2015-04-06
180
12 февраля 1934 г.
Поехал утром к Хакселю и заявил ему протест по поводу интервью нач. генштаба генерала Эш о «таинственных аэропланах». Интервью появилось в газетах от 8 февраля52. Хак-сель сейчас же признал, что Эш выразился «неосторожно» и что так говорить не следовало бы. Я ответил, что эту «неосторожность» нужно по крайней мере исправить прн помощи де-ментн. Xаксель обещал 53.
Я сказал Хакселю, что вопрос о расчистке границы (в последнем варианте, намеченном в нашем разговоре) ** обсуждается теперь в Москве и, как только обсуждение это закончится, наш ответ будет дан непосредственно Ирье-Коски-нену ***.
Я спросил у Хакселя, когда он намерен осуществить обещание, данное мне премьер-министром Кивимяки относительно выступления по вопросу о советско-финских отношениях****. Я понял премьер-министра в том смысле, что это
* См. док. > 49.
** См. док. M 31.
*** См. док. M 216.
**** Сы. док Л°43.
выступление состоится в сейме. Xаксель ответил, что действи* тельно решение правительства в этом смысле имеется и ему поручено его осуществить. Это, однако, произойдет не в форме выступления в сейме. Правительство боится, что такое выступление в сейме развязало бы языки и прения нельзя было бы остановить. Правительство теперь занято обсуждением нового законопроекта, дающего возможность по его требованию прекращать прения в сейме по какому-нибудь вопросу. Он, Хаксель, намерен был выступить на большом политическом собрании, которое должно было состояться на днях в Таммерфорсе. Однако по некоторым причинам это собрание отложено, и он сможет выступить лишь через несколько недель *.
Последнее замечание Хакселя меня взорвало своим откровенным саботажем. Я ответил буквально следующее: время Ваших выступлений зависит, конечно, от Вас. Не взыщите, однако, если дела и разговоры, которые Вас интересуют, будут также отложены на несколько недель, а может быть, и на более поздний срок. Затем я поднялся, чтобы уйти. Хаксель задержал меня и сказал, что это вовсе не является его окончательным мнением, что он еще подумает и, может быть, придумает какую-нибудь другую форму, которая даст ему возможность выступить быстрее.
Полпред СССР в Финляндии Б. Штейн
Печат. по арх.
53. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Министром Иностранных Дел Польши Беком
13, 14 и 15 февраля 1934 г.
Беседа 13 февраля. Беседа с Беком велась с глазу на глаз. Я предложил Беку изложить свои взгляды на общее международное положение, иа существующие моменты опасности и возможные вытекающие нз этого для наших обеих стран общие задачи. Бек начал было говорить абстрактно, философски и весьма туманно, н мне приходилось все время приближать его к более конкретным темам. По мнению Бека, опасности существующего положения состоят в том, что ранее существовавшая организация для разрешения международных вопросов — Лига наций обнаружила свою слабость, попытки найти новые методы разрешения вопросов, как, например, «пакт четырех» или создание директории**, оказались
* См. газ. «Известия», 13 февраля 1934 г. ** См. «Сборник док\^ментов по международной политике..», вып. VI, М., 1934, стр. 3—10.
безуспешными, и отсюда всеобщее метание, иервозиость и озабоченность. Польша видит выход из положения в двусторонних соглашениях, на каковой путь она и встала, заключив соглашение с Германией о неприменении силы и.
Я выразил мнение, что существующая нервозность, которую признает Бек, вызывается не отсутствием инструментов для разрешения вопросов, а наличием реальных опасностей нарушению мира, для предотвращения которых действительно средств не найдено, н не только потому, что их нет, но и потому, что не все их ищут и хотят их найти. Если бы не было опасностей в самом международном положении, то слабость Лиги наций и трудность нахождения ей замены не создавали бы того чувства беспокойства и тревоги, которое мы наблюдаем сейчас. Коснувшись польско-германского соглашения, я попросил Бека сказать мне, какие причины, по его мнению, могли побудить Германию пойти на это соглашение, учитывая, что даже Штреземан, Курциус и Брюнинг* не решались на такое соглашение и что оно совершенно идет вразрез с идеологией Гитлера.
Призадумавшись, Бек указал на следующие три причины:
1) Внутреннее положение Германии. 2) До прихода гитлеровцев политику Германии делали Пруссия и пруссаки, которые придавали преувеличенное значение вопросу о коридоре н Восточной Пруссви. Пруссия сейчас перестала существовать, есть только Германия, с которой легче столковаться. 3) Германия убедилась, что Польша не является маленьким сезонным государством, каковым его раньше считали, и поэтому чувство реальности подсказывает большее внимание к ней.
