Права на чужие вещи

.. 67

ПОНЯТИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ ВЕЩЕЙ

Понятие вещи. При натуралистическом подходе к социальным явлениям, неотделимом от мировоззрения древних времен, право в смысле субъективного права невозможно представить иначе, кроме как в овеществленном виде. Поэтому проблема вещей занимала одно из центральных мест и в самом римском частном праве, и в посвященной ему древнеримской юриспруденции. Но римляне проявляли гораздо большее мастерство в сфере казуистики, чем в области формирования общих понятий. Не было у них и общего понятия вещи. И только отталкиваясь от того перечня вещей, который содержится в римских источниках вместе с сопровождающей его классификацией, можно обрисовать общее представление о вещах, из которого римляне исходили фактически, в каких бы пределах это представление ни осознавалось ими самими.

Вещь с их точки зрения—это, несомненно, в первую очередь определенная часть природы—все равно, неживой или живой (включая скот и рабов), изолированной физически и пространственно или неотделимой от других частей природы {как, например, земля). Реально складывавшиеся правовые явления не всегда, однако, гармонировали с фетишизацией права на основе подобного понимания вещи. Если, например, при необычайно наивном ¹примитивизме право собственности еще можно отождествитьс вещью как материальным его объектом, то право кредитора на совершение должником каких-либо действий начисто исключало такое отождествление. Чтобы и права этого рода уложить в казавшуюся им незыблемой вещную концепцию, римляне, наряду с телесными, в буквальном смысле этого слова, изобрели бестелесные вещи. И хотя последние— не часть природы, а нечто выходящее за ее пределы, это их мало волновало. Важно было отыскать способ подведения необычного под обыденное. А поскольку такой способ найден, проблема считалась решенной, независимо от степени согласо-

ванности достигнутого решения с укоренившимися общими представлениями.

Не удивительно поэтому, что вещь как определенная общая категория на базе более поздних правовых систем подвергалась самостоятельному освещению. Но разработанная римлянами классификация вещей в значительной своей части пережила ее создателей и потому должна привлечь к себе особое внимание.

Классификация вещей. Можно назвать лишь одну классификацию вещей, введенную в Риме и так и оставшуюся сугубо римской: деление вещей на манципируемые (res mancipi) и неманципируемые (res пес mancipi). Для самих же римлян эта классификация имела существенное, если не решающее значение.

Дело в том, что наиболее важными средствами производства, а соответственно этому и наиболее ценными благами в Риме считались рабы, крупный скот, итальянская земля. Нужно было поэтому принять особые меры. по охране интересов их обладателей. Одна из таких мер состояла в том, что все эти вещи могли отчуждаться путем не простой передачи новому приобретателю, а в особой, чрезвычайно сложной форме, именуемой манципацией (mancipatio) и еще подлежащей рассмотрению. Отсюда и их терминологическое обозначение как вещей ман-ципируемых. Прочие вещи, наоборот, отчуждались не при помощи манципации, а посредством простого вручения приобретателю, т. е. в порядке традиции (tradere—передавать, tradi-tiö—передача). Они поэтому и обозначались как вещи неманципируемые.

Существовала еще одна римская классификация вещей, следы которой хотя и сохранялись в последующие исторические эпохи, но настолько, превращенные и преобразованные, что можно констатировать не рецепцию этой классификации, а в лучшем случае ее отдаленное родство с правовыми явлениями более позднего периода. Имеется в виду деление вещей на телесные (res corporales) и бестелесные (res incorporates).

О причинах, из-за которых к такому делению прибегали сами римляне, уже говорилось. Телесными они объявляли осязаемые предметы (quae tangi possunt,— к которым можно прикоснуться) и относили к их числу землю, людей, одежду, золото, серебро и многочисленные иные вещи (aliae res innumera-biles). Бестелесными признавались вещи, не просто неосязаемые (quae fangi non possunt), а такие, которые состоят в каком-либо праве (quae in jure consistunt), как-то: право наследования или право, возникшее из договора, и т. п.

В отличие от римского ни феодальное, ни буржуазное право различия между телесными и бестелесными вещами не проводит. Но по мере все более широкого распространения ценных бумаг, особенно когда появились акции, представляющие собой, с одной стороны, объект собственности акционера, а с другой

стороны, документы, фиксирующие его право требования к акционерной компании, в буржуазной цивилистической доктрине начали развиваться идеи двоякого рода. Согласно одной из них» всякая вещь с юридической точки зрения—не вещь, а определенное право. Согласно другой концепции, вещь—не только часть природы, но и искусственное (юридическое) образование, например документ, удостоверяющий имущественные права. Последний ход рассуждений и составляет известную аналогию той римской классификации вещей, которая выделяла в их составе вещи телесные и бестелесные.

Все остальные примененные к вещам классификационные подразделения, хотя и появились в Древнем Риме, вследствие своей предельной абстрактности обнаружили такую жизнеспособность, что в самом общем виде и поныне не утратили практического значения. Речь идет о делении вещей по следующим рубрикам:

вещи, находящиеся в обороте и изъятые из оборота (res in commercio, res extra comme^cium). -Находящимися в обороте признаются такие вещи, которые могут принадлежать любому и каждому. Если же вещи вовсе неспособны быть объектом чьей-либо собственности или, будучи таким объектом, объявлены по закону неотчуждаемыми, непередаваемыми в ^собственность других лиц, они считаются изъятыми из-оборота. В Риме к изъятым из оборота относились: общие вещи (res communes), например воздух; имущество, закрепленное исключительно за государством (res publicae), например государственная земля или государственные рабы; священное имущество (res sacrae)> составлявшее собственность религиозного культа;

движимое и недвижимое имущество (res mobiles, res immobiles). К движимым относились любые пространственно перемещаемые, в том числе самостоятельно передвигающиеся вещи (res se moventes), как, например, скот. Недвижимые вещи—это прежде всего земля и все связанное с землей, ввиду чего их иногда именовали res soli. Однако в римском праве эта классификация решающего значения не имела, ибо, хотя для недвижимых вещей вводились специфические способы отчуждения, важнейшая их часть подпадала под действие этих способов • как равнозначная манципируемым вещам. В феодальном и особенно в буржуазном обществе, которое не знает манципи-руемых вещей, но где земля обрела достаточную оборотоспособ-ность, ее противопоставление прочим вещам в качестве недвижимого имущества существенно как предпосылка особого пра-~ вового режима, установленного для отчуждения и приобретения - земельных участков (поземельные книги и др.). И только когда земля перестала быть объектом частной собственности и, став исключительной собственностью социалистического государства, оказалась изъятой из оборота, отпала юридическая надобность как в выделении недвижимого имущества, так и в противопоставлении его движимым вещам;

