредных для нее. Особенно остро эта обратная сторона возвеличивания личности, ее творческих способностей была осознана в XX веке, хотя отдельные гениальные прозрения были сделаны и ранее («Франкенштейн или Новый Прометей» М. Шелли). XX век, столкнувшись напрямую с некоторыми проявлениями гегемонии человека в мире, поставил вопрос об ответственности ученого за свои открытия и изобретения, создал целую плеяду художественных произведений о роковых последствиях свободных проявлений человеческого гения («Собачье сердце» и «Роковые яйца» М.А. Булгакова, научно-фантастические произведения о восстании роботов против человека, звездных войнах и т. п.).

Своеобразной реакцией на утверждение свободы личности стало появление в XX веке тоталитарных режимов. Они выявили с одной стороны неспособность и неготовность большинства людей к свободе, всегда сопряженной с ответственностью за свою жизнь и жизнь общества в целом, желание избавиться от свободы, передоверить ее кому-либо («Сталин думает за нас!»). С другой стороны, авторитарная и тоталитарная культуры во все времена порождали упоение отдельных личностей властью, безграничной свободой, высокомерную уверенность в своей способности управлять массами и трансформировать жизнь в соответствии со своими желаниями, а, следовательно, и принижение всех остальных личностей, отказ считать других людей личностями, заслуживающими внимания (высказывания российского императора Павла I: «В России велик лишь тот, с кем я говорю, и до тех пор, пока я с ним говорю»; короля Франции Людовика XIV: «Государство – это я!»). В частной жизни чрезмерное возвеличивание собственной личности проявляется в таких качествах человека, как эгоизм и эгоцентризм.

Опасность свободного, бесконтрольного проявления индивидуального начала в человеке осознали уже философы XVII–XVIII веков. Т. Гоббс писал о необходимости жестко ограничить индивидуалистические стремления людей при помощи сильной централизованной власти, иначе неизбежно уничтожение людьми друг друга, «война всех против всех». И. Кант сформулировал свой знаменитый «категорический императив»: «Поступай только так, чтобы максима твоей воли могла стать принципом всеобщего законодательства», то есть, отстаивая свои права, не забывай, что другой человек обладает такими же (смысл высказывания согласуется с «золотым правилом нравственности»: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой»).

Опасность утверждения равных прав всех без исключения людей обосновал также испанский мыслитель Х. Ортега-и-Гассет в своей работе «Восстание масс» (1929). По его мнению, право, данное от рождения, вне зависимости от заслуг, право, которое не надо завоевывать и доказывать, породило своего рода иждивенцев от культуры, людей массы, которые не предпринимают никаких усилий для собственного совершенствования, развития, но знают, что имеют равные права с духовной элитой, и требуют себе этих прав. То есть они считают себя полноценными личностями, являясь, по сути, не более чем индивидами, не понимают разницы между этими понятиями. Если их права ущемляются, они способны на восстание, завоевание этих прав силой, так как представляют собой большинство, и единственный путь получения благ, который доступен для них, – это насилие, отъем у тех, кто этими правами и благами обладает. Опасность чрезмерного возвеличивания человека вообще, любого человека Ортега-и-Гассет видел и в том, что культурная элита, исповедующая эти либеральные взгляды, вынуждена идти на поводу у массы, среднего человека, опуская до его уровня свои идеи. Тем самым, по его мнению, происходит деградация науки, искусства, религии, философии и пр., а как следствие и культуры в целом.

Постановка отдельной личности в центр культуры породила в науке еще одно выражение – я-сознание. Смысл этого термина очевиден: Я, то есть отдельная личность, в данной культуре первична, занимает главенствующее положение, определяет цель и задачи развития этой культуры, активно влияет на все процессы. Противоположным является понятие мы-сознания. Оно характерно для традиционных культур, в которых преобладают интересы коллектива, а отдельный человек является лишь его частью, не мыслит себя вне коллектива, не имеет отдельных прав и свобод и действительно не может выжить вне коллектива, не подчиняясь его законам. Это преимущественно культуры с преобладанием аграрного типа хозяйства, в котором успех деятельности человека зависит от внешних факторов – прежде всего, природных условий и совместных усилий. Многие исследователи считают, что для таких обществ вообще не характерно понятие личности, так как роль отдельного человека в жизни этого общества минимальна, а потому его ценность не признается обществом и не осознается отдельными индивидами. Тип человека, сформированного таким обществом, принято называть сервильным (лат. servus – раб), то есть рабским, не имеющим свободы и не стремящимся к ней. Причем положение человека в обществе, уровень его благосостояния и прочие внешние факторы не имеют значения. Так, даже правитель в таком обществе не может считаться независимой личностью, так как вынужден подчиняться традициям, обычаям, воле Бога или богов и т. п. и, в сущности, действует не от себя, а повинуясь неким надличностным принципам и законам. В таких культурах отдельный человек признается слабым, заблуждающимся, нуждающимся в помощи. Идеалом жизни считается стабильность, равномерное движение по кругу, без существенных изменений. Целью такой культуры является не развитие, а сохранение существующих порядков и традиций. Благо общества в целом является и благом каждого отдельного человека, поэтому человеку вменяется в обязанность поддерживать существующий порядок, не нарушать его своими нововведениями, которые принимаются и приживаются в этом обществе очень медленно и трудно. В традиционном обществе каждый человек – это, прежде всего, часть целого, а не отдельная единица.