Я согласился с некоторым значением последней причины. Что же касается остальных двух, то я сказал, что не вижу никаких моментов во внутренней жизни Германии, которые диктовали бы ей необходимость даниого соглашения с Польшей. Наоборот, поскольку Гитлер пришел к власти и собрал свои силы на определенной платформе непризнания польского коридора и реванша, он своим нынешним соглашением становится в противоречие с этой платформой и этим подрывает свой престиж внутри страны, в особенности внутри своей собственной партии. Для лидера отказ от раньше возвещенных принципов означает ущерб, а не пользу. Неправильно также предположение об исчезновении Пруссии. Она могла исчезнуть административно, чего еще также нет, но прусский дух, по-моему, господствует теперь во всей Германии. В смысле идеологии Германия есть теперь сплошная Пруссия. Прусские изре-
* Соответственно бывшие министры иностранных дел и рейхсканцлер Германии.
чения о необходимости найти себе место под солнцем, об избытке населения, которому нужно найти новые территории для колонизации, глорификации военного духа и военных завоеваний находят себе наиболее яркое выражение в учениях гитлеровцев. О стремлениях гитлеровцев мы судим по прежней гитлеровской литературе, а не по тем политическим речам, которые Гитлер теперь произносит, переключаясь на пацифистскую фразеологию. Эти речи вызываются тактическими соображениями. Гитлеровцы так же, как и японцы, убедились, что бряцание саблей и громкие разговоры о необходимости и неизбежности войн и подготовки к ним мобилизовали общественное мнение всего мира против них. Учтя этот урок, гитлеровцы, как и японцы, отнюдь не отказываясь от основных принципов своей внешней политики и от подготовки к претворению этих принципов в жизнь, сочли за благо временно убеждать мир в своем миролюбии. Разница между нынешней Германией и прежней Пруссией лишь та, что раньше Пруссня, упоенная победами, могла говорить лишь о завоевании новых земель, между тем как теперь Германия с суженными границами должна говорить ке только о новых завоеваниях, но и об отвоевании земель, потерянных в мировой войне. У Гитлера, может быть, нет строго установленной очередности этих двух задач, и он не обязательно думает о восстановлении сперва прежних германских границ, чтобы затем перейти к дальнейшему расширению их. Очень может быть, что он попытается сперва захватить новые территории, чтобы, укрепившись на них, отвоевывать старые землн. Но это лишь вопрос тактики —когда, что н где удобнее взять. Поэтому-то польско-германское соглашение вызвало во многих странах значительное беспокойство, ибо в заключении соглашения с Польшей усматривается тактический маневр, который может позволить гитлеровцам обратить пока свои захватнические взоры в другую сторону. При этом обращает внимание отсутствие в соглашении какой-либо статьи о прекращении действия его в случае агрессии Германии, статьи, которую уже привыкли считать неизменной частью всякого пакта о ненападении.
Бек возразил, что он не внднт в настоящее время опасности со стороны Германии или вообще опасности войны в Европе, Ему кажется, что я слишком далеко смотрю вперед. Он имеет в виду менее значительный отрезок времени и судит с точки зрения сегодняшнего дня. Еслн он мог обеспечить себе безопасность на сегодняшний день, то этого ему достаточно. Он знает, что ему приписывают секретное соглашение с Германией о свободе рук для последней в Австрии и других местах (последнее он сказал со смехом, как бы желая высмеять эти предположения, но ничего не сказал в опровержение их).
Соглашение говорит о сохранении в силе существующих договоров, стало быть и пакта Келлога, и Лиги наций *, а потому не было надобности в особой статье на случай агрессин Германии.
Я напомнил Беку, что оговорки о сохранении в силе существующих договоров, в том числе пакта Келлога и Лиги наций, имеются и в других пактах о ненападении, а таже в советско-польском пакте**, и тем не менее в них заключена особая статья о прекращении действия пактов в случае агрессии одной из сторон. Я добавил, что мои рассуждения носят, конечно, общий характер и что, поскольку польско-германское соглашение способствует мирному урегулированию отношений между двумя странами, мы это соглашение приветствуем, хотя, сказал я, смеясь, как бы в шутку, мы могли бы проявить некоторую ревность, ибо, в то время как мы считаем себя инициаторами системы пактов о ненападении, Германия и Польша нас в данном случае опередили, по крайней мере в смысле сроков: Польша заключила пакт с нами на три года, а с Германией — на 10 лет.