вещи, индивидуально определенные и определенные родовыми признаками (species и genera). Данная классификация основана на замеченном римлянами своеобразном явлении, когда юридические правила приходится строить по-разному в зависимости от того, как определена та или иная вещь в конкретных условиях оборота. Эти условия могут строиться так, что связанная с ними вещь будет тем или иным способом выделена из числа себе подобных (например, приобретается приплод точно обозначенного животного). Такая вещь называется индивидуально определенной. Но если по условиям оборота вещь особо не выделяется, а характеризуется лишь самым общим образом (например, приобретается столько-то животных или взаймы предоставляется такая-то сумма денег), ее рассматривают уже как определенную родовыми признаками (res quae pondere, numero mesurave constat—вещи, определяемые весом, числом или мерой). Из охарактеризованной классификации могут быть сделаны важные практические выводы. Римляне, например, исходили из того, что род не может погибнуть (genus perire поп сеп-setur). Поэтому если погибала проданная индивидуально определенная вещь, договор прекращался. Но если договор заключен относительно вещей, определенных родовыми признаками, то, сколько бы их у продавца ни погибло, договор сохраняет силу, ибо в природе однопорядковые вещи остаются, так как гибель всего рода исключена;

вещи потребляемые и непотребляемые (res quae usu non consumatur, res quae usu consumatur). В этом случае было об-• ращено внимание на то, что одни вещи (земля, строения и др.) в процессе использования не потребляются, а другие (вино, мясо, зерно и т. п.) только и могут быть использованы путем потребления. С отмеченными особенностями вещей также невозможно не считаться при выработке соприкасающихся с ними юридических правил. Так, внаем сдаются лишь непотребляемые вещи, а взаймы предоставляются вещи потребляемые. Потребляемыми вещами признавали и деньги, поскольку воспользоваться ими можно не иначе, как путем израсходования. Основной денежной единицей в Риме был ас (327 граммов меди, позднее замененной серебром). 10 асов составляли динарий, 5—квинарий, а 2,5—сестерций;

вещи неделимые и делимые. Классификация этого порядка основана на том, что одни вещи (например, раб) при разделении на части утрачивали свои былые свойства, а другие (например, земля) сохраняли их, несмотря на разделение. Приведенная классификация, как и предыдущие, служила основанием для целого ряда выводов. Предположим, например, что два лица обладают в равных долях на праве общей собственности в одном случае рабом, а в другом закромами зерна. Раб не делим, и потому они обладают рабом не в реальных, но лишь в идеальных, не выделяемых в натуре долях (partes pro indiviso). Чтобы разделить раба, нужно его продать и подвергнуть раз-

делу вырученные деньги. Напротив, зерно делимо, и потому до раздела собственники обладают зерном в делимых долях (partes pro diviso), а после раздела они получают точно фиксированные части (certae partes);

вещи простые и сложные (составные). Простыми объявляются вещи, созданные из единого материала (ценные камни, раб и т. п.). Сложные (составные) вещи в свою очередь подразделяются на два вида: искусственно сложенные (universi-tates rerum cohaerentiüm), например здание или корабль,.и образованные из самостоятельных вещей (universitates rerum distantium), например стадо скота. Выделение сложных вещей, существенно потому, что юридически каждая из них считается единой вещью. При этом понятие искусственно сложенной вещи обязывает при продаже передать ее покупателю со всеми со¹- ставными частями, а понятие вещи, образованной из самостоятельных предметов, обязывает рассматривать ее как вещь, определенную не родовыми, а индивидуальными признаками;

плоды естественные u цивильные (fructus naturales, fructus civiles). Как естественные плоды расценивается все то, что в силу природных свойств приносит сама вещь (плоды деревьев, приплод животных и т. д.). Цивильные—это такие плоды, которые извлекаются в результате циркулирования вещи в обороте (например, проценты, начисляемые на предоставленную взаймы денежную сумму). В связи с выделением как естественных, так и цивильных плодов "вводилось правило о том, что они принадлежат собственнику плодоприносящей вещи, если иное не предусмотрено договором.

Права на вещи. Поскольку римляне не из права выводили иск, а из наличия иска делали вывод о существовании права, они выделяли вещные иски (actiones in rem), противопоставляя их ¹искам личным (actiones in personam). В послеримской цивилистике и особенно в пандектной литературе, поменявшей право и иск местами, объявившей иск производным от права, вместо вещных и личных исков появляются вещные и личные права. К личным были отнесены права, возникающие из договоров и других обязательств, а к вещным — право собственности, право залога и некоторые другие права на вещь. При этом для признания права вещным мало одной только его связи с вещью. Оно должно обладать, кроме того, еще такими двумя признаками, как: ^/

а) право следования, означающее, что при переходе вещи из одних рук в другие принадлежащее третьему лицу вещное право на нее все равно сохраняется. Так,-залогодержатель сохраняет право залога на вещь, хотя бы она была продана и передана кому-либо залогодателем;

б) преимущественное право, обладающее большей силой, чем связанные с той же вещью личные права. Так, если у должника имеется несколько кредиторов, то в какой бы хронологической последовательности их права ни возникли, все они

препятствовали, однако, признанию права собственности правом полного или, говоря точнее, наиболее полного господства над вещью, так как при этом имелась в виду не безграничность, а такая полнота власти, которая доступна только собственнику, но не носителю иных вещных прав.

В силу принадлежавшего ему права собственник обладал в отношении вещи такими возможностями, как uti — пользование, т. е. извлечение из вещи ее полезных естественных свойств, frui — собирание плодов, включая плоды не только, естественные, но и цивильные (приносимые вещью доходы), и abuti— распоряжение (буквально — злоупотребление), т. е. право продать вещь, подарить ее, потребить, уничтожить и т. п. Пользуясь неизвестным римлянам современным юридическим языком, следовало бы называть перечисленные возможности правомочиями собственника—составными или дробными частями признанного за ним права собственности. Но при подобной их обрисовке в легальном перечне образуется весьма существенный пробел, так как отсутствует упоминание о таком важнейшем правомочии собственника, каким является владение— фактическое обладание вещью в смысле пребывания ее в сфере физического или хозяйственного господства собственника. И этот пробел образовался отнюдь не беспричинно, так как если все другие возможности, упоминаемые в источниках римского права, мыслимы лишь в качестве юридических, то владение зачастую появляется в виде чисто фактического состояния. Ему посвящаются поэтому специальные правила, учитывающие возможную его как фактическую, так и юридическую сторону, в том числе и неотделимую от права собственности.

Право собственности, владение и держание. Наряду с собственностью (proprietfls) римское право говорит о владении (possessio) и держании вещи (detentio).

Владение вещью—это обладание ею. Оно может основываться на праве, причем не только собственника, но и другого управомоченного (например, уже ранее упоминавшегося супер-фициария). Возможно также владение, лишенное всякого правового основания, являющееся фактом, а не правом (например,. владение лица, приобретшего вещь от того, кто не имел права ее отчуждать). Но для того, чтобы признать определенное фактическое или юридическое состояние владением, оно должно соединять в себе два элемента:

a) corpus possidendi— сам факт обладания вещью. Он считается наступившим, если позиция обладателя такова, что позволяет ему в любой момент оказать на вещь нужное воздействие. Это бывает, когда вещь находится у самого обладателя или подвластных ему лиц. Владение может быть установлено и через, лиц, никому не подвластных, если такова специальная направленность совершенного акта. Например» после приобре¹ тения вещи покупатель оставляет ее по договору найма у продавца. Теперь уже бывший собственник владеет вещью не для

себя, а для нового собственника, который поэтому и признается ее подлинным владельцем;

б) animus possidendi -^намерение владеть вещью, причем намерение владеть ею для себя, а не для другого. По этой причине владения нет как в случае, если вещь положили кому-то в карман и обладатель об этом не знает, так и тогда, когда, подобно обладанию нанимателя, оно носит срочный характер, предполагая необходимость к установленному сроку возвратить вещь собственнику или другому управомоченному субъекту. Но если animus possidendi налицо, то уже не имеет значения, сопряжено ли это с каким-либо правом (например, правом собственности), либо при отсутствии права основывается на добросовестности владельца (possessor bona fides), или даже осуществляется недобросовестным владельцем (possessor mala fides), например похитителем вещи.

