Тут псалтирь рифмотворная 111 страница

Все в Церкви есть духовное. Хотя в ней совершается много действии наружных и видимых, но их главное намерение не есть то, чтоб одни чувства телесныя ими или трогать или услаждать, и одною наружностию все кончить; но их намерение и напряжение единственно есть то, чтоб наши душевныя чувства возбудить и, подняв от низкости телесной и земной, возвысить их к высоте духовной, приблизить их к Богу и соединить с Ним, яко с Богом Духом и с Богом духов. Когда же так, то и настоящий праздник Вознесения должен означать что-нибудь духовное, и нас ведет к чему-нибудь духовному.

Вознесения или возвышения в душе суть различныя. Пророк Давид их назвал восхождениями: Восхождения в сердце своем положи (Пс 33, 6). Не сказал он: вознесения или возвышения, но сказал восхождения, ибо восхождение бывает по малу и по степеням; нельзя вдруг вознестись, разве по малу и постепенно. Притом, сие восхождение полагает Пророк в сердце, то есть, по изволению, желанию и усердию сердца, яко сердце есть их вместилище.

Как никто не бывает вдруг великим грешником и беззаконником, - начинает сперва болеть неправдою, потом зачинает болезнь греховную, наконец родит беззаконие: так никто из таковаго грешника не может вдруг стать святым и праведником. Чтобы от сей пропастной низкости подняться, должно восхождения в сердце своем положить, постепенно восходить на высоту. Так желаете ли вы почтить сей праздник и сделать его для себя светлым и торжественным? - Восхождения в сердце своем полагайте. Стыдитесь оставаться в мрачной низкости, а подымайтесь на высоту, на гору совершенства, и приближайтесь к свету. В пропасти адской - одна темнота и мрак, а свет возсиявает с высоты небесной. Се, вам и предшествует Господь Иисус. Возносится Он на небо: призывает и нас последовать Себе. Идеже есмь Аз, тамо, говорит, u слуга Мой будет (Ин 12, 26). Туда же посылает нас и избранный Его сосуд: наше, говорит, житие на небесех есть (Флп 3, 20).

Сказали мы, что слово Божие велит нам восхождения в сердце своем полагать. Довольно будет для нашего наставления, ежели сии два слова - восхождения и в сердце подробно и обстоятельно теперь объясним.

Восхождения. Не можно восходить, ежели прежде не положить два места - одно низкое, другое высокое: ибо восходят от низкости на высоту. Что же есть низкость? что - высота? Невежество есть низкость, а просвещение - высота. Угождение плоти и телу есть низкость, а попечение о душе есть высота. Приверженность к тленным благам мира сего есть низкость, а искание небесных, вечных благ есть высота. Пребывание во грехе есть низкость, а убегать от него есть высота; нераскаяние есть низкость, а покаяние есть высота. Покаяние есть первая степень к нашему от низкости возвышению, так как к исцелению от болезни первая степень есть признание себя больным. Кто не признает себя больным, тот лечиться не станет: кто не признает себя грешником, тот каяться не будет.

Весь труд в том состоит, как привести грешника, чтобы он признал себя быть грешником. Порок сильно привязывает человека к себе: чтобы он греха не оставил, двумя крепкими оковами его связав, к тому не допускает. Сии оковы суть самолюбие и гордость. Признать себя порочным кажется ему, что он себя унизит; кажется ему, что он себя пред людьми постыдит. О, козни вражий! Когда грешник чрез покаяние возвышается, враг уверяет его, что он чрез то унижается; когда чрез раскаяние истинное делает себе честь и славу у Бога и человека, враг ослепляет его, что акибы он чрез то себя посрамит. Сильныя и опасныя сии суть на пути покаяние преграды!