Бек явно смутился (единственный раз за все время нашей беседы) и даже заерзал иа стуле и невнятно сказал, что это можно исправить. Более твердо он стал меня заверять в прочном характере курса, взятого Польшей на сближение с нами. По его мнению, соглашение с Германией особенно должно нас в этом убедить. Если раньше наше сближение вызывалось интересами дня н конъюнктурой, то теперь этого нельзя сказать. Он особенно хотел бы подчеркнуть, что наше сближение не есть преходящее явление.
Я поблагодарил Бека за эти заверения и, несколько подумав, сказал, что мне сейчас приходит в голову идея, о которой я раньше не думал. С одной стороны, замечание Бека о возможности исправления неравенства сроков, а с другой — его заверение в длительном характере нашнх отношений позволяет мне поставить вопрос, не следует ли нам дать формальное выражение этой длительности и, не дожидаясь истечения срока советско-польского пакта о ненападении, теперь же продлить его на десять лет.
Бек, подумав, сказал, что он не видит принципиальных препятствий к этому, что он подумает и посоветуется со своим правительством.
Я сказал, что будет очень жаль, если не удастся увенчать этим актом пребывание Бека в Москве.
* См. «Сборник действующих договоров, соглашении и конвенций, заключенных с иностранными гос.'дапствами», вып. VIII, М., 1935, стр. ЗГ—48; т_ XI. док. № 298.
** См. т. XV, док. №300.
Возвращаясь к общему разговору, я сказал, что особенное беспокойство польско-германское соглашение, естественно, вызвало в Балтийских странах и что я надеюсь услышать от г. Бека более убедительные объяснения изменения позиции Польши в вопросе о декларации, чем сообщенные Лукасе-вичем *.
Бек бросил общее замечание о сложности этого вопроса. Есть какие-то общие морские интересы у всех Балтийских стран, в том числе и у Германия, и у Швеции, но что политически что-либо сделать очень трудно: «Es geht nicht» (Не пойдет это дело), Политические условия Балтийских стран неодинаковы, и трудно найти общую формулу для них всех (на этом месте пришлось прервать беседу, так как Бека вызвали в миссию, где ожидался ответный визит т. Молотова).
Беседа продолжалась 14-го. Я наполнил Беку, что беседа оборвалась на вопросе о Прибалтике. Бек тогда заговорил об отрицательной позиции Финляндии. Он полагает, что она определяется не только влиянием Германии, но и Англии. Ему вообще несколько непонятно поведение Англии. Раньше ее дипломатия в Варшаве чрезвычайно интересовалась нами, но как раз за последнее время этого интереса совершенно незаметно. Бек это сказал многозначительно, но для меня осталось непонятно, хотел ли он этим сказать, что английская политика в Прибалтике переключилась из Польши в Финляндию или что Англия уверовала в советско-польскую дружбу. Затем Бек заговорил о поведении Литвы, которая будто бы заявляла, что декларация позволит ей не думать больше об отношениях с Польшей- По сведениям Бека, эту точку зрения будто бы высказывал в Литве и Карский.
Я заявил, что ссылка на Литву, по-моему, плод недоразумений или чьих-то сплетен и интриг. Мы это дело расследовали и не нашли в выступлениях Зауниуса следов тех заявлений, которые ему в Польше приписываются**. Я рассказал Беку, как Литва сама опасалась, как бы Польша не подняла Виленского вопроса *** по случаю декларации, как мы ее успокаивали. Я категорически опроверг приписываемые Карскому заявления, которых он не мог делать уже потому, что мы никогда не поддерживали в Литве ту точку зрения, что Литва ие должна иметь никаких, даже технических, соглашений с Польшей впредь до разрешения Виленского вопроса. Что же касается Финляндии, то мы вполне допускаем, что Англия там очень активна, ибо она, как морская империалистическая держава, ищет точек опоры в Прибалтике, пробует то в одном, то
* См. «Документы и материалы по истерии советско-польеккх зтно-шенкй», т. VI. М-, 1969, стр. 161—163. ** См. док, -Чэ 42. *** См. т. VI, Док..Чэ 138.
в другом месте. Были слухи о каком-то соглашении с Эстонией о создании базы на одном из эстонских островов (Бек подал реплику, что он достаточно хорошо знает политику Эстонии и думает, что такого соглашения не существует). Я высказал свое недоумение по поводу запоздалой ссылки на Финляндию, ибо Лукасевич сообщил мне * о согласии Бека на декларацию, когда отрицательный ответ Финляндии уже был известен.
Бек ответил, что отношение Польши к независимости Прибалтики нам теперь известно, что об этом доведено также до сведения Балтийских государств и что за рамки этого он выходить не намерен. Он снова два раза повторил: «Es geht nicht». Я спросил Бека, не думает ли он, что наше отношение к балтийской проблеме может нантн выражение в нескольких словах, сказанных в нашем совместном коммюнике**, которое мы должны будем выпустить в результате наших бесед.
