Е.Н. Ширяев культура речи как особая теоретическая дисциплина // Культура русской речи и эффективность общения. С. 13 – 38

 

ОБЩЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ "КУЛЬТУРА РЕЧИ"

В основу теории культуры речи как особой лингвистической дис­циплины предлагается положить следующее рабочее определение этой дисциплины. Культура речи- это такой набор и такая орга­низация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позво­ляют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных ком­муникативных задач.

Попытаемся доказать необходимость каждого из составляющих этого определения. Всего их пять, в том числе три компонента куль­туры речи: 1) нормативный; 2) коммуникативный; 3) этический; а так­же: 4) выбор и организация языковых средств как необходимое условие достижения нормативности, этичности и хороших коммуникативных свойств речи; 5) эффективность общения как конечная цель культуры речи. Начнем с последних (4-й и 5-й) составляющих.

Культура речи начинается там, где язык предоставляет возмож­ность выбора и разной организации своих средств для наилучшего достижения поставленных целей общения. Выбор и организация языковых средств осуществляются на разных уровнях языковой сис­темы для всех компонентов культуры речи. Вопрос о норме возникает тогда, когда есть два и более претендента на нее: нормативное кило­метр или ненормативное километр, нормативное договор или менее нормативное договор и т.п.

Этический компонент, с одной стороны, регулирует в разных си­туациях общения выбор между, например, такими ритуальными спосо­бами выражения прощания, как До свидания. Всего хорошего, Ну, привет к т.п., и, с другой стороны, запрещает (а запрет выбора - это, конечно, тоже выбор) бранные слова для выражения, например, эмо­ций. Для достижения коммуникативного совершенства текста одина­ково важны и выбор, и организация языковых средств как в рамках предложения, так и в рамках текста. Выражающие одну мысль предложения-высказывания типа Начнутся дожди - пойдут грибки и При условии повышенной влажности можно ожидать активного роста грибов реализуются в текстах разной функциональной разновид­ности.

Вполне понятно, что системные фонетические, лексические и грамматические описания литературного языка вообще и современного русского литературного языка в частности также фиксируют литера­турную норму, но в отличие от исследований по культуре речи в них фиксируются и те нормы, - а их большое множество, - которые не связаны с выбором. Из этого не следует, что описания языковой сис­темы не дают сведений о вариантах, стоящих на границе или за границей литературного языка. Необходимо ясно представлять, что культура речи как научная дисциплина невозможна без опоры на нормативные словари и грамматики. Но, с другой стороны, из этого не следует и то, что культура речи - это не самостоятельная дисциплина, а "выжимка" из системных нормативных описаний языка. Во-первых, именно культура речи ведает кодификацией нормы, и ^поэтому связь нормативных системных описаний языка и культуры речи в ее нормативном компоненте двусторонняя. А во-вторых, и это главное, ни одно системное описание языка не ставит своей целью определить способы достижения максимальной эффективности об­щения.

Эффективность общения - это тот "конечный продукт", создание которого должна облегчить теория культуры речи при ее практическом применении. Под эффективностью общения мы понимаем оптимальный способ достижения поставленных коммуникативных целей. Коммуника­тивные цели общения теснейшим образом связаны с основными функ­циями языка. Хорошо известна система функций языка, разработанная Р.О. Якобсоном. Выделяются референтная (номинативная), эмотивная (субъективная модальность), магическая (заклинания), фатическая (контактоустанавливающая), металингвистическая (оценка языковых средств), поэтическая (эстетическая) функции [61]. Уже этот простой перечень функций показывает, что цель общения - явление сложное и многоаспектное.