А ежели бы кто и не столь грехами был связан и ожесточен, то по крайней мере приводит его к тому, чтобы свои пороки извинять и самыя беззакония представлять себе малостями, и для всякаго человека неминуемыми слабостями. Не стоят они того, чтобы в них и каяться: неужели Бог столько жесток и немилосерд, чтобы на таковыя слабости обращать высокий взор Свой, и изливал Свой гнев на них? Сие вражеское искушение лучше выразумел святый Давид. Он молится Господу: Не уклони сердце мое в словах лукавствия, еже непщевати вины о гресех (Пс 140, 4); то есть, не допусти, Владыко, сердце мое до сей развратности, чтобы я искал, как мне извинять свои грехи.

Таковыя извинения означают, что грешник весьма к своим порокам пристрастен и крепко ими связан. И потому тот же Пророк молит Бога: Путь неправды отстави от мене (Пс 111, 29). Надлежало бы сказать: от пути неправды отведи меня: ибо, кажется, легче меня с пути отвести, нежели, чтобы самый путь оставить, или на другое место перенести от меня. Но "сей путь неправды" есть злая и долговременная привычка: она весьма крепко к себе вяжет. Не могу я от нея отстать, разве когда Бог силою благодати Своея злую привычку истребит во мне: тогда я буду свободен, когда сии тяжкия оковы Бог снимет с меня. Аще она не обладает мною, тогда непорочен буду, и очищуся от греха велика Путь неправды отстави от мене, и законом Твоим помилуй мя" (Пс 18, 14). Призывай убо, человече, благодать Божию, да ослабляет она злую привычку в тебе. А чтобы работа благодати в тебе была успешна, отмени излишнее самолюбие, и истреби гордую о себе мысль, акибы ты был или безгрешен, или малогрешен, или подвержен некоторым только обыкновенным слабостям.

Но всуе мы будем внушать сие такому человеку, который о будущем нимало не думает, а только думает о настоящем, привержен только к миру сему; нет для него другаго блаженства, как только на земле. О безсмертии души и о вечной по смерти жизни он или не помышляет, или едва ли то и понимает, - или и понимает, но тому не верит. Всуе сие учение и наставление для такого человека. Да и подлинно, что ему нужды сокрушаться о грехах и в них каяться, когда никакого в них ответа не боится, и, чтобы был какой судия его дел по смерти, не признает? Едва ли не бульшая часть христиан таковым живет образом; и потому мало находим в людях покаяния и в жизни исправления. Грехи нимало не уменьшаются, а только, чем более живет человек, тем более грехи умножаются; и, наконец, сим бременем отягощен, погрязает, яко олово в бездне бездонной.

К кому же, мы свое учение обратим? от кого можем ожидать покаяния? Конечно, от того, который не думает, чтобы он сотворен был только для земли, - который не думает, что с кончиною жизни сей все кончится, - который со всеми тварями воздыхает, ожидая славной свободы чад божиих, - который сию жизнь почитает морем, создвизаемым напастей бурею, а верует только обрести пристанище на небеси и вечный покой в соединении с Богом. Таковой человек, конечно, не редко помыслит о душе своей, помыслит о грехах, - и, как их уменьшить, от сего тяжкаго бремени облегчиться, стать неосужденным пред праведным Судиею, - важным для себя почтет попечением.

Сие попечение заставит его взойти на свою совесть, признать свои грехи, взирая на их тягость, сокрушиться и самого себя осудить, искать своего облегчения и оправдания в милосердии Спасителя, пришедшаго к нам обрести погибшее овча и, оное взяв на рамена Свои, привести к Богу Отцу. Се есть путь к покаянию; сей есть первая ступень к его возвышению; се есть его восхождениен в сердце своем. Вступив в сей путь, далее восходит он, задняя забывая, а в предняя простираяся (Флп 3, 13); и начинает праздновать свое вознесение, вместе с Вознесением Господа своего,