Когда Бек ответил ка это отрицательно, я ему пояснил, что мы своим предложением о декларации*** преследовали три цели: 1) Учитывая внутреннюю борьбу в Балтийских странах, различные политические течения и ориентации, страх перед германской агрессией, мы хотели этим странам внушить чувство уверенности в себе, укрепить их сопротивляемость указанием на возможную поддержку со стороны более сильных соседей. 2) Мы хотели несколько ослабить нажим Германии на Прибалтику указанием на возможные препятствия, но все это было побочными мотивами. Главным же образом мы руководились желанием подвести некоторую конкретную базу под наши абстрактные разговоры о сотрудничестве по укреплению мира. Сообщения, сделанные нам Раде ком о своих беседах в Польше, позволяли нам рассчитывать на иное отношение к нашему предложению. Но, очевидно, что-то случилось с тех пор. Мы опасаемся, что отказ Польши усилит беспокойство в Прибалтийских государствах, хотя мы еще не знаем, как они реагировали на сообщения, которые должны были сделать им наши полпреды. Мы, правда, последних инструктировали, чтобы они не придавали этим сообщениям характера торжественного демарша, а лишь при случае или в ответ на вопросы сообщили о судьбе нашего предложения****. Я вспоминаю, что и Латвия и Эстония приветствовали мое заявление на сессии ЦИК***** о нашем интересе к их независимости и что они в свое время высказывали пожелание, чтобы и Польша сделала такую же одностороннюю декларацию. Предполагает ли Бек,
* См. т. XVI. док. № 431. ** См. док. № 58. *** См. т. XVI, док. №426. **** См. док. № 42. **** См. т. XVI, ггрил. 2.
спросил я, учесть это пожелание, чем была бы достигнута, по крайней мере, одна из указанных мною целей: усиление в Прибалтике чувства безопасности.
Бек ответил, что он об этом подумает и, возможно, при случае декларацию в какой-либо форме сделает. Тем временем он надеется успокоить Балтийские государства через своих дипломатических представителей.
Вопрос о разоружении был затронут попутно. Бек выразил согласие со сказанным мною о том, что конференция по разоружению может превратиться только в конференцию по довооружению- Польша к довооружению Германии по-преж-иему относится отрицательно. Я сказал, что я из этого заключаю, что Польша не недооценивает германской опасности. Бек рассмеялся, ничего не ответив.
Перейдя к другим темам, Бек сказал, что в украинских организациях*, которые вели раньше борьбу (пропаганду, ибо у Польши достаточно средств, чтобы не позволять им иной деятельности, хотя покушение во Львове очень прискорбно**) как против Польши, так и против нас, теперь заметен поворот. Они не нападают больше иа Польшу и ограничиваются пропагандой против Советского Союза и против польской политики сближения с ним. Эту же пропаганду они ведут в Румынии и Польше, по этому поводу пришлось уже сделать представление румынскому правительству, о чем Бек конфиденциально сообщает мне. Он понимает, конечно, что эта деятельность направляется извне. Бек остерегался даже назвать Германию.
Бек выразил уверенность в том, что мы скоро урегулируем наши отношения с Румынией, и сообщил о полученной им в тот же день телеграмме от Титулеску, который просит выяснить, когда я буду за границей, чтобы он мог со мной встретиться ***. Бек признал, что лучше всего нам договариваться с Румынией непосредственно.
Этим круг вопросов, подвергнутых обсуждению, был исчерпан. Бек сказал, что есть еще разные текущие технические вопросы, но что он не намерен этим заниматься, считая своей задачей лишь очищение политической атмосферы. Он хотел бы, однако, поднять лишь один вопрос, а именно о превращении дипломатических миссий в посольства. Я ответил, что это предложение с нашей стороны препятствий не встретит, что об этом можно будет упомянуть в коммюнике, хотя нам нужно будет некоторое время для технической подготовки переименования нашего полпредства.
* С«, т. XVI, прим. 285. ** См. т. XVI, док. № 323. *** См. док..N3 181,!90.