Это не значит, однако, что в обществах, где преобладает мы-сознание, невозможно появление ярких индивидуальностей. Поскольку индивидуальное начало не связано напрямую с ролью в обществе, а характеризует особенности конкретного человека, оно вполне может проявиться в любой культуре. Традиционные общества дают нам примеры множества интересных, уникальных людей – мыслителей, художников, религиозных деятелей, наконец, просто оригиналов. Другое дело, что традиционное общество не утверждает напрямую ценность непохожести, оригинальности, чаще оно пытается побороть эти качества или, по крайней мере, минимизировать их влияние на жизнь общества. Однако индивидуальность зачастую как раз и развивается не благодаря, а вопреки внешним условиям, и, отстраняясь от прямого участия в общественной жизни, сохраняет себя как некую данность, потенциальную альтернативу, возможно, для следующих поколений. И наоборот, может случиться так, что в обществе с преобладанием я-сознания, где ценность личности признана всеми, а сама она активно участвует в жизни общества, у нее не хватает досуга и сосредоточения на себе самой для культивирования оригинальных, уникальных черт. Ярким примером осознания ценности личности и при этом настороженного и даже враждебного отношения к индивидуальности является буржуазная культура XIX века. Культ индивидуальности, присущий современной западной культуре, породил у многих стремление стать оригинальными во что бы то ни стало, но привел, как и любое следование моде, лишь к имитации оригинальности, то есть к подражанию, что является ее полной противоположностью. Яркий пример разницы между оригинальностью подлинной и мнимой представлен в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» в образах Печорина (истинная индивидуальность) и Грушницкого (индивидуальность подражательная, а фактически штамп, имеющий внешние атрибуты оригинала-романтика, но лишенный внутреннего своеобразия).

Проблема индивидуальности в разных культурах ярко иллюстрируется на примере принципов творчества. Творчество – уникальная способность человека на основе известных ему материалов, закономерностей и образов создавать нечто новое. Способность творить как специфически человеческую подчеркивали мыслители античности и христианства. Гуманисты эпохи Возрождения именно в творческой способности человека видели сходство его с Богом, так как Бог – в первую очередь творец. Бог создал «первую» природу, то есть мир, а человек творит «вторую» природу, то есть культуру. В дальнейшем эта идея укоренилась в Западной культуре. «Второе дыхание» она обрела благодаря философии и эстетике романтизма в начале XIX века. Романтики считали творческое начало в человеке признаком его полноценности, при этом сам творец обязательно должен быть яркой индивидуальностью, человеком, мыслящим не шаблонно, не так, как все, иначе он не может продуцировать новое. В XX веке идея творения нового новыми людьми, стремление творческой элиты дистанцироваться от масс, выбиваться из ряда достигла апогея. «Мыслить нестандартно» в устах современного человека западной культуры – безусловный комплимент и почти обязанность. Оригинальные решения требуются везде – от создания произведений искусства до руководства бизнесом. Творческий человек в западной культуре противопоставляется «нетворческому», то есть человеку массы (Х. Ортега-и-Гассет), филистеру (романтики), «одномерному человеку» (Г. Маркузе) – человеку, лишенному оригинальности, не имеющему своего мнения, косному, инертному, боящемуся всего нового, озабоченному только своими узко-материальными проблемами, не имеющему духовных потребностей. Понятие же творческого человека является синонимом яркой индивидуальности.