Особо должна быть выделена эстетическая функция языка, реали­зуемая в языке художественной литературы. Язык художественной литературы нецелесообразно делать объектом культуры речи, посколь­ку это область искусства со своими специфическими законами, которые резко отличаются от законов реализации других функций языка и ко­торые поэтому изучает особая лингвистическая дисциплина. Разные цели общения можно рассматривать как некоторую конкретизацию функций языка. Такая конкретизация для понимания культуры владе­ния языком является необходимой, поскольку для достижения разных целей языковые средства и их реализация могут быть весьма различны. Так, цель установления контакта между говорящими (фатическая функция, по Р.О. Якобсону) предполагает прежде всего сам факт обще­ния, и для ее достижения не очень важно, например, такое необхо­димое для научного текста качество, как непротиворечивость формули­ровок.

За эффективность общения отвечает в первую очередь комму­никативный компонент культуры речи, но это не означает, что норма­тивный и этический компоненты незначимы для эффективности обще­ния. Нарушение нормативности может привести просто к непониманию, если, например, вместо нормативного общеизвестного употребляется какое-нибудь малоизвестное диалектное или жаргонное слово, но чаще в этом случае эффективность снижается по иной, скорее прагматико-психологической, чем собственно лингвистической, причине: ненорма­тивное употребление выдает недостаточную образованность говоря­щего (или пишущего) и побуждает слушающего (читающего) соответственным образом относиться к сказанному. Яркий пример тому: авторитет многих депутатов союзного, а теперь и российского парла­мента серьезно пострадал именно от того, что эти депутаты обнару­жили слабое владение нормами современного русского литературного языка (см. об этом [27]). Аналогичным образом сказывается на эффек­тивности коммуникации и нарушение этических норм общения: неэтич­ное обращение к собеседнику, употребление так называемой нецен­зурной лексики и пр. может вообще прервать общение по причине, которая в быту формулируется так: "С этим хамом я вообще не хочу говорить".

Было бы неверным думать, что развиваемые здесь основы теории культуры речи создаются на пустом месте. Все три названных компо­нента культуры речи так или иначе исследовались, но эти исследо­вания, как уже отмечалось, осуществлялись порознь и для разных целей. В русской лингвистике послереволюционного периода предметом культуры речи считался только нормативный компонент. Именно он занимал центральное место в деятельности существующего с 1964 г. специального сектора (теперь отдела) культуры русской речи Институ­та русского языка АН СССР (теперь РАН); нормативный характер исследований этого отдела ясно отражен в названиях его продукции (см., например, [7; 31; 53; 59]).

Этический компонент культуры речи исследовался в другой области лингвистики - в описании языка для целей его преподавания как неродного. И это понятно, поскольку этика общения, этические запре­ты в разных языках различны и не могут автоматически переноситься с одного языка на другой. В русском языке, например, намного шире, чем в западноевропейских языках, распространено обращение на "вы".

Что же касается коммуникативного аспекта культуры речи, то вообще русские традиционные представления на этот счет находились вне лингвистики. Этот аспект общения, как говорилось, рассматривался в риторике. Хорошо известно, что риторика - одно из завоеваний ан­тичной цивилизации. Античные риторики определялись обычно как вид искусства со строго определенной целью - искусства убеждать. Глав­ными частями античных риторик были: нахождение предмета, располо­жение материала, его словесное выражение.

В своей последней части риторики напрямую выходили на язык. Затем объект риторической теории и практики был расширен: риторика (в России ее часто называли красноречием) стала учением о законах построения хорошего текста практически любой направленности в устной и письменной формах. В советское время риторические иссле­дования быстро сошли на нет, и только в последнее время в основном стараниями лингвистов они начинают вновь развиваться [1; 11; 25; 26; ЗЗ]2. Возрождается интерес к риторике и в западной филологии: не

 

___

 

2 Интересно отметить, что в университетах России появляются даже кафедры риторики; одним из первых такую кафедру создал в Красноярском университете докт. филол. наук А.П. Сковородников, а в Екатеринбургском университете - докт. филол. наук Н.А. Купина.