Под конец беседы я сказал, что хотел бы предупредить его по вопросу, который, может быть, затронет с ним завтра т. Ворошилов, ибо речь идет не о работе дипломатов, а военных. Мы знаем, что военные атташе в разных столицах часто дружно работают между собой, обмениваясь своей информацией. Бывают, однако, случаи, когда между двумя государствами имеются натянутые отношения и когда помощь, оказываемая одной из этих сторон военными представителями третьей страны, не может не порождать некоторого недоверия между соответственными армиями. Бек, конечно, знает агрессивность Японии и создавшиеся между нею и нами отношения. Мы знаем, что японская разведка более активна в близлежащих странах — Польше и Прибалтике, чем в самой Москве. Я не хотел бы, чтобы на этой почве возникали недоразумения между польской армией и Красной Армией. Бек ответил, что он вполне меня понимает, но в спор со мною на эту тему не вступил. Вспомнив о вчерашнем разговоре касательно продления пакта, Бек сказал, что обсудил этот вопрос с Лукасевичем, что они решили упомянуть в коммюнике о длительном характере наших отношений в духе пакта о ненападении и что он условился, что Лукасевнч подъедет к концу нашей беседы для выработки этого коммюнике. Я сказал, что Бек вряд ли может думать, что такое упоминание в коммюнике заменит формальное продление пакта, но что, поскольку у Бека нет еще ответа на мое предложение, будет полезным пока сделать намек на это в самом коммюнике. Трудно, однако, вырабатывать коммюнике вдвоем, так что я попробую завтра набросать проект, который пошлю Беку на согласование. На этом мы расстались.
15-го после завтрака я вручил Беку и Лукасевичу проект коммюнике и предложил им удалиться в соседнюю комнату для обсуждения его. Посовещавшись между собою минут десять, они меня вызвали и предложили следующие поправки: в предложении, говорящем, что «обмен мнениями между Литвиновым и Беком выявил общность взглядов по множеству проблем и вопросов», они предложили вместо «множеству» сказать «многим из». Конец второго абзаца, гласившего у меня: «Уделяя особое внимание в этом своем сотрудничестве условиям, обеспечивающим чрезвычайно интересующее оба государства ненарушенне мира в восточной части Европы», они предложили заменить словами: «Особо уделяя внимание в этом своем сотрудничестве сохранению мирных и нормальных отношений в ближе интересующей оба государства восточной части Европы». Я поправки принял и сказал, что теперь остается лишь ждать ответа на предложение о продлении пакта, на которое я тем временем получил одобрение моего правительства и которое может рассматриваться как официальное
предложение. Бек ответил, что он еще не думал о юридической формуле и что займется этим в Варшаве. Я сказал, что формулу найти нетрудно, ибо имеется уже немало прецедентов таких пролонгации, в частности продление советско-турецкого пакта о ненападении *.
Я спросил, сможет ли Лукасевич, сопровождающий Бека в Варшаву, привезти мне ответ, Лукасевич поспешно ответил, что в такой короткий срок он, конечно, не сможет привезти ответа **.
Литвинов
Выводы. 1. Сотрудничество с Польшей в отношении Германии надо считать на ближайшее время отпавшим. Бек не только своим категорическим заявлением закрыл дорогу к такому сотрудничеству в настоящее время, но даже не делал никаких оговорок о возможности возвращения к этим темам позднее. Приходится заключить, что Польша считает себя на ближайшее время обеспеченной со стороны Германии. Из этого не следует, что Польша уже заключила какое-либо секретное соглашение с Германией. Возможно, что Польша из разговоров с немцами убедилась в возможности такого соглашения в тот момеит, когда Польша этого захочет. Спекулирует Польша, во всяком случае, на тех возможностях, которых она ожидает от нашего столкновения с Японией.
2. В частности отпадает окончательно возможность какой-либо совместной акции в интересах безопасности Балтийских стран, и здесь, по-видимому, либо существует, либо имеется в виду какое-то соглашение с Германией.
3. Если считать, что прежние разговоры поляков с Радеком носили искренний и серьезный характер, то налицо, несомненно, серьезный поворот в ориентации политики Польши. Вряд ли Польша могла бы брезговать нашим сотрудничеством и в то же время отдаляться от Франции, не получив откуда-либо новых гарантий или обещаний гарантий.
4. Польша считает полезным для себя свою новую ориентацию или даже новые планы маскировать поддержанием внешне хороших отношений с нами или даже улучшением их. Эта маскировка полезна и нам, и поэтому следует идти Польше навстречу. Эта маскировка демобилизует общественное мнение Польши в отношении нас и должна в дальнейшем несколько затруднить польскому правительству переход на враждебные нам рельсы. Мы должны поэтому способствовать этой демобилизации дальнейшим культурным сближением с
* См. т. XIV, док..4° 318. ** См. док. № 62.
общественными кругами Польши. Нам мобилизовать наше общественное мнение в желательную сторону в случае надобности будет легче, чем Польше.
Печат. по арх. Окубл. в сб. * Документы и материалы по истории говето.и-пс.Л'.'Ских отношений», т. VI, Л!., iX9, стр. 167—173.
54. Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Послом Франции в СССР Аль-фаиом
13 февра.1я 1934 г.
На приеме в честь Бека * у т. Литвинова у меня было несколько разговоров с Альфаноы. Последний разговор произошел уже во втором часу, после ужина. Он пригласил меня сесть в сторонке на диване, и мы имели довольно интересную беседу. Мы говорили об австрийских, и французских событиях, о внутреннем положении Франции и о возможном влиянии его развития на ее внешнюю политику.
Альфан говорил, что он «не думает», чтобы внешняя политика Франции претерпела изменение. В ответ на мои замечания о беспокойстве, которое вызывает влияние на политику кабинета Думерга** таких антисоветски настроенных деятелей, как Барту54 и Тардье***, Альфан указал, что не надо забывать их еще более антигерманской установки. Посол уже слышал по радио какое-то заявление Думерга, в котором он выражал удовлетворение сближением Франции с СССР. По поводу моего замечания о готовности к сговору с Германией некоторых близких к Тардье кругов Альфан заявил, что считает исключенным соглашение с Германией при нынешнем правительстве, и особенно при таком минннделе, как Барту. В ответ на мои слова, что также и во французском генеральном штабе имеются противники сближения с СССР и сторонники соглашения с Германией,.Альфан сказал, что это верно, но они не решают дела и что Вейган **** настроен «неплохо» в отношении СССР. Это послу доподлинно известно. По секрету он может мне сказать, что один из приближенных Вей-гана сыграл большую роль в назначении его, Альфана, послом в Москву.
Альфан, уже много раз говоривший со мной на эту тему, опять горько сетовал на то, что упущено драгоценное время для продвижения ряда «малых дел», которые могли бы иметь
* См. док..Ne 58.
** Председатель совета министров Франции. *** Бывший председатель совета министров и министр иностранных дел Франции, государственный министр в правительстве Думерга. **** Генеральный инспектор французской армии.
большое значение для развития наших отношений. За 10 месяцев он не имел успеха ни по одному «малому делу». Особенно он жаловался на недоверие и медлительность, проявленные нашими властями в отношении приехавших французских «моряков» *. «У вас не придают значения этим мелким делам,— сказал Альфан,— но ведь я-то знаю Францию лучше вас: эти на вид мелкие дела имеют большое значение для создания подходящей атмосферы вокруг нашего сближения».
Я, как всегда, решительно возражал против самого допущения Альфаном наличия недоверия и отсутствия доброй воли у кого бы то ни было у нас в отношении сближения с Францией. Я сказал мимоходом, что по гораздо более важным вопросам, о которых вел переговоры т. Довгалевский с Поль-Бонкуром **, французский мининдел проявил слишком большую медлительность, и прибавил при этом, что интересно будет узнать, какую позицию займет новый французский кабинет по тем вопросам, по которым Поль-Бон кур говорил с т. Довгалевским.
Альфан сказал сперва, что он «надеется», что позиция останется той же, а потом, когда я говорил, что дальнейшее развитие наших отношений будет зависеть от позиции, которую теперь займет кабинет Думерга, Альфан в очень оживленном состоянии сказал примерно следующее: «Я не дипломат по натуре, потому что я прямой и откровенный человек (я подал реплику, что при наших отношениях это и есть лучшая дипломатия). iMbi несколько раз говорили на эту тему, и я скажу Вам откровенно свое мнение. В нашем аппарате имеются сопротивления против сближения с вами. Имеются сопротивления и во влиятельных кругах вне государственного аппарата. Эти сопротивления объясняются двумя причинами. Первая заключается в том, что наши капиталисты боятся вас. В своих рапортах и устных беседах я стремлюсь доказать нашим капиталистам, что они не должны вас бояться. Эта причина, однако, существует. Другая причина, гораздо более важная, заключается в том, что у нас боятся войны между вами и Японией. Наши владения в Азии не защищены, и у нас опасаются, что при тесной связи нас с вами Япония может их захватить. Эти опасения играют большую роль в министерстве иностранных дел. Вы недолюбливали Вертело ***, но Вертело в гораздо большей степени был благоприятен для сближения с вами, чем его преемник Леже. Он раньше долгое время занимался нашими азиатскими делами и теперь смотрит на отношения с вами через призму наших азиатских забот. Другой чиновник (я, к сожалению, забыл его фамилию.— Б. С), который тоже
* См. т. XVI, док. Л» 358..** См. т. XVI, док. J4 444. *** Бывший генеральный секретарь МИД Франции.