Но не забудьте же того, что таковыя "восхождения" велено нам полагать в сердце. В сердце - не мимоходом, не случайно, не наружно, но в сердце - внутренно, в самой глубине его, с твердым желанием и намерением, чтобы, начав восхождение и подымаясь к высоте, назад не обращаться, а со всем усилием и усердием стремиться выше. Благодать, всегда недостаточное дополняющая, поведет тебя, яко по лестнице. От человек не возможна, а от Бога вся возможна (Мк 10, 27). Что казалось тебе сначала трудно, то будет облегчаться; что казалось тебе сначала страшно, то уже будет казаться привлекательным и приятным. Вся сила, чтобы преодолеть себя при первом предприятии. Доброе твое расположение и намерение, чтобы производить далее с успехом сию работу, возьмет Господь на Себя: от тебя более и не требует Он, кроме добра-го расположения и твердаго намерения. А сие-то точно и будет, ежели ты восхождения положил не случайно и наружно, но положил в глубине внутренности, положил в сокрушенном сердце.

Празднуй тогда ты праздник своего вознесения от низкости земной и греховной к высоте небесной и добродетельной. Празднуй, радуяся о Господе, и прославляй чудную измену десницы Вышняго. Ангелы, явившиеся апостолам по вознесении Христовом, сказали им, что сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, паки такожде приидет (Деян 1, 11). Почто паки приидет? - да идеже Он есть, тамо и слуга Его будет. Почто такожде приидет? - для того, что Он приидет в той же плоти, в какой вознесся. А когда приидет в том же естестве, какого и ты, то будь благонадежен, что Он тебя, яко Себе ближняго и сроднаго, приемлет и с Собою, яко по естеству брата, соединит на веки. И тогда-то совершенно и в полной радости воспразднуем вознесение Господне и Вознесение свое. Аминь.

СЛОВО В НЕДЕЛЮ ПО РОЖДЕСТВЕ ХРИСТОВЕ2

Как только родился Спаситель, мало того, что Он во своя прииде, и свои Его не прияша (Ин 1, 11), - тотчас по рождении, еще в младенческих пеленах, злость мира на Него вооружается: идут душу Его, да погубят ю (Мф 2, 14). Блаженная, но болезненная Мать, сохраняя жизнь, для Нея и для всего мира дражайшую, бежит во Египет, да сохранит Младенца, в теле Коего хранимо было все исполнение Божества (Кол 2, 9).

Странный и неудобно понимаемый случай! Он неутвержденным в вере может послужить соблазном. Возможно ли, - подумает благоверный, - чтобы бренная и ничтожная тварь могла гнать Творца своего? возможно ли, чтобы явившийся во плоти Бог искал удаленнаго места, дабы сохранить жизнь Свою? Где на тот час сокрылись молнии и громы, чтобы поразить и истребить гонителей? Как не возмутился воздух и бурями своими не опроверг все? как от оснований своих не поколебалась земля, чтобы стрясти нечестивых с лица своего? Но сего сотворить не благоволит Тот, Который содержит вся глаголом силы Своея (Евр 1, 3). Бежит горестная Мать, кроется предвечный Младенец, и, вместо Его закалается, Ему как бы в жертву приносится несколько тысяч младенцев.

Таковое событие, говорю, неутвержденным в вере может послужить соблазном. Могут слабые подумать, что не был Он Богочеловеком, а был яко един из нас, - да из нас малосильных и презренных, коих, хотя такие же люди, но сильные и великие обыкновенно гонят, и мы, не имея защиты, принуждены только от них укрываться и в терпении все сносить.

Чтобы таковый соблазн маловерных опровергнуть, а других от того предохранить, взойдем мы в разсуждение и испытаем, колика можем, на каком основании жизнь человеческуб Бог устроить благоволил.