Владение ¹утрачивается при отпадении любого из двух названных элементов: в результате как выбытия вещи из обладания данного лица (в связи, например, с ее утерей или похищением), так и отказа от намерения владеть ею для себя (в связи, например, с продажей вещи, временно оставляемой у продавца). Если же corpus possidendi имеется, a animus possidendi отсутствует, тогда речь должна идти не о владении, а о держании.

Держание, а не владение налицо во всех тех случаях, в которых оно ограничено определенным сроком (например, при сдаче вещи ¹внаем или в ссуду, т. е. в срочное бесплатное поль-, зование). И такой ход рассуждений вполне логичен, так как если установлен срок возврата вещи, обладание не может быть связано с намерением владеть ею для себя. Но дальше появляются уже ничего общего с логикой не имеющие столь характерные для римлян искусственные построения. Вот некоторые из них: раз animus possidendi отпадает при срочном владении, то оно имеется при владении бессрочном, когда вещь передается кому-либо в пользование на началах прекария, т. е. до востребования; или поскольку эмфитевзис означает предоставление земли в пользование на столь длительный срок, как 100 лет, то это уже находится на грани бессрочности и потому также предполагает animus possidendi.

Следует лишь иметь в виду, что приведенные и другие искусственные построения, используемые для обоснования владения там, где на самом деле есть лишь держание, устремлены к достижению вполне определенной практической цели: допустить, когда это необходимо, применение специальных способов защиты, рассчитанных не на держание, а единственно на владение. Но чтобы усвоить суть таких специальных способов, нужно вначале ознакомиться с теми средствами защиты, которые установлены для права собственности, а также с видами этого права и способами его приобретения.

Виды права собственности. Древнейшим правом собствен-

ности в Риме была квиритская собственность (dominium ex jure quiritium). Она основывалась на нормах цивильного (кви-ритского) права и характеризовалась обязательным соединением в ней следующих специфических признаков:

а) ее субъектами могли быть только римские граждане. Исключение из этого строжайшего правила допускалось лишь для латинов, наделенных jus commercii (т. е. признававшихся полноправными лицами в области имущественных отношений);

б) в качестве ее материальных объектов выступали манци-пируемые вещи (res mancipi). Так, итальянская земля была, а земля, расположенная в провинциях, не могла стать материальным объектом квиритской собственности;

в) единственно возможным способом ее приобретения являлась такая сложная процедура, как манципация. Приобретение вещи путем простой передачи не создавало квиритской собственности.

Однако, чем больше развивались товарно-денежные отношения,.тем труднее становилось обходиться этим видом собственности, ограниченным по сфере своего применения и осложненным в способах своего возникновения. Подобно тому как в доклассическом периоде вообще обнаруживается дуализм римского права, так в то же самое время он начинает сказываться на институте права собственности. Квиритской собственности противопоставляется собственность преторская или бо-нитарная (res in bonis—вещи, входящие в имущество). Она возникала при отсутствии хотя бы одного из признаков, свойственных квиритской собственности, т. е. если ее приобретатель не был римским гражданином, или хотя и относился к числу римских граждан, но приобретал неманципируемые вещи (res пес mancipi), или даже приобретал манципируемые вещи, но посредством не манципации, а простой традиции. Что же. касается наименования преторской собственности, то это обусловливалось предоставлением ей защиты со стороны преторского эдикта при абсолютном непризнании со стороны норм цивильного права.

Как, однако, могла быть построена преторская защита имущественных приобретений, которые не находили прямого подтверждения в законе? Здесь, как и во многих других случаях, для создания ¹лреторских конструкций использовали закон, но использовали своеобразно, опираясь на такой специфический юридический прием, каким является фикция.

В правовом смысле слова фикция—это определенное юридическое предположение, и в этом состоит ее сходство с презумпцией. Но если презумпция — предположение, с большой степенью вероятности соответствующее реальной действительности, то фикция заведомо ей не соответствует и тем не менее должна соблюдаться так, как будто она безупречна в своей истинности. Претор и пользовался тем, что цивильное право

знало приобретательную давность (usucapio)—институт, согласно которому вещь, даже приобретенная с какими-либо юридическими дефектами (например, вне манципации), становилась собственностью приобретателя, провладевшего ею в течение определенного времени. И во всех случаях, когда претор сталкивался с реальным приобретением имущества, отступавшим от некоторых строгих требований квиритского права, он применял к такому приобретению фикцию истечения срока приобретательной давности, что и позволяло ему признать приобретателя собственником.

Это признание означало^ что если бы квиритский собственник попытался истребовать вещь у собственника бонитарного, последний был бы защищен возражением о том, что в его пользу истекла приобретательная давность. При выбытии же вещи из обладания бонитарного собственника он мог бы восстановить утраченное владение посредством специально созданного для этой цели публициановского иска (Publiciana in rem actio—по имени ¹введшего его претора). И чем более упрочивалось преторское право, тем очевиднее становилось юридическое обессиление квиритского собственника перед собственником бонитарным. В дальнейшем раздвоение собственности по поводу одного и того же имущества на квиритскую и бонитар-ную превращается в чисто номинальное, а Уложение Юстиниана и вовсе его упраздняет, придав всеобщее значение тому правовому режиму, который сформировался ¹ под эгидой претор-

ского права.

Способы приобретения права собственности. Число этих способов достаточно велико, причем с течением времени одни полностью сходили со сцены, другие образовывались заново, а третьи, сохраняясь в целом, менялись в своем конкретном содержании. Некоторые из них так и остались не более чем современниками римского государства. Многие способы, однако, в преобразованном и измененном виде перешли в частноправовые системы последующих исторических эпох.

Специфически римским способом приобретения права собственности была^прежде всего манципация. Она сохранялась на протяжении почти всего времени существования- римского государства и исчезла лишь при Юстиниане.

Манципация применялась как способ приобретения кви-ритской собственности. К ней, поэтому прибегали только римляне и лишь в случаях приобретения манципируемых вещей. Сама связанная с нею процедура состояла в том, что продавец (venditor) и покупатель (emptor) доставляли вещь (например, раба) или ее символ (например, кусок земли при продаже земельного участка) к месту, где находились 5 свидетелей и весовщик (libripens) с весами и медью: Покупатель, держа вещь рукою, произносил строго определенную формулу: «Hunc ego hominem ex jure quiritium meus esse ajo isque mini emptus esto hoc aere aeneque libra» (Итак, я утверждаю, что этот человек

/

по праву квиритов принадлежит мне, так как куплен мною при помощи этой меди и этих весов). Затем он ударял медью по весам и передавал ее продавцу как символ вручения покупной цены. С того же момента сделка считалась состоявшейся и право собственности переходило к покупателю.