имеет влияние на наши отношения с вами, раньше также занимался азиатскими делами. Эти люди, как и все, которые имели отношение к Индокитаю, вроде Сарро*, не могут освободиться от предвзятости по отношению к вам. Они боятся коммунизма в Индокитае и боятся захвата наших колоний Японией в случае тесного сближения с вами. Я посылаю с ближайшей почтой доклад, в котором говорю, что несчастье для наших отношений заключается в том, что во Франции меняются правители (днрижан) и остается аппарат (адмиинст-расьон), а в России, наоборот, правители остаются все те же, но меняется аппарат».
Я сказал, что в отношении Франции это верно, а в отношении СССР посол преувеличивает значение аппарата: когда он пробудет у нас дольше, он поймет, что наша железная дисциплина обеспечивает единство и последовательность нашей политики и что аппарат даже в отдаленной степени не играет той самостоятельной роли, как во Франции.
Альфаи сказал, что он знает нашу дисциплину, но все же у него впечатление на основании истории с «моряками», что аппарат меньше проникнут сознанием необходимости сближения с Францией, чем правители (дирижаи). «Если Вы можете:— прибавил он,— посоветуйте г. Ворошилову принять нашего военного атташе полковника Мендраса и переговорить с ним о наших моряках».
Я на это ничего не ответил, ограничившись энергичным повторением, что он ошибается.
Б, Стомоняков
Печат. по арх,
55. Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Финляндии в СССР Ирье-Коскиненом
13 февраля 1934 г.
1. Ирье-Коскннен заявил, что ои уезжает 14-го в Гельсингфорс на 7—10 дней и пришел переговорить о текущих делах.
Он поинтересовался нашим отношением к поездке журналистов.
Я сказал, что мы вполне одобряем шаги т. Штейна и будем очень рады Приезду финских журналистов в начале апреля**. Относительно подробностей я отослал его к т. Умаискому ***, на котором лежит задача установления связи между фнн-
* Министр внутренних дел Францни.
** См. док. К? JX), 155, а также газ. «Известяя», 4, 8, 14, 29 апреля 1934 г.
*** Заведующий отделом печати НК.ИД СССР.
скимн журналистами и журнально-газетным объединением, которое посылает приглашения и берет на себя организацию всей поездки, в том числе и все расходы по проезду и содержанию финских журналистов на советской территории.
Ирье-Коскинен был очень обрадован моим последним сообщением. В ответ на мои вопросы он сообщил, что едут очень важные журналисты, из которых несколько человек являются влиятельными депутатами сейма. Сперва предполагалось, что поедут только главные редакторы газет, но потом возникли затруднения, и, возможно, что от некоторых газет поедут не главные редакторы, но все же видные представители. В частности, не известно, поедет ли главный редактор «Гельсингин саиомат» Эрко н главный редактор «У у си суоми». Мимоходом Ирье-Коскинен сказал, что финские журналисты, и особенно главные редакторы газет, имеют в стране большое влияние.
Я высказал пожелание, чтобы Ирье-Коскинен повлиял в Гельсингфорсе на то, чтобы от всех газет, особенно от наиболее крупных, поехали главные редакторы. Ирье-Коскинен обещал это сделать.
2. Я спросил, как обстоит дело с поездкой группы политических лидеров *.
Ирье-Коскинеи сказал, что в этом отношении еще нет ничего определенного, однако он надеется, что такая поездка в будущем состоится. Конечно, она имела бы крупное политическое значение для наших отношений. Он думает, что поездка журналистов облегчит организацию поездки политических лидеров. Такую же роль могут сыграть и другие две, намечаемые на май экскурсии, а именно экскурсия сельскохозяйственных деятелен, желающих посетить наши колхозы, и экскурсия промышленников на Днепрострой. В этих обеих экскурсиях, так же как в экскурсии журналистов, будут, наверное, влиятельные депутаты и политические деятели. Известно ли мне об этих двух последних экскурсиях?
Я сказал, что, может быть, т. Штейн сообщал о них, но я лично не информирован. Посланнику известно мое положительное отношение к подобным экскурсиям вообше. Само собой разумеется, что я приветствую эти начинания и окажу им всякое содействие.
3. Ирье-Коскинен спросил, известно ли мне о состоявшемся в Гельсингфорсе при участии т. Штейна собрании ученых по вопросу о сотрудничестве с учеными Советского Союза и как я отношусь к принятым решениям. (Ирье-Коскинен говорил об этом деле с необычным для него оживлением и явным удовольствием).
* См. док.,N>> 155.
Я сказал, что это начинание можно только приветствовать. Теперь все дело в проведении его в жизнь. Тов. Штейн послал сообщение Академии наук, которая изучит вопрос и сделает конкретные предложения, которые т. Штейн сможет вручить финляндским ученым и договориться с ними о практических делах55.