Жизнь наша устроена премудрым Богом, чтобы не столь была жизнию, но подвигом. Мы почитаем жизнь сию, яко жизнь нашу, и столько присвоили ее себе, и прилепились к ней, что никогда ее оставить не хотели. Но истина Божия и самое событие вещей велит ее почитать "странствием" на земли, гостинницею, путем ведущим к небеси, частицею времени, данною на краткое прохождение. Что есть жизнь наша? Свидетельствует слово Божие: пар есть, иже вмале является, и вмале исчезает (Иак 4, 14). Но и без свидетельства истины Божией, мы сами чувствуем, видим, признаем, что жизнь сия весьма коротка, - что ея известный предел семьдесят, или восемьдесят лет. Да и сего предела редкие достигают, и многие в самом цвете юности увядают. Если жизнь сия, яко весьма краткая, есть "странствие", то как можно ожидать, чтобы, странствуя, без дома, на пути, при многих встречающихся затруднениях, недостатках, прискорбиях, опасностях, - как можно ожидать, чтобы человек был совершенно спокоен? Если жизнь сия есть гостинница, то благоразумный захочет ли в ней располагаться, как в своем доме, - и никогда из тесной гостинницы в свой, выгодный и всем снабденный, дом поспешить не восхощет? Если жизнь сия есть путь, ведущий к небеси, то почто не желать, чтобы сей путь был, сколько возможно, короче, - и радоваться надеждою, что скоро кончается путь, что откроется мне предел и жилище вечное, где отбеже болезнь, печаль и воздыхание? Если сия жизнь есть кратчайшая частица времени, - то почто мы так много заботимся безконечно собирать и устроять и охотимся предпринимать, как бы надо нам жить несколько тысяч лет? Да и самая кратчайшая частица времени не зависит от власти нашей, но от Владыки лет и времен. Когда же жизнь сия есть и странствие, и гостинница, и путь, то уже само собою разумеется, что она есть не столько жизнь, сколько подвиг, или и жизнь, но единственно определенная на подвиг.

Что она есть един подвиг, кажется, нет нужды доказывать. Сие всякий день, всякий час и сретает, и видит. Я теперь не говорю о домашних заботах каждаго: о жене, детях, о пропитании, о различных болезнях, о часто прискорбных и неверных, с другими подобными нам связях; не говорю о сем: ибо безконечное было бы описание сего. Скажу только кратко с Апостолом, - а с ним, думаю, и каждый тоже утвердит: Беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градах, беды в пустини, беды в мори, беды во лжебратии, в трудах, в подвигах, в бдениях, во алчбе и жажде, в зиме и наготе (2 Кор 11, 26-27). Довольно сего! я должен бы теперь оплакивать таковую несчастную жизнь; но она премного и поразительно уже описана в разных духовных, даже в светских книгах; и, кажется, они описаны не чернилом, но слезами горести человеческой.

Мы, яко духовные проповедники, должны сей подвиг нашей жизни объяснить. Коли жизнь сия есть странствие, то все и труды и намерения мы должны принимать не иные, как те, кои прямо ведут нас к тому месту, куда мы дойти предприяли. Если жизнь есть гостинница, то не должны мы привязывать себя к ней, как к собственному дому, - и не о доме, а только о гостиннице помышлять. Если жизнь сия есть путь, ведущий к вечности, то не ко времени, но к вечности все обращать должно.

А посему подвиг человеческой жизни по несчастию должен разделиться. Одни подвизаются, единственно все относя к тому концу, о коем мы сказали; а другие не меньше заботятся, но все относят к тленной сей земле, к краткой жизни сей. Истинно сказано: Аще и постраждет кто, не венчается, аще незаконно мучен будет (2 Тим 2, 5); и в другом месте: Не весте ли, яко в позорищи ecu убо текут, един же приемлет почесть (1 Кор 9, 24)? То есть, в ристаниях и борьбах много все сносят рвения и трудов; а приемлет почесть и венец един тот, который победит или назначеннаго места достигнет.

Сия истина заставляет оплакивать тех, кои много трудятся, заботятся, мучатся; но понеже все то предпринимают и сносят для тела, для земли, для жизни сей, то весь их труд тщетен и жалости достоин. Сеяй, говорит Апостол, тление, и пожнет тление (2 Кор 9, 6). То есть, все приобретенное земное и для земли или истлеет, или другим, да еще и врагам твоим достанется, и тебе из того пользы никакой не будет. Хотя ты и страждешь, но не венчаешься. В сию нощь душу твою истяжут от тебе; а яже уготовал ecu, кому будут? (Лк 12, 20) Так не в себя Евангелие велит богатеть, но богатеть в Бога.