Ввиду сложности этой процедуры вместо нее можно было прибегнуть к другому, тоже достаточно осложненному, но все же менее затруднительному способу приобретения права собственности — так называемой уступке права (in jure cessio).

Последняя осуществлялась в форме мнимого судебного спора о праве собственности на вещь. Покупатель предъявлял иск об истребовании вещи как якобя принадлежащей ему, а продавец молчал в ответ на обращенное требование и тем самым уступал свое право покупателю. Как «облегчённый» заменитель манципации уступка права тоже должна¹расцениваться в качестве специфически римского способа приобретения права собственности. Разумеется, и в условиях буржуазного процесса с его началом диспозитивности,- обязывающим суд удовлетворить иск, как только он признан ответчиком, нет препятствий к использованию этого приема в целях отчуждения имущества. Но поскольку практическая надобность в подобном применении судебной процедуры здесь едва ли может возникнуть, той буржуазное право не упоминает ее в перечне оснований, на которые право собственности опирается.

Иная судьба была уготована тому разработанному римлянами способу приобретения права собственности, который именуется традицией (traditio—передача).^ Этот способ сохранил свое значение и в современных условиях, выступая в одних законодательных системах (например, германской) как всеобщее правило, знающее отдельные исключения, а в других (например, французской)—как правило, рассчитанное лишь на отчуждение вещей, определенных родовыми признаками.

В Риме традиция поначалу применялась к неманципируе-мым вещам или к вещам, приобретатели которых не обладали римским гражданством. В дальнейшем ее действие было распространено на манципируемые вещи, хотя бы они отчуждались в отношениях между римскими гражданами. Начиная же с Уложения Юстиниана, традиция полностью вытесняет как манципацию, так и уступку права, превратившись в способ приобретения собственности, решающий для экономического оборота. Действие этого способа предполагало, однако, соединение двух условий.

Во-первых, требовалась сама передача вещи. Одного только соглашения сторон для переноса права собственности недостаточно: traditionibus dominio rerum, поп pactis transferruntur (собственность переносится передачей, а не соглашением). Передачей же считалось как фактическое вручение вещи приобретателю, так» и соответствующее символическое действие (например, вручение ключей от проданного дома). Если отчуждалась

вещь, уже находившаяся у приобретателя (потому, например, что он ранее получил ее внаем), передача признавалась состоявшейся в момент заключения договора (traditio brevi manu — передача короткой рукой). Напротив, когда отчужденная вещь оставалась во владении отчуждателя, но уже не по праву собственности, а по иному основанию (например, в порядке бессрочного пользования), она считалась в момент заключения договора купли-продажи переданной покупателю и одновременно, в силу заключения второго договора, возвращенной продавцу, переставшему уже. быть собственником (traditio loriga manu — передача длинной рукой). Те же действия, в результате которых продавец, утрачивая право собственности, становился не владельцем, а держателем вещи (например, как получивший ее в срочное пользование), также означали передачу, но в виде не longa manu, a constitutum possessorium (установление владения в лице покупателя¹путем превращения продавца в простого держателя вещи).

Во-вторых, было необходимо, чтобы передача вещи опиралась на достаточно справедливое основание (justa causa). Таким основанием мог быть договор купли-продажи, дарения, мены или иной акт, совершенный с целью отчуждения имущества. Если при передаче вещи допускалась ошибка (например, подаренная вещь передавалась не тому, кого хотел одарить собственник), можно было потребовать ее возвращения как недолжно полученного (condictio indebiti). В случае же передачи вещи по безнравственному основанию отчуждатель приобретал право на ее возвращение лишь при условии, что сам не заслуживал какого-либо этического упрека.-При этической ущербности также его собственного поведения (например, дарение совершено под условием расторжения брака одаряемым) вещь ему не возвращалась согласно правилу: nemo auditur propriam turpi-tudinem suam allegans (никто не будет слушать ссылки на свое бесстыдство).

И только когда соединялись оба названных условия, а тем самым фактическая передача опиралась на юридически оправданное основание, она приводила к переходу права собственности от отчуждателя к приобретателю.

В отличие от традиции как наиболее массовой, повседневно применяемой в условиях развитого оборота формы реализации имущества, другие способы его приобретения, хотя и пережили века, свое практическое действие обнаруживают лишь в особых, зачастую чрезвычайных обстоятельствах. К таким способам относятся:

а) завладение (occupatio)—захват вещи.¹ Он допускался в отношении никому не принадлежавшего имущества, к которому относились не только вещи, не имеющие собственника (res nullius), но и такие, от права на которые собственник отказался (res derelictae). Юридически в тождественном положении оказывались и res hostiles — имущество военного про-

тивника, принадлежало ли оно государству или населению захваченной территории. Вещи, относившиеся к имуществу любого из указанных видов, становились собственностью того, кто первым завладел ими (res nullius cedit primo occupanti). И только в отношении клада (thesaurus), т. е. крупной ценности, скрытой в земле, действовало правило о том, что половина его стоимости переходила к обнаружившему клад, а вторая половина — к собственнику земельного участка, на территории которого клад. был обнаружен;

б) переработка (specificatio)—создание из чужих материалов новой вещи для себя, например изготовление вина из чужого винограда, вазы из чужого металла и т. п. Спецификация признавалась состоявшейся, если материал приобретал новую форму (nova species), позволяющую констатировать появление новой вещи. Вызывая контроверзы у сторонников разных направлений римской юриспруденции, этот случай был разрешен Уложением Юстиниана в том смысле, что если специфи-кант действовал не по злому умыслу и невозможно возвратить переработанные материалы в Прежнее состояние, вещь становилась собственностью спецификанта, обязывавшегося в свою очередь возместить стоимость материалов их собственнику;

в) соединение вещей (accessio)—оно способно воплотиться как в движимом, так и в недвижимом имуществе. В качестве примеров соединения недвижимых вещей в источниках упоминаются aluvio (наслоение, увеличившее берег) и insula in fluminae nata (образовавшийся в реке остров). Соединение движимых вещей подразделялось на commixtio (смешение сыпучих предметов, например зерна) и confusio (смешение несыпучих предметов, например стад скота различных собственников при невозможности выделить экземпляры, принадлежащие каждому из них). Не исключалось также соединение с недвижимыми вещами движимых: урожая с землей, строения с земельным участком и т. п. Общее правило, применявшееся к рассматриваемым случаям, гласило: подчиненная вещь следует за главной (accessoria cedit principalis). Поэтому к собственнику берега переходила намытая его часть, к собственнику реки—появившийся остров, к собственнику более дорогих из числа смешавшихся вещей — новый предмет, появившийся в результате смешения, и т. п. Однако в последнем случае тот, «то стал собственником вновь образовавшейся вещи, обязывался к возмещению стоимости вошедших в ее состав менее дорогих предметов, а при обработке чужого земельного участка или строительстве дома на чужой земле компенсация стоимости этих объектов производилась в пользу того, кто, совершая подобные действия, находился в состоянии извинительного заблуждения, т. е. был добросовестен;

г) приобретательная давность (usucapio)—приобретение права собственности в результате длительного владения имуществом, не принадлежащим его обладателю. Первоначально она

применялась лишь к римским гражданам в отношении манци-пируемых вещей, а ее продолжительность составляла один год для движимого и два года для недвижимого имущества. Претор расширил ее действие, установив, что по истечении 10 лет право собственности возникает и у перегрина, а по истечении 40 лет даже у вора. Уложение Юстиниана закрепило для движимого имущества трехгодичную и для недвижимого десятилетнюю приобретательную давность с увеличением ее до 20 лет, если отсутствует собственник, имущество которого переходит в собственность другого лица по давности владения.