 

прошла незамеченной книга [13], развивающая оригинальную кон­цепцию, согласно которой следует изучать оправданные специальными целями разного рода отступления от стандартного языка. Такое пони­мание риторики ориентировано прежде всего на изучение языка худо­жественной литературы, но его результаты могут представлять инте­рес и для культуры речи.

Если оставаться на восходящем к античной культуре понимании риторики как ораторского искусства убеждать или более позднего понимания риторики как искусства не только устной, но и письменной речи с разной целевой направленностью, то для теории культуры речи, ориентированной на среднего носителя языка, такие риторики не могут автоматически войти в качестве необходимого компонента в культуру речи как научную дисциплину. Было бы нереальным ставить целью научить всех искусству слова, такое искусство - удел немногих. Но, с другой стороны, нет сомнения в том, что достижения риторических исследований для культуры речи полезны. В частности, хорошая теория культуры речи должна не только давать основу для стан­дартных рекомендаций по культуре речи, но и показывать, пусть и не для всех реализуемые, пути к овладению языком как искусством. Сле­дует, впрочем, отметить и другое; нередко в последнее время риторику понимают как нечто такое, чем в принципе могут владеть все, и тогда в терминологическом плане понятия "риторический" или "коммуни­кативный компонент культуры речи" мало чем отличаются друг от друга. Мы предпочитаем термин "коммуникативный компонент культу­ры речи" только потому, что не хотим "компрометировать" античное понимание риторики как искусства.

Задача создания культуры речи как особой лингвистической дис­циплины требует объединить все три компонента культуры речи в еди­ной, цельной теоретической концепции. Один из мотивов такого объединения уже назван: все три компонента работают на достижение одной цели - эффективности общения. Есть и другой мотив. О каком бы компоненте культуры речи ни говорилось, всегда имеется в виду норма, т.е. выбор и узаконение (кодификация) одного (или более) ва­риантов в качестве нормативного. Поэтому, несомненно, правильным было бы называть компоненты культуры речи не просто этическим и коммуникативным, а компонентами этической и коммуникативной нормы. И если мы этого не делаем, то только потому, что тогда нелепо бы звучало название "нормативная норма". Исходя из сказанного, культуру речи можно определить как дисциплину, изучающую лите­ратурную норму (во всех аспектах) и кодифицирующую эту норму, что по отношению к нормативному компоненту практически всегда и дела­лось. Именно нормативность заставляет относиться к культуре речи как к единой дисциплине, а не простому конгломерату разных дис­циплин.

Как представляется, одним из наиболее слабых мест исследований по культуре речи является отсутствие специальной методики таких исследований, что, кстати сказать, мешает многим культуру речи считать научной дисциплиной. Пожалуй, можно назвать единственное

исследование по культуре речи, в котором на основе строгих статис­тических методов определена частотность вариантов разных уровней языковой системы [10]. В других случаях один из вариантов коди­фицируется как единственный или предпочтительный либо на основе языкового чутья исследователя, либо на основе мнения авторитетных носителей языка (ученые, деятели культуры). Справедливости ради надо сказать, что лингвисты-кодификаторы обычно учитывают истори­ческую перспективу в развитии нормы, несомненно имеющую важное значение для кодификации. Тем не менее учет названных факторов (историческая перспектива развития нормы, мнение авторитетов о ней) не оформлен как достаточно строгая методика, что приводит - часто к сомнительным рекомендациям. Так, новый орфоэпический словарь [40] рекомендует произношение слова контекст только такое: [кан'т'экст]. Действительно, это отражает вкусы многих авторитетных лингвистов, но, по нашему опросу, существуют, и в большом количестве, не менее авторитетные мнения, согласно которым произношение [контэкст] не только допустимо, но и имеет не меньше прав, чем произношение, уза­коненное в словаре.