Подвиг убо таковой тщетен и сожаления и слез достоин. Но подвиг для неба, для вечности, для Бога есть подвиг свят и достохвален. Подвизающиеся для земли и для жизни сей, а пренебрегающие подвиг святой, хотя бы могли извиниться тем, что подвиг для неба есть гораздо тягостнее, нежели подвиг мирской; но сего сказать едва ли по справедливости можно: ибо известно, какими суетами и бедствиями жизнь сия преисполена. По свету живущие люди колико несут попечении о доме и о семье, колико опасностей от клевет, колико утеснение от сильных людей, колико от превратностей века сего! Я часто помышлял, что хотя живущие в уединении и в отшельничестве, кажется, идут на большие труды и скорби; но едва ли их состояние не есть облегчительнее, нежели живущих в мире и плавающих в буре житейских попечений. Размышляя, я часто молил Бога, чтобы помог им безбедственно преплыть сию пучину и облегчить их тягостное состояние. Апостол Павел, не повелевая, а советуя девице не обязываться бременем мирскаго жития, к тем, кои не восхотели бы послушать его совета, а восхотят привязаться к миру, говорит: Скорбь плоти имети будут таковии: аз же вы щажду (1 Кор 7, 28); то есть, таковые много понесут мирских забот, скорбей и печалей; а мне вас жаль: Аз же вы щажду.

Но положим, что подвиг мирской для земли есть легче, нежели духовный для неба; но в мирском подвиге нет никого - ни руководителя, ни помощника; а в духовном есть и руководитель, помощник, и самый сильный, надежный. В мирском подвиге кто есть руководитель? - одне страсти. Какой от них ожидать помощи? Оне только что мысли смутят и бремя, и без того тяжкое, отяготят, а искуситель мира сего только что будет прельщать, приманивая различными уловками, с тем только, чтобы после открыть горестное окончание и опровергнуть в бездну погибели. Но подвижник духовный имеет в подвиге своем и предводителя вернаго, и помощника сильнаго. Предводитель его и помощник - Бог: кто вернее Его, кто сильнее? Подкрепляет он терпение, утешает удовольствием совести и подает различные способы к преодолению козней диавольских, или искушения его выдержать неослабно.

Се, говорит Пророк Исайя, работающий Ми ясти будут, вы же взалчете. Се, работающии Ми пити будут, вы же возжаждете. Се работающий Ми возрадуются, вы же посрамитеся. Се, работающии Ми возвеселятся в веселии сердца, вы же возопиете в болезни сердца вашего и от сокрушения духа восплачетеся (Ис 65, 13-14). Сею-то помощию ободряемый, оный великий подвижник, в пространстве своего духа, мог изречь: Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп 4, 13). Итак, легок сей подвиг, когда он имеет таковаго руководителя и помощника.

Теперь следует разрешить общия сомнения, почему бы милосердый наш Промыслитель жизнь нашу устроил быть только подвигом, да и подвигом толико тягостным, так что жизнь сия кажется уже не столь вожделенною, сколько отвратительною и страшною. Ничего не можем мы в сем учреждении видеть, как только одну премудрость, великую к нам благость и промышление о нас пречудное? Ведет Он нас к блаженству вечному, чтобы с Ним царствовать вкупе и быть обоженными, - быть как бы другими богами, обладающими небом и землею. Мог бы Он дать нам сию превосходную честь и славу по единому Своему милосердому изволению; но чтож бы было тогда? Мы все то получили бы втуне, по единой благости Его, а сами по себе должны были бы почитаться ничего не заслужившими. Вся честь была бы и слава единому Богу, а нам ничто: хвалились бы только милостию Божиею, а своим ничем. Премудрый и снисходительный Бог соблаговолил, так сказать, Свою честь разделить с нами. Определил подвиг, чтобы мы сражались с миром, плотию и диаволом, и, победив их с помощью Его, получили бы награду и увенчание, яко бы уже не по единой только милости Его, но и за свои заслуги и мужественные подвиги. А чрез сие и милость Его прославилась бы, да и сохранено бы было правосудие. Венчает Господь, но подвижников, славных воинов Своих, врага мужественно победивших. И для того венец награды сей Апостол называет венцом правды; и Евангелие утверждает, что Он воздаст комуждо по делам его. Сия-то есть мудрая, человеколюбивая и чудная причина, для чего Бог определил жизни нашей быть подвигом.