В то же время в традиционных культурах творчество не является абсолютной ценностью, так как создание нового нарушает привычную стабильность, разрушает гармонию, царящую в мире. Традиция предполагает циклическое движение культуры, то есть повторение раз и навсегда заданных действий, верность принятым нормам и правилам, сохранение актуальности прежних идей. Творить в данном контексте – значит повторять прежнее, создавать новое на основе старого, проверенного опытом многих поколений, тем самым каждый раз актуализировать прошлое в настоящем. Поэтому для творчества необходимы не свободный полет фантазии, а тщательное изучение образцов, стремление проникнуться их духом и идеями мастера, когда-то создавшего эти образцы. Истинным творцом в традиционных культурах считается Бог, природа, Абсолют или какое-то другое высшее по отношению к людям и миру начало. В отличие от современной западной культуры, которая считает, что мир несовершенен, и миссия человека – «доработать» его, культуры традиционные исходят из постулата, что несовершенен человек, поэтому он не может обладать самостоятельностью творца, а мир в целом гармоничен, в нем есть все, что нужно, он не требует доработки. Отсюда понимание человеческой деятельности не как добавления в мир чего-то нового, а как постижения того, что в мире уже есть. Через копирование, воссоздание ритуалов, повторение изречений и т.п. человек приобщается к мудрости мира и находит свое место в нем.

Ярким примером различий в отношении к творчеству и, следовательно, к индивидуальности в различных культурах может служить искусство как сфера человеческого самопроявления. Для западного искусства характерен поиск новых путей, разнообразие стилей и направлений, которое усиливалось с развитием истории. XX век продекларировал отказ от каких бы то ни было общих принципов (стилистических, тематических), заявив, что «стиль – это человек», и тем самым утвердив абсолютную свободу самовыражения для художника. Идея о том, что художник творит не только самостоятельные произведения, но и свой мир, по особым законам и в соответствии со своей собственной моралью были выдвинуты романтиками и развиты защитниками идеи «чистого искусства» на рубеже XIX–XX веков. О. Уайльд высказываниями о независимости художника от любых мнений и идей и даже от законов общества окончательно утвердил право творцов на безграничное самовыражение. В понятие художественного творчества стали включать и общественную деятельность в защиту идей свободы, создание вокруг себя и своего творчества специфической атмосферы, превращение презентаций своих творений в масштабные художественные акции, выход за пределы узкопрофессионального, камерного пространства галереи, концертного зала, театральной сцены и т.п. на широкие просторы улиц и площадей, телевидения, рекламы, Интернета. Безусловной ценностью западной культуры является личность создателя, подтверждением чему служит, в том числе, неприкосновенность авторского права, закрепленная в законодательствах западных стран, и активные попытки самих художников отстаивать это право там, где оно нарушается. Даже после смерти автора он остается как бы хозяином своих произведений, доходы с которых, как и любые другие, наследуются. Дань уважения автору и признание его авторства проявляется также в присущей западному сообществу этике цитирования – обязательной ссылке на автора при использовании его идей, слов, образов. Хотя современная культура с развитием средств копирования и транслирования информации среди огромного количества людей вносит коррективы в отношение к создателю. Представители структурализма еще в 1960-е годы заявили о «смерти автора» и о том, что само огромное поле информации управляет человеком созидающим, так что в современном мире способность творить нечто новое утрачивается, а ей на смену приходит способность лишь перетолковывать и перегруппировывать старое, доказательством чему служит появление огромного количества вторичных произведений (пэчворк и коллаж в изобразительном искусстве, римейк и всевозможные «продолжения» в искусствах аудиовизуальных, цитатность в литературе, эклектика в архитектуре и пр.). Творение новых смыслов заменяется игрой с уже существующими смыслами. В этой ситуации уследить за соблюдением этики цитирования и авторских прав почти невозможно. Точно так же невозможно утверждать абсолютную независимость и самостоятельность творца. Сами возвышенные слова «творение», «произведение», подчеркивающие новизну, заменяются нейтральными «проект», «арт-объект», «акция» и пр., в которых есть указание на некую деятельность по их созданию и восприятию, но нет ничего, говорящего об их принципиальной оригинальности.

Тем не менее, идея того, что искусство обязательно должно быть оригинальным, а его создатель – конкретный человек, нестандартно мыслящий художник, который царит над обыденностью и видит необычное в привычном, в западной культуре жива по сей день. Иные принципы заложены в искусстве традиционных обществ. Здесь творцом, истинным автором является высшее начало. Художник же – лишь инструмент творца, транслятор его идей. Поэтому искусство в таких культурах всегда овеяно неким ореолом святости, приближено к религиозной деятельности, обставлено различными ритуалами, не выполнив которые, невозможно приступить к работе. От художника требуется не только овладение необходимыми ремесленными навыками, но и чистота помыслов, глубокая вера, ведение определенного образа жизни. Не человек выбирает профессию художника, но высшая сила избирает его для этой цели. И сам человек не считает себя автором созданного им произведения, а лишь слугой этих высших сил, осмысляя свое дело не как профессию или тем более развлечение, а как служение, порой мучительное, требующее жертв с его стороны. Если в западном понимании человек свободен, а художник – абсолютное выражение этой свободы, то в традиционном человек подчинен и послушен, а художник демонстрирует наивысшую степень покорности. Если для либеральных обществ искусство – это полет фантазии в поисках нового, то для традиционных – копирование, следование образцам, точное воспроизведение старого. Можно сказать, что художник в этих культурах одновременно значит гораздо больше и гораздо меньше, чем в культурах либеральных.