При этом указанные сроки вызывали необходимый правовой эффект в случае соединения их со следующими условиями:

Justus titulus— переход имущества в обладание владельца по определенному правовому основанию—в результате покупки, в виде дара, приданого и т. п. Достаточен при этом не только реальный, но и мнимый титул (titulus putativus), например завладение чужим имуществом, которое по ошибке было расценено как никому не принадлежащее. Несущественно также наличие в титуле тех или иных дефектов в виде, например, несоблюдения всех связанных с манципацией ритуалов, так как если титул лишен всяких дефектов, то он сам, а не приобрета-тельная давность обосновывает переход права собственности к владельцу;

Ьопа fides— добросовестность владельца, который, приобретая вещь, не знал, что она не принадлежит отчуждателю и не может быть им реализована. Добросовестность необходима только на момент приобретения. Последующие сведения о дефектности совершенного акта не исключают права собственности по давности владения;

непрерывность владения в пределах установленного времени— осуществление его в рамках указанных сроков одним лицом или хотя и разными лицами, но в условиях, когда допускается суммирование времени, в продолжение которого вещь находилась у каждого из них (например, при переходе ее от вла-дельца-наследодателя к владельцу-наследнику). Если вещь утеряна одним и найдена другим лицом, то сколько бы времени ни провладел ею первый, для приобретения права собствен-^ ности вторым установленный срок должен истечь полностью.

Уложение Юстиниана ввело также экстраординарную приобретательную давность продолжительностью 30 лет. Ее истечение порождало право собственности, и при отсутствии Justus titulus, а иногда даже в отношении недобросовестного приобретателя.

Будучи одним из способов приобретения права собственности, приобретательцая давность практически весьма существенна и в двух других отношениях: во-первых, она погашала те пороки приобретения имущества, на которые стороны нередко шли вполне сознательно во избежание многочисленных осложнений, порождавшихся ритуальностью и формализмом древне-

римского права; во-вторых, после ее истечения один только этот факт с бесспорностью свидетельствовал о наличии права собственности у владельца, освобождавшегося в случае спора от представления каких бы то ни было других доказательств.

Прекращение права собственности. Наиболее естественным способом прекращения права собственности римляне считали уничтожение вещи, произошло ли это вследствие ее гибели, потребления или по иным причинам.

Но уничтожение — не единственный случай, когда право собственности, прекращаясь для одного субъекта, не возникает в чьем-либо другом лице. То же самое происходит и при дере-ликции — отказе собственника от права на принадлежащую ему вещь. Правда, поскольку в результате дереликции вещь не уничтожается, а становится никому не принадлежащей, она может оказаться объектом завладения и благодаря этому перейти в собственность оккупанта. Однако дереликция отнюдь не требует последующего завладения и прекращает право собственности сама по себе независимо от того, будет ли оно впоследствии приобретено другим лицом.,

В этом смысле дереликция, как и уничтожение, отличается от отчуждения, которое также прекращает право собственности на вещь, причем в самых различных формах, в таких, как купля-продажа, дарение, мена, предоставление приданого и т.п. Но ка^к бы перечисленные формы ни рознились, свойственная им общая черта состоит в том, что одновременно с прекращением права собственности у отчуждателя такое же право возникает у приобретателя. Римляне констатировали здесь поэтому не просто прекращение, а переход права собственности. Переход же возможен лишь при строжайшем соблюдении требования nemo plus. juris (никто не может передать другому больше прав) и т. д. И, следовательно, прекращенное для его прежнего носителя, право собственности появляется у нового обладателя с теми же обременениями (залоговыми и другими), какие на нем лежали в момент совершения отчуждательного акта.

Еще одним способом прекращения права собственности, введенным с древнеримских времен, было изъятие вещи из оборота, например включение частной земли в состав государствен^ ной (ager publicus) или признание государственными (servi publici)" частных рабов. Специфика этого способа заключалась в том, что если отчуждение вещи вызывало как свое следствие приобретение ее другим лицом, то изъятие вещи из оборота являлось причиной прекращения прав прежнего собственника. Здесь, таким образом, не было перехода права, а потому не могло применяться и правило nemo plus juris и \_л. Перейдя из области in commercio в сферу extra commercium, вещь подчинялась установленному для этой сферы правовому режиму, каким бы ни было ее предыдущее правовое состояние.

Защита права собственности. "В нормах римского права закреплены три способа защиты права собственности: виндикаци-

онный, негаторный и прогибиторный иски. Под указанными наименованиями перечисленные иски первоначально применялись лишь к защите квиритской собственности.

Важнейшим среди них был, несомненно, виндикационный иск (rei vindicatio). Он предъявлялся в случаях, когда одно лицо утверждало, что является собственником вещи, находящейся во владении другого лица, и по этому основанию требовало, чтобы вещь была ему возвращена. При этом на истце лежало бремя доказывания (onus probandi) того обстоятельства, что вещь действительно принадлежит ему на праве собственности, а ответчик от обязанности представления каких-либо доказательств освобождался, ибо в его пользу говорил сам факт владения вещью.

Если истцу не удавалось доказать принадлежность ему права собственности, иск отклонялся. При доказанности этого факта иск в легисакционном процессе подлежал удовлетворению. В формулярном процессе праву собственности истца можно было противопоставить возражения о праве залога или о других правах, которые на ту же вещь имел ответчик и которые позволяли ему удерживать вещь у себя. Кроме того, бонитарный собственник против виндикационного иска квиритского собственника имел такое обеспеченное претором мощное средство защиты, как возражение о вещи проданной и переданной (ехсер-tio rei venditae et traditae). Но при отсутствии поводов для" возражений вещь изымалась в пользу истца, право собственности которого получило в судебном процессе свое обоснование.

Помимо утраты вещи ответчик нес в таких случаях и некоторые иные потери. В легисакционном процессе он утрачивал внесенное sacramentum. При рассмотрении спора в условиях формулярного процесса было принято различать добросовестных и недобросовестных владельцев. Хотя у тех и других владение страдало юридическими дефектами, первые находились, однако, в извинительном заблуждении по поводу его подлинной сущности (получив, например, чужое имущество в составе наследства), а вторые вовсе на этот счет не заблуждались или не могли сослаться на извиняющие их заблуждение обстоятельства (приобретая, например, беглого раба в условиях, несовместимых с приобретением такого рода). Недобросовестный владелец, помимо самой вещи, обязывался также возвратить плоды, которые вещь принесла за все время неправомерного обладания ею, тогда как добросовестный владелец возвращал плоды, полученные лишь со времени предъявления к нему виндикационного иска. Приведенные правила подверглись, однако, изменениям при Юстиниане, Уложение которого установило, что добросовестный владелец возвращает fructus extantes—плоды полученные, но не потребленные, к какому бы времени их получение ни относилось. Что же касается недобросовестного владельца, то он теперь обязывался к возвращению или компенсации как полученных плодов (fructus percepti), так и плодов,

которые можно и должно было получить (fructus percepiendl^.