Теперь, объяснив сие, видим, что на краткость жизни нашей жаловаться мы не можем. Слава Его милосердию, что сократил многотрудный подвиг наш! Мы и сей краткий подвиг сносим или с унынием, или с роптанием: что, если бы он продолжился тысячу и больше лет? мы едва ли бы его снести могли, а изнемогли и пали бы под сим бременем. Все Бог строит и премудро и промыслительно для нас.

По объяснении всего сего, не забудем, для чего же Спаситель наш, быв Бог и человек, с самаго младенчества Своего начал гонение, чрез всю жизнь страдал и окончил оную мучительным распятия крестом. Все общество избранных Божиих на лице земли составляло и составляет един корпус, или едино тело. Каждый особенно един другому - член, но все вкупе соединяются в единый священный состав. Сие Божественное тело не есть безобразно или уродливо, чтобы не иметь ему своей главы; тело благообразно, и глава величественна. Сия святейшая Глава святаго тело избранных, или святой Церкви есть единая Глава, Спаситель наш, Господь Иисус Христос. Сия Глава есть нераздельно и существенно соединена с таинственным телом Своим, ни Глава без тела, ни тело без Главы быть не могут. Се Аз с вами есть, рек Он Церкви Своей, во вся дни до скончания века (Мф 28, 20). Глава оживотворяет члены; Ея управлением и помощию, члены всяк свое действие отправляют.

Подвиг, как видели мы, для всех членов назначен. Как же могла бы остаться глава без участия в том подвиге, без всякаго действия и содействия? Она должна предначинать не только, яко глава, неразлучно соединенная с членами, но и членам предшествовать, и их ободрять, ослабевающих подкреплять. Сия должность для главы есть необходимая, и члены от главы своей сего требовать должны. Они предлежащий подвиг текут не иначе, как взирающе на Него, яко на Главу, яко на Начальника веры и Совершителя Иисуса. И для того-то Он жизнь начал с гонения; для того-то бежит во Египет и сносит все другая страдания, дабы в Своей священной особе явить пример, каковый должен быть подвиг членов Его.

Возставайте, воины, вооружайтесь во вся оружия Божия. Се, Военачальник предшествует вам не только повелением, но и собственным примером особой Своей! Мужайтеся, укрепляйтеся: Глава ваша есть непобедима. От Нея верою будьте не разрывны: ибо сия есть победа, победившая мир, вера ваша (1 Ин 4, 5). Аминь.

СЛОВО В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

ЕКАТЕРИНЫ II

САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССИЙСКИЯ

О ИСТИННОМ СОКРОВИЩЕ

Идеже сокровище ваше, тамо и сердце ваше будет.