4. Ирье-Коскинен спросил, могу ли я дать ему окончательный ответ о проведении границ*.
Я ответил, что мы имеем согласие всех ведомств, и вопрос можно считать принципиально решенным. Остановка только за ассигнованием для этой цели, которое еще не дано Совнаркомом, Тов. Сабанпн** обещает выяснить этот вопрос в кратчайший срок. Как только будет решение Совнаркома, я пошлю телеграмму т. Штейну с просьбой, если Ирье-Коскинен будет еще в это время в Гельсингфорсе, информировать его56.
Ирье-Коскинен вспомнил, что несколько лет тому назад с финляндской стороны, когда у нас возникли аналогичные затруднения, было предложено ассигновать необходимые суммы с тем, чтобы они были нами возвращены в следующем году. По приезде в Гельсингфорс он справится, можно ли это устроить и в этом году, чтобы таким образом ускорить начало работ-
Я выразил надежду, что вопрос будет скоро разрешен Совнаркомом и не понадобится прибегать к такой необыкновенной мере.
5. Ирье-Коскинен спросил, могу ли я дать ему ответ иа его предложение об обмене нотами по консульским вопросам***.
Наведя справку через т. Эпштейна ****, я сообщил, что мы не возражали бы против урегулирования этого вопроса путем заключения консульской конвенции. Эта конвенция не должна быть построена на принципе наибольшего благоприятствования, а должна содержать материальные постановления по всем вопросам прав и обязательств консульств. Правовой отдел должен вскоре представить проект конвенции, который я вручу посланнику.
Ирье-Коскинен заметил, что я давал ему уже в свое время такой ответ (действительно Правовой отдел не представил до сих пор на утверждение проект конвенции, согласно предыдущему постановлению Коллегии57).
6. По вопросу о заключении конвенции о рыболовстве иа Ладожском озере Ирье-Коскинен констатировал, что остановка за ними. Он не получил еще ответа из Гельсингфорса иа данный ему нами проект конвенции. Он напомнил, что старая
* См. док. № 50-
** Заведующий правовым отделом НКНД СССР. **8 См т. XVI, док. К« 4! 4. **** Секретарь члена коллегии НКНД СССР.
конвенция истекает Î июля, и сказал, что настоит в Гельсингфорсе на принятии скорейших решений по нашему проекту и на присылке финляндской делегации для переговоров в Москву.
7. В ответ на мой вопрос о цели поездки Сельямаа* в Гельсингфорс Ирье-Коскинен сказал, что он не имеет еще информации, но полагает, что, конечно, между Сельямаа и Хакселем состоится обсуждение политических вопросов. В ответ на мое замечание, что, по-видимому, образование фии-ско-эстонско-латвикского блока успешно продвигается вперед, Ирье-Коскинен сказал, что речь идет об установлении более тесного политического сотрудничества. Этому должны служить прежде всего периодические встречи министров иностранных дел, причем имеются в виду встречи не втроем, а вдвоем: финляндского министра иностранных дел с латвийским и отдельно с эстонским. Потом, как бы реагируя на мой вопрос об успехах образования прибалтийского блока, Ирье-Коскинен спросил: «А разве Вы не считаете естественным политическое сотрудничество между Прибалтийскими государствами?» Я сказал, что, это конечно, естественно. Затем Ирье-Коскинен заметил, что оживление идеи прибалтийского блока объясняется изменением позииии Польши, и в ответ на мой уточняющий вопрос разъяснил, что он имеет в виду тревогу, несомненно существующую в Латвии и Эстонии по поводу сближения Польши с Германией. Образование прибалтийского блока более реально между Эстонией, Латвией и Литвой. На мои распросы о поездке Хакселя в Стокгольм Ирье-Коскинен сказал, что сближение с Швецией задерживается из-за фин-ско-шведского конфликта внутри Финляндии главным образом ко вопросу о преподавании на шведском языке в Гель-сннгфорском университете. На заданный в связи с этим вопрос Ирье-Коскинен ответил, что отношения Финляндии с Швецией не таковы, как с Эстонией и Латвией, в частности регулярность встреч министров иностранных дел, намеченная и отношении Латвии и Эстонии, не будет иметь места в отношениях со Швецией.
Я спросил Ирье-Коскинеиа, как относятся великие державы к стремлениям образовать прибалтийский блок.
И р ь е-К о с к il н е н: Я думаю, благоприятно.
Я: Я имею сведения, что Англия рекомендует вам и Эстонии тесное политическое и экономическое сотрудничество.
Ирье-Коскинен: (после небольшой паузы колебания). Это верно.
Б. Стомопяков
Печит. ко орх_
* Министр иностранных дел Эстонии.