Следует лишь иметь в виду, что добросовестность принималась во внимание в решении вопроса о плодах, но не о судьбе самой вещи. Вещь же возвращалась собственнику независимо от добросовестности владельца, так как римское право стояло на позициях неограниченной виндикации, провозгласив правило:

ubi rem meam invenio, ibi vindico (где бы я ни нашел свою вещь, там ее и виндицирую). Отход от этого правила в интересах добросовестных участников оборота, которые, приобретая вещь, не знали и не могли знать о неуправомоченности отчуждателя на совершение отчуждательного акта,—дело гораздо более позднего времени. Понадобилось порожденное капитализмом всеобщее господство товарного производства и товарного обращения, чтобы была осознана реальная необходимость не только всемерной защиты частной собственности (этому продолжал служить виндикационный иск), но и разностороннего обеспечения потребностей экономического оборота (этому, в частности, содействовало ограничение в интересах его участников виндикационной защиты собственнических правомочий).

Виндикационный иск есть иск о праве собственности. Случается, однако, что принадлежащее собственнику право никем под сомнение не ставится и вещь продолжает оставаться в его обладании, но кто-либо обращается с нею так, как если бы ему принадлежали определенные права на ту же самую вещь. В Риме так, например, происходило, когда через земельный участок одного субъекта прогонялся к водопою скот его соседа, ссылавшегося на якобы закрепленное за ним право такого прогона. Тогда уже появлялись основания для предъявления не виндикационного, а негаторного иска (actio negatoria — иск об отрицании, от слова negare—отрицать). Его удовлетворение и означало не что иное, как судебную констатацию того факта, что имущество, составляющее собственность истца, свободно от тех правовых обременении в пользу третьих лиц, на которые они претендуют,

Третьи лица могли, наконец, не притязать на чужое иму-щеетво ни целиком, ни в рамках строго ограниченного права, но в то же время мешать своим поведением собственнику нормально использовать его. Таковы, например, часто встречавшиеся в условиях городской скученности Древнего Рима попытки возвести стену, которая, отгородив собственный дом, препятствовала доступу света в окна соседского дома. Это давало уже повод для предъявления прогибиторного иска (actio prohibi-toria — иск о воспрепятствовании от слова prohibere — препятствовать). Признав его обоснованным, суд обязывал нарушителя устранить последствия совершенных действий и не совершать действия такого же рода в¹ будущем.

Расчлененные между тремя перечисленными исками способы защиты квиритской собственности по отношению к собствен-

ности бонитарной были объединены уже упоминавшимся пуб-лициановским иском. Кроме того, как ранее говорилось, в споре с квиритским собственником для защиты бонитарной собственности использовалось возражение о вещи проданной и переданной. А когда дуализм права собственности был преодолен» то виндикационный, негаторный и прогибиторный иски нашли признание в Уложении Юстиниана как всеобщие по своей значимости способы защиты этого права, дифференцируемые в зависимости лишь от того, какому конкретному нарушению последнее подверглось.

Защита владения. Поскольку владение является одним из правомочий собственника, то защита права собственности обеспечивала также защиту владения. Ясно, например, что когда предъявляется виндикационное требование, его цель в том как раз и состоит, чтобы изъять вещь из незаконного обладания ответчика и возвратить ее в правомерное владение истца. Но для удовлетворения этого требования должно быть доказано, что у истца имеется право собственности на спорную вещь. Здесь возникал, следовательно, спор не о факте, а о праве, не о владении как определенном фактическом состоянии, а о праве собственности, на которое это фактическое состояние опирается. И так как иск о праве собственности или любом ином вещном праве назывался actio petitoria, то обеспечиваемая им защита владения получила наименование- петиторной защиты.

Наряду с этим со времени преторского права появляется другая форма защиты владения. Она прямо и называется ела¹ дельческой или поссессорной защитой. Суть ее состояла в том, что защитой обеспечивался сам факт владения, без необходимости доказывания его правовых оснований и даже независимо от того, существовали ли такие основания вообще. При этом конкретное содержание поссессорной защиты разнообразилось соответственно двум несовпадающим ситуациям ее практического применения.

Первая ситуация характеризовалась тем, что, хотя вещь фактически находилась в обладании одного субъекта, на владение ею притязало также другое лицо. В этом случае в защиту владельца мог быть применен преторский интердикт retinendae possessionis (об удержании владения). Согласно указанному интердикту, владение должно оставаться неприкосновенным, если не доказано, что оно возникло вследствие насилия, тайным образом либо получения вещи в пользование с обязанностью возвратить ее по первому требованию другой стороны (пес vi, ne clam, пес praecario). Напротив, при доказанности любого из перечисленных обстоятельств у другой стороны появлялись основания для возражения о порочности владения (exceptio vifiosae possessionis) и требования о передаче вещи в ее собственное обладание.

Вторая ситуация отличалась от первой тем, что субъект, во владении которого вещь находилась раньше, к моменту спора

уже не владел ею, так как лишился владения вследствие насилия или иных противоправных действий другой стороны, в обладание которой вещь затем перешла. В таком случае в защиту владельца мог быть применен преторский интердикт recu-perandae possessionis (о восстановлении владения). Согласно указанному интердикту, владение должно быть восстановлено, если удалось доказать, что оно существовало в прошлом и подверглось нарушению каким-либо из упомянутых в интердикте недозволенных способов. Напротив, при недоказанности любого из названных обстоятельств владение сохранялось за тем, кто осуществлял его фактически к моменту рассмотрения спора.

Какой бы, однако, интердикт ни применялся, спор не должен был выходить, за чисто фактические границы. Перенесение его из сферы факта в область права не допускалось. Не исключено, например, что вещь насильственно отобрана у владельца ее собственником, который хотя не отрицает факта¹ насилия, но возражает против возвращения вещи владельцу, ссылаясь на принадлежащее ему право собственности. Это возражение не могло приниматься во внимание и не оказывало никакого воздействия на ход владельческого (поссессорного)- процесса. Последний завершался в пользу владельца. А если такой исход владельческого спора не соответствовал правовой позиции его участников, заинтересованная сторона (в приведенном примере—сторона, считающая себя собственником) могла затем возбудить другой, петиторный процесс и, доказав принадлежность ей права на¹ спорную вещь, получить ее в свое владение уже по этому правовому, а не чисто фактическому основанию.

Возникает вопрос: имел ли вообще поссессорный процесс какой-либо практический смысл, раз он не исключал последующего петиторного процесса с вытекающей из него возможностью прямо противоположного разрешения спора между сторонами?