Как кажется, при разработке методики исследований по культуре речи нельзя опираться только на свидетельства лингвистов, авторите­тов, как бы важны они ни были. Если ставить цель - внедрить кодифи­кацию в массу средних носителей языка, то проигнорировать мнение так непохожих по своим языковым привычкам носителей языка никак нельзя. Итак, необходима методика сбора и, разумеется, критической оценки мнений о норме самых разных по своему социальному и куль­турному статусу носителей литературного языка. Осуществить эту за­дачу можно и нужно с использованием современных компьютеров.

Есть еще одна важная связанная с методикой исследования по культуре речи сторона дела. Чтобы "дойти" до среднего носителя языка, надо знать все его касающиеся культуры речи плюсы и минусы. В этом плане культуре речи не обойтись без соответствующих социо­лингвистических исследований.

Кажется очевидным, что методика исследования разных компонен­тов культуры речи имеет как общие черты (например, критическая оценка мнений разных носителей языка), так и важные различия. Если для нормативного компонента культуры речи в большой степени и для этического в меньшей возможна кодификация (достаточно строгое предписание), то для коммуникативного компонента кодификация в та­ком понимании в принципе исключена, возможны только достаточно гибкие рекомендации: нельзя создать хороший текст по какому-то раз и навсегда заданному образцу, исключением из этого могут быть только некоторые официально-деловые тексты (паспорт, свидетельство об об­разовании и пр.),

Таким образом, если культура речи хочет существовать как особая лингвистическая дисциплина, необходима единая полная непротиворе­чивая теория этой дисциплины со своей достаточно строгой методикой.

Рассмотрим несколько подробнее в плане создания такой теории выделенные компоненты культуры речи.

 

НОРМАТИВНЫЙ КОМПОНЕНТ КУЛЬТУРЫ РЕЧИ

СИ. Ожегов дал следующее определение языковой нормы: «Нор­ма - это совокупность наиболее пригодных ("правильных", "предпочи­таемых") для обслуживания общества средств языка, складывающихся как результат отбора языковых элементов (лексических, произноси­тельных, морфологических, синтаксических) из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов» [39, 259]. Это определение представляется безуп­речным, если знать, как выявить тот вариант, который соответст­вует данному определению и будет принят носителями литературного языка.

Попытаемся представить концепцию нормы на основе трех сле­дующих оппозиций: 1) консерватизм/динамичность; 2) безвариантность/ вариантность; 3) всеобщность/локальность.

Идеальной можно считать норму с левыми членами оппозиции: кон­сервативную, безвариантную и всеобщую. Консерватизм нормы обес­печивает "связь времен"; безвариантность и всеобщность полностью отвечают статусу литературного языка как многофункционального языка всей нации. Однако норма с названными параметрами является идеальной не только в значении 'очень хорошая', но и в значении 'труднодостижимая1 или 'совсем недостижимая' в реальной языковой действительности3. Рассмотрим подробнее названные оппозиции.

Оппозиции 3 и 2 находятся в тесном взаимодействии друг с другом. Язык постоянно развивается, и поэтому сохранить нормы неизменными просто невозможно. Хорошо известно по работе В.И. Чернышева [55] и фундаментальным исследованиям [41; 42; 43; 44; 45], сколь сущест­венно изменились нормы современного русского языка от А.С. Пуш­кина до наших дней. Богатый опыт исследования динамики нормы пока­зывает, что для большинства норм существует три основных этапа: а) старая норма активно сопротивляется проникновению новой нормы в литературный язык; новая норма в этом случае вообще не норма, она не кодифицируется и, следовательно, не допускается в литературный язык; например, старый орфоэпический словарь [48] не признавал нор­мативным ударение договор, кодифицировался только договор; б) новая норма получает такое распространение, что не признать за ней статуса нормативной невозможно; если бы оставить ее за пределами литературного языка, то круг носителей литературного языка оказался бьг слишком узким; за пределами этого круга оказались бы носители языка с весьма высоким общим образовательным уровнем, и литера­турный язык просто перестал бы быть языком нации; поэтому в этот период возникает вариантность нормы: обычно на первом этапе этого периода старая норма признается основной, а новая - допустимой. На последующих этапах возможно равноправие вариантов норм; так, в новом орфоэпическом словаре [40] уже допускается договор; в) старая норма окончательно уходит из речевой практики.