Искусство большинства традиционных культур существует анонимно, без указания автора, но в то же время большой художник часто воспринимается современниками и последователями как пророк. Так трактуется, например, создание священных книг многих религий. Авторы Библии нам неизвестны или известны лишь по именам, но и эти имена не создателей, а пророков, которые подчеркивали, что возвещают истину, не придуманную ими, а услышанную свыше. Подлинным автором Библии является Бог, потому она и называется Священным Писанием. Мухаммед прямо говорит о том, что увидел строки Небесного Корана, созданного Аллахом и хранящегося под престолом Аллаха на небе, и затем наизусть пересказал эти строки людям. Так что земной Коран – лишь список небесного – истинного, а Мухаммед – пророк, но отнюдь не автор. Большинство создателей христианской религиозной живописи и архитектуры были монахами и рассматривали свою художественную деятельность как часть монашеского послушания. Древнегреческие поэты, начиная с Гомера, приступая к созданию своих произведений, обращались за помощью к соответствующим богам. Авторы даосских и некоторых буддийских текстов предпочитали не излагать свои идеи напрямую, так как мудрость невыразима в понятиях и простых формулах, и никому не под силу рассказать о ней. Они лишь описывали некие события, примеры из жизни, то есть использовали форму притчи, представляя читателю или слушателю самому делать выводы. Наконец, некоторые культуры вообще отказывают человеку в праве не только творить новые образы, но и копировать те, что созданы Богом, так как это означает чрезмерную гордыню и ложь – никогда изображенный человек или животное не сравняются с настоящими, следовательно, акт их создания нельзя назвать творением. Таковы, например, каноны иудаизма и ислама, где отсутствуют изображения реальной жизни и живых существ, зато получили развитие орнамент и каллиграфия. Фольклор, то есть народное искусство, также лишен авторского начала, что и подчеркивается в термине: здесь творцом выступает весь народ, а отдельные его представители лишь воспроизводят традицию. Народное творчество формировалось под влиянием и в лоне языческих верований, являлось частью ритуалов. Сейчас, когда языческие прообразы и смыслы многими забыты, фольклор остается выражением коллективного начала и народного самосознания, которое проявляется через конкретных мастеров.

Проявлением индивидуальности человека является также творчество, направленное на созидание своего внешнего облика, так как человек посылает миру информацию не только в виде созданных им и отделившихся от него предметов, явлений, идей, но и сам по себе является носителем некой идеи. Внешний облик человека, творимый сознательно или бессознательно, представляет собой информацию о нем самом и о культуре, в которой он существует. Чем менее свободен человек, тем более его внешний облик будет выражать идеи сообщества, к которому он принадлежит и с которым себя идентифицирует. В родоплеменных культурах все атрибуты внешнего облика человека (прическа, украшения, одежда, татуировки) определялись его местом в обществе, играли роль своеобразного паспорта. В высокой степени эта обусловленность сохраняется в обществах, где преобладает мы-сознание. Здесь человек выбирает жизненный путь, определенную социальную роль, и эти обстоятельства жестко диктуют ему особенности его внешнего облика. То есть, принимая условия жизни в конкретном сообществе, он тем самым соглашается и на принятый в нем способ самовыражения, становится «типичным представителем» данного сообщества. В обществах либеральных внешний облик человека в большей степени зависит от его собственных желаний, то есть от индивидуальности. Именно такие культурные условия породили понятие имиджа – сознательно создаваемого образа человека, включающего внешний облик (одежда, прическа, украшения и пр.), а также манеру поведения, речи, вкусы и предпочтения. Часто понятие имиджа сопрягают с понятием стильного облика, наличие имиджа предполагает наличие собственного стиля. В культурах с установкой на мы-сознание наличие собственного стиля во внешнем облике воспринимается негативно и даже враждебно (пример тому – появление в советской культуре слова «стиляга» с ярко отрицательной окраской). Предшественниками современных «стильных личностей» были петиметры и прециозницы европейских салонов XVII–XVIII веков, а также денди эпохи романтизма и неоромантизма. Именно они установили важность внешнего облика человека для выражения его вкусов и предпочтений, его особенной творческой натуры, принадлежности к элите. Денди поставили сотворени