Во-первых, петиторный процесс—это спор о праве, бремя доказывания которого лежит на том, кто не владеет вещью, но лишь притязает на нее. Владеющий же от представления каких-либо доказательств освобождается, так как в его пользу говорит сам факт владения. Но отмеченная расстановка участников петиторного процесса зависела от исхода процесса поссессорного: его завершение в пользу одной стороны переносило бремя доказывания целиком на другую сторону, пытавшуюся факту владения вещи противопоставить свое право на нее. Практический смысл поссессорного процесса и состоял прежде всего в том, что благодаря ему происходило соответствующее распределение бремени доказывания между участниками будущего петиторного процесса.

Во-вторых, хотя поссессорный процесс не исключал петиторного, зачастую спор между сторонами дальше поссессорного процесса не шел. И это вполне объяснимо. Ведь в петиторном процессе факту владения вещью нужно противопоставить пра-

во на нее. Между тем в подавляющем большинстве случаев даже собственник не может подтвердить свое право никакими другими доказательствами, кроме ссылки на владение. А благодаря тому, что владение обеспечено защитой, такой ссылки при возникновении спора оказывалось, вполне достаточно, чтобы было также защищено и право собственности. Решающее практическое назначение поссессорного процесса в том и состояло, что, устремленный к обеспечению факта, он охранял стоящее за этим фактом право, и то, что называется защитой владения, по существу своему есть не что иное, как защита самого права собственности.

Недаром поэтому римляне обеспечивали специальной защитой владение (possessio), но не держание (detentio): первое означало обладание вещью-для себя и, стало быть, как правило, именно и сопутствовало праву собственности; второе являлось обладанием для другого, и, значит, сопряжённость его с правом собственности обладателя была исключена с самого начала. Не случайно также эта защита воспринималась как весьма эффективная частноправовыми системами последующих исторических эпох. Сообразующаяся с формализмом древне-римского процесса по имущественным спорам, она необходима и в любом другом обществе, строящем этот процесс так, что победа в нем зависит не от выявления объективной истины, а от распределения бремени доказывания между сторонами и различных законодательных предположений (презумпций), установленных в пользу каждой из них. И если советское право не знает института поссессорной защиты, то не потому, что оно пошло по пути ослабления охраны права собственности, а потому, что, лишенное формализма, способно обеспечить такую охрану без искусственного противопоставления поссессорных и петиторных исков, на основе неразрывного единства самого права собственности с законодательно закрепленными средствами его юридической- охраны.

Понятие прав на чужие вещи. Подобно праву собственности, права на чужие вещи (jura in re aliena) являются вещными правами. Им свойственны поэтому такие характерные для вещных прав общие качества, как следование за вещью и удовлетворение преимущественно перед связанными с той же вещью личными правами. Но если право собственности есть право на свою вещь, то от него не может не отличаться такое вещное право, которое распространяется на чужую вещь. Это различие усматривалось в том, что право на чужую вещь не порождает полного господства над нею. На основе такого права могло возникнуть господство лишь в относительно ограниченных масштабах, приобретающих в каждом конкретном случае свою специфическую обрисовку.

При этом выделялись пять типов прав на чужие вещи: сер-витуты, суперфиций, эмфитевзис, залог, ипотека. Но залог и ипотеку как содействующие исполнению договоров способы их обеспечения целесообразно рассмотреть в следующем разделе настоящего пособия в связи с изучением самих договоров.

.Сервитуты. Представляя собой во всех случаях права на чужие вещи, сервитуты в свою очередь строятся как вещные или личные.

Вещные или предиальные сервитуты (servitutes praediorum) могут быть проиллюстрированы на следующем примере. В связи с наследованием земельного участка его приходится делить между двумя наследниками, причем за одним закрепляется та часть земли, которая примыкает к дороге, а оставшаяся часть, не имеющая к дороге самостоятельного доступа, предоставляется другому. Понятно, что вторым участком было бы невозможно пользоваться, если бы у его обладателя отсутствовало право прохода через первый участок. Такое право и будет не чем иным, как вещным (предиальным) сервитутом. Сервитутом потому, что оно порождает господство над чужим земельным участком в границах, необходимых для обслуживания собственной земли. Вещным же потому, что, как бы ни изменился персональный состав собственников обоих земельных участков, первый всегда будет подчиненным, а второй господствующим, и у собственника второго во всех случаях будет существовать соответствующее право в отношении первого участка.

Из сказанного, конечно, не следует, что вещные сервитуты представляют собой отношения не между людьми, а между вещами, как думали сами римляне и как с неослабевающей настойчивостью продолжают утверждать те буржуазные юристы, для которых рассматриваемый институт—лакомый кусок на пути фетишизации общественно-правовых явлений. Что дело не в естественных связях вещей, а в общественных отношениях людей,— это легко устанавливается благодаря самому элементарному эксперименту: достаточно соединения права собственности на оба земельных участка в одних руках, чтобы отпала какая бы то ни была почва для сохранения вещного сервитута. И если, используя древнеримскую терминологию, в соответствующих случаях и сейчас говорят о господствующих и подчиненных земельных участках, то на самом деле надо иметь в виду отношение не между участками, а между стоящими за ними людьми как носителями определенных социально значимых интересов.

Такие интересы могут получить самое разнообразное конкретное выражение. Соответственно этому приходилось дифференцировать и отдельные виды вещных сервитутов, выделяя среди них такие, как via— право проложить на подчиненном участке дорогу определенной ширины, iter— право прохода через подчиненный участок пешком или проезда на лошади, actus— право прогона скота, aqueductus— право провода воды.

Поскольку перечисленные сервитуты связаны с возможностью совершения управомоченным разных юридически значимых действий, каждый из них подчинялся своему особому правовому режиму. Этот режим менялся также в зависимости от того, шла ли речь об установлении сервитута в городе или деревне (servi-tutes rusticorum et urbanorum—сельские и городские серви-, туты). Но при всем их разнообразии вещные серйитуты обладали двумя общими юридическими свойствами: бессрочностью, так как в противном случае господствующий участок утратил бы экономическую ценность по истечении установленного для сервитута срока, и неделимостью, ^ибо, если бы, например, подчиненный участок был разделен между несколькими собственниками, он все равно как единое целое продолжал бы обременяться сервитутом в пользу собственника господствующего участка.

Иной характер носили личные сервитуты (servitutes perso-narum),, которые также могут быть проиллюстрированы на конкретном примере. Так, если имущество завещалось сыну с возложением на него обязанности предоставить жилой дом в пожизненное пользование жены завещателя, то последняя и приобретала личный сервитут в отношении объекта, перешедшего в собственность сына. По сравнению с вещными, личные сервитуты обладали той особенностью, что приурочивались к определенному субъекту и сохранялись не бессрочно, а во всяком случае не дольше жизни управомоченного. Но,, будучи личными сервитутами, они по своему юридическому содержанию относились к разряду вещных прав, ибо, во-первых, следовали за вещью (в приведенном примере жена сохраняла бы право проживания и после продажи дома третьему лицу), а, во-вторых, удовлетворялись преимущественно перед личными правами на ту же вещь (например, преимущественно перед правами коммодатария, тоже получившего возможность бесплатного проживания в доме умершего, но по договору ссуды, а не на основе установленного в его пользу личного сервитута).