Лк 12, 34

Сердце наше само чрез себя есть только простая часть тела; но притом оно есть вместилищем желании, хотения и избрания безсмертныя души. Так вот и видим, что мы надевая на себя смертное естество, стремимся уже к безсмертию. Первый вход в мир сей есть первая ступень к вечности. Самый Дух свидетельствует духу нашему, яко есьмы чада Божия (Рим 8, 16). Плач раждаемаго младенца будто доказывает тленность нашу: но во внутренности души зажженный огнь не может надлежать, разве до невечерняго и несозданнаго света. И для того надобно, по свидетельству Соломонову, да возвратится перст в землю, яко же бе; а дух возвратится к Богу, иже даде его (Еккл 12, 7). Почему жизнь сия по справедливости называется гостинница, странствование, поприще, путь и протч. В разсуждении сего Павел о всех древних благочестием знаменитых мужах написал, что они, де, сами признавались, яко странный и пришельцы суть на земли (Евр 11, 13). А из сих слов их заключает Апостол, что они в жизни сей отечествия искали: следовательно, прибавим мы, не сыскали они в мире сем онаго сокровища, о коем нынешнее поминает Евангелие; то есть, к которому все сердце наше должно быть привязано. Поищем же мы его настоящею беседою. А ты сокровище благих, Боже! излей на нас луч несозданнаго света Твоего, и чрез то привяжи к себе сердце наше.

Идеже сокровище ваше, тамо и сердце ваше будет.

Сердце значит здесь желание вещи, попечение, радость, удовольствие. Почему сокровище для всякаго из нас будет тая вещь, которой мы единственно желаем, о снискании которой наибольше печемся, получив несказанно радуемся, которою наслаждался совершенно успокоиваемся, и чтоб как ее не потерять, опасности не имеем. Такая вещь была бы для нас сокровище. Мы теперь можем оставить изъяснять, как люди в избрании истиннаго сокровища обманываются, когда иной к сему, другой к другому все свое желание привязывает. Ибо о сем прежде несколько говорили мы. Почему оставив сие, взойдем мы в краткую, но приятную беседу, что един Бог есть истинное человеческое сокровище. Сие можем узнать из разсуждения следующаго.

Желание наше всегда к чему нибудь простирается; но притом столь далеко, что ничем в мире удовольствовано быть не может; и столь нежно, что оно всех вещей одну только поверхность будто прикушивает, но ничем совершенно не насыщается. Перебирает сердце человеческое одну вещь по другой, и мало несколько ими полюбовавшись оставляет: но между тем непрестанно к чему нибудь большему устремляется. Пускай протекают пред нами реки богатства; пускай оглушает уши наши гром честей: но реки богатства изсыхают, и честей гром пресекается наконец некоторым пустым и неприятным шумом. Они прошли: да чрез то не только не проходит желание наше; но паче раздражается. Ибо есть свойственно нашему желанию, что оно тем более усиливается, чем меньше получает.

Но надобно же, чтоб непрестанно движимое сердце наше имело желаниям своим предел. Сия души нашея сила есть влиянна от Бога: так она не напрасна; так должна она чем нибудь удовольствована быть; да не услаждением мира сего. Ибо душа есть безсмертна. Почему ищет она такова добра, которое б с нею и по смерти пребывало. Пускай бы нас мир здесь совершенно удовольствовал: но понеже он нас и мы его должны некогда оставить, то какая из того польза, чтоб мы благополучны были, когда временны были, то есть, когда для нас сносно было быть неблагополучными; а лишились бы всего того, когдаб вступили в неокончаемую вечность.

Однако со всем тем многие не узнают сего, что когда душа ничем здесь удовольствовать себя не может, то надобно бы подумать о совершенном ея добре. Но многие сего не узнают. А как между тем желание их ни на какой одной вещи не останавливается, то они, чтоб убежать безпокойства сего, то и дело что веселости переменяют. О суета, не знаю, смеха или сожаления достойная! тем думают утолить жажду свою, что больше ее умножает.

Не к тому я говорю, что человек должен быть всегда скучен, и всяких и неповинных увеселений бегать: нет. Но речь мою склоняю к тому, чтоб и самыя наши веселости не оставались без своей пользы. А самая лучшая из них польза для нас есть сия, чтоб усматривая, что никакая вещь здесь для нашего желания не довольна, оттуду заключить: так я миру сему всего сердца отдавать не должен: так я создан не для мира сего: так надобно мне думать о безсмертии, о вечности, о Боге. Сей путь, по которому дух наш итти стремится, есть не новый. По нем шествовали уже все просвещенные мужи, которые, отводя очи свои от временной красоты, обращали оныя к красоте вечной. С сладостию чувствуется в ушах наших Давидово пение: имже образом желает елень на источники водныя: сице желает душа моя к тебе, Боже! (Пс 41, 1). Вот сокровище наше! так может ли там не быть и сердце наше? Но посмотрим еще превосходство сокровища сего, и чрез то более к нему возгорится дух наш.