Первоначально различались два вида личных сервитутов:

узуфрукт (usus fructus)—право пользования вещью, включая присвоение приносимых ею плодов. Если вспомнить, что право собственности слагалось в Риме из возможностей совершения с вещью таких действий, как uti, frui, abuti, то это должно означать, что в случае установления узуфрукта у собственника оставалось только abuti, в то время как uti и frui переходили к узуфруктуарию. Ясно поэтому, что объектом узуфрукта могли быть только непотребляемые вещи (скот, плодовые деревья и т. п.). Чтобы распространить его также на потребляемые вещи, конструируется квазиузуфрукт (как-бы-узуфрукт):

например, помимо дома, жене по завещанию передается оставшаяся провизия, но с предоставлением права сыну получить компенсацию ее стоимости;

узус (usus) — право пользования вещью, но не приносимыми ею плодами. Так, если в силу личного сервитута управомо-ченный сам мог пользоваться вещью и извлекать из нее доходы путем сдачи внаем, то он обладал правами узуфруктуария. Если же сдача внаем и все другие способы извлечения доходов исключались, то его право не выходило за рамки узуса, т. е. пользования самой вещью, но не ее плодами.

Впоследствии от узуса отпочковались в качестве самостоятельных юридических образований два новых личных сервитута: habitatio— пользование жилым помещением и operae— пользование рабом или животным. Их юридическая специфика заключалась в том, что если обычно в результате длительного неиспользования (non-usus) сервитут прекращался, то в данном случае это обстоятельство вовсе не принималось во внимание. Отмечаются и некоторые другие свойственные им правовые признаки (вроде, например, возможности перехода по наследству). Но соответствующие высказывания настолько бездоказательны, что могут быть восприняты не более чем в качестве трудно поддающейся проверке - гипотезы.

Наряду.с делением сервитутов на две группы (вещные и личные) и дифференциацией отдельных их разновидностей внутри каждой из названных групп римляне провозгласили также для сервитутов в целом некоторые правила общего порядка.

Во-первых, утверждалось, что, поскольку сервитут—это право на вещь, он не способен создать для управомоченного возможности предъявления требования о совершении какого-либо действия (servitus m faciendo consistere non potest — сервитут не может состоять из- действия). С точки зрения противостоящего сервитуарию обязанного лица, содержание сервитута всегда выражается не в делании, а в претерпевании (non in faciendo, sed in patiendo—обязанный должен не менять течение воды, не препятствовать черпанию ее и т. п.). Единственным изъятием из этого общего правила был servitus oneris ferendi (сервитут, связанный с необходимостью нести обременения). Так, если строение сервитуария опиралось на принадлежащую обязанному стену, он должен был ее ремонтировать не только в своих собственных интересах, но и в интересах сервитуария.

Во-вторых, отмечалось, что раз сервитут —это право на чужую вещь, то своя собственная вещь никому по праву сервитута служить не может (nemini res sua servit jure servitutis). Поэтому хотя существовали такие сервитуты, как узус и узуфрукт, но когда вещью пользовался и извлекал из нее плоды собственник, действия такого рода совершались им по праву собственности, а не по праву сервитута. Отсюда¹также следовало, что сервитут прекращался, как только обремененная им вещь переходила в собственность сервитуария.

В-третьих, указывалось, что, ввиду самой природы сервитута как ограниченного права на чужую вещь, он не мог быть в свою

очередь обременен собственным сервитутом (servitus servitutis esse поп potest). В частности, если сервитут являлся вещным. то он всегда оставался в пределах тех двух вещей, которые связаны друг с другом господством и подчинением. За указанные вещные пределы сервитут непередаваем. При личном характере сервитута он неотделим от своего носителя и только в лице эт)ого носителя сохраняет способность к существованию.

Таковы общие правила, которым сервитута подчинялись в своем действии. Вместе с тем существовал определенный порядок их установления, прекращения и защиты.

Установление сервитутов по цивильному праву допускалось как между живыми (inter vivos), так и по случаю смерти (mortis causa). По случаю смерти сервитут устанавливался в завещании. Между живыми он вводился путем использования таких же юридических средств, как и применявшиеся к приобретению права собственности, т. е. маниципащии (mancipatio), и уступки права (in jure cessio). Разница заключалась только в том, что при провозглашении манципационной формулы и предъявлении судебного иска речь шла именно о сервитуте, а не о праве собственности. Цивильное право распространяло на сер-• витуты те же ограничения, что и на квиритскую собственность. Они не могли устанавливаться в пользу перегринов, в отношении неманципируемых вещей (например, провинциальной земли), посредством простой передачи (традиции). Поскольку сервитут—бестелесная вещь, исключалось и его приобретение по давности владения.

Изложенные установки подверглись коренным изменениям со стороны претора, предоставившего защиту также сервитутам, которые устанавливались на провинциальных землях, в пользу перегринов или в форме традиции. Последняя форма как главенствующая закрепляется в Уложении Юстиниана. Наряду с нею Уложение предусмотрело еще один способ, служивший той же цели: judicium —установление сервитута судом, признавшим, что без этого нормальное использование земельного участка было бы невозможно. Вместе с тем, сконструировав для сервитутов квазивладение (quasi-possessio), юстиниановское законодательство распространило на них приобретательную давность: в результате 10-летнего, а если дело касалось имущества отсутствующего собственника, то 20-летнего пользования сервитут приобретался по давности владения.

Прекращение сервитутов наступало вследствие смерти сер-витуария, если он был носителем личного сервитута, либо гибели господствующего или подчиненного земельного участка, если сервитут носил вещный (предиальный) характер. Те же последствия вызывались соединением в одном лице права собственности на господствующий и подчиненный участки, отказом сервитуария от своего права и non-usus—длительным неиспользованием сервитута. В цивильном праве неиспользование признавалось длительным, если оно продолжалось год в отноше

нии движимого и два года в отношении недвижимого имущества, а начиная с классического права эти сроки увеличиваются соответственно до трех и десяти лет.

Защита сервитутов обеспечивалась так называемым кон-фессорным иском (actio confessoria), когда нарушение испытывали те из них, которые образовывались на почве цивильного права. В конфессорном иске могли быть объединены все те требования, для реализации которых в отношении права собственности пришлось бы предъявлять виндикационный, нега-торный или прогибиторный иски. Он служил как истребованию объекта сервитута из чужого незаконного владения (например, истребованию жилого дома по праву пожизненного пользования), так и устранению мешавших использованию сервитута препятствий (например, тех, которые исходили от собственника подчиненного земельного участка), а также отражению притязаний на чужой сервитут (например, когда с сервитутным правом одного сталкивались личные права на ту же самую вещь другого—нанимателя, коммодатария и т. п.).

Если рассмотренный иск как непосредственно основанный на нормах цивильного права был прямым, то претор для защиты своих сервитутов ввел такой же по содержанию иск, именовавшийся уже не прямым, а полезным (actio confessoria utile). Последний имел для преторских сервитутов такое же значение, как публициановский иск для преторской собственности. Кроме того, каждый в отдельности из сконструированных претором сервитутов защищался его интердиктами с направленностью, аналогичной той, которой характеризовались преторские интердикты о защите владения.

Отмеченные несовпадения между разными сервитутами по их юридической основе полностью устраняются лишь в