Сокровище сие Евангелие называет не оскудеваемым: то есть, таким, в котором все совершенства заключаются. Ибо Бог есть источник неизчерпаемый всех доброт. В нем красота несозданная, премудрость безконечная, благость не-изглаголанная, всемогущество неограниченное, изобилие неистощаемое, услаждение безсмертное, тишина несмущаемая, величество непостижимое: он есть весь желание, весь сладость; весь любовь. Свидетелем тому суть самыя твари, которыя столь прекрасны, что чувства наши в удивление восхищают. Когда же красотою их услаждаемся: колико паче Владыка их должен быть лучший: понеже они не могли проистечь, разве из источника красоты. Почему дух наш ничего более желать не может. Ибо нет совершенства, котораго бы в Боге не находил он. Вся кости моя рекут: Господи, Господи! кто подобен тебе? (Пс 34, 10).

Когда дражайший Спаситель приуготовлялся к подвигу смертному, тогда сладчайшую с учениками своими вел беседу. И как помянул он им о зрении небеснаго Отца, тогда вопросил его Апостол Филипп: Господи! покажи нам Отца, и довлеет нам (Ин 14, 8). В каком бы разуме сей вопрос от Апостола предложен ни был, только содержит он в себе истинну высокую и неоспоримую: а именно, что когдаб мы совершенно с Богом соединились, то ничего б нам не осталось больше желать; тем бы самим все желание наше было удовольствовано. Господи! Покажи нам Отца, и довлеет нам. Теперь нам блистает только малый некий луч онаго несозданнаго света, и некоторым образом предвкушаем, а не насыщаемся нетленныя сладости: а когда сподобимся приняты быть в незаходимыя небеснаго Отца обители, тогда увенчаемся совершенства венцем. Тогда исполнятся радости уста наши и язык наш веселия. Господи! покажи нам Отца, и довлеет нам. Не просим мы, чтоб небесный Отец показал нам себя телесным образом; как-то может просил Филипп: мы желаем и надеемся, чтоб дух наш был един с Господем. У Тебе источник живота; во свете Твоем узрим свет (Пс 35, 10). Но возможно ли то совершенно описать, что ни на сердце человеческое никогда не всходило? Почему мало нечто еще сказав беседу нашу окончим.

Сокровище сие Евангелие называет еще нетленемым и неветшающим. Сколькоб какое добро нас ни услаждало; да ежели надобно когда нибудь ево лишиться, то оная сладость сею опасностию всегда будет огорченна, следовательно, не совершенна. Но сокровище небесное когда единожды получим, никогда его не потеряем. Не боится оно завистливаго неприятеля, не опасается вся истлевающего времени: не смущается печалию, не пресекается болезнию, не знает безпокойства страстей. Не наскучит оно, что будет чрез всю продолжаться вечность: ибо к чемуб лучшему желание наше могло устремиться, ничего не будет.

Сим-то утешал Спаситель наш своих учеников, когда посылал их в мир, яко Агнцев посреде волков. Не бойся, говорил он, малое стадо, яко благоизволи Отец ваш дати вам царство (Лк 12, 32). Не смущайтеся, мои ученики, что мир на вас нападает всею своею свирепостию. Утешайте себя тем, что вы имеете наследовать такое состояние, в котором вас обезпокоить не сильна никакая человеческая злость. Не бойсяж, и ты Христианин! мирских превращений, гонений, несчастий. Отец небесный тебя усыновил себе: ежели же ты сын, то и наследник, и неоцененнаго наследства сего не отнимет от тебя никто.