Необходимость ввести в концепцию нормы оппозицию 3 диктуется следующими фактами.

______________________

Идеальные (во втором значении) понятия весьма важны для многих наук, поскольку, проецируясь на материальный мир, позволяют осмыслить его соответствующие реалии. Лингвистика - в числе таких наук.

 

 

Во-первых, существует профессиональная лока­лизация какого-либо употребления языкового средства: в речи многих специалистов, в том числе и людей с высокой общей и языковой куль­турой, обычны отличные от общепринятых особенности — компас у моряков, белок 'оригинал чертежа на ватмане' у проектировщиков, причесать фонд 'расставить аккуратно книги в библиотеке' у библио­текарей и мн. др. Следует подчеркнуть, что подобного рода явления -это не специальные термины, которые всегда локализованы в опре­деленной области знания, а слова и выражения, обозначающие обыден­ные реалии.

Во-вторых, существует территориальная локализация (см. об этом [15; 16; 60]). В обиходной разговорной речи носителей вполне лите­ратурного языка нередко употребляются местные, часто имеющие диа­лектное происхождение, номинации. Так, Т.И. Ерофеева установила, что наряду с общепринятым наименованием хлеба прямоугольной фор­мы буханка в речи жителей Москвы и Санкт-Петербурга активно используется номинация кирпичик, а в речи пермских и челябинских информантов все формы хлеба, в том числе и прямоугольной, именуются словом булка, тогда как у москвичей и др. это слово обозначает только особый тип белого хлеба [15].

И профессиональная, и территориальная специфика, вероятно, име­ет право на существование в речи носителей литературного языка. Но при одном непременном условии: носитель языка должен знать общелитературный эквивалент. Если же носитель языка за пределами своей профессии или территории использует специфические средства, то он ставит себя как бы на периферию носителей литературного языка.

На этапе формирования современного русского литературного язы­ка первостепенное значение имел вопрос о том, какой из вариантов кодифицировать в качестве литературного. На последующих этапах его развития основным становится вопрос о том, когда следует коди­фицировать новую или локальную, "выросшую" до всеобщей, норму и когда следует отказаться от старой. Для решения этого вопроса, по нашему убеждению, необходима специальная методическая модель экс­пертной комиссии, способной, с одной стороны, учесть мнение среднего носителя языка, а с другой - нисколько не умалить мнение специалис­тов и наиболее чутких к языку высокообразованных его носителей, среди которых обычно велик процент консерваторов, приверженцев старых норм. Не претендуя пока на то, чтобы разработать такую мо­дель в деталях (для этого нужно специальное исследование), попы­таемся сформулировать некоторые основополагающие ее черты.

Экспертная комиссия должна состоять из носителей литературного языка, характеризующихся разным отношением к норме. В ее состав следует включить следующие группы, не менее пяти человек в каждой: "консерваторов", "нейтралов" и "демократов" (названия эти условны и не несут в себе никакой оценки). "Консерваторы" - это ревнители старых традиционных норм, не склонные к новациям. "Нейтралы"
- это носители литературного языка, в значительной степени склонные к традиционным нормам, но не сопротивляющиеся новшествам; они мо­гут не употреблять в своей речи новшеств, но и не раздражаются,
когда слышат их в речи других, "Демократы" - это носители литера­турного языка, легко допускающие в свою речь все то новое, что, по их мнению, не противоречит литературному языку. Особо должна быть выделена группа специалистов по нормам литературного языка. (Каждому члену экспертной комиссии будет предложено выбрать один из четырех возможных ответов на вопрос о нормативности но­вации: безусловно допустимо, скорее допустимо, скорее недопустимо, безусловно недопустимо. Ответы на два первых вопроса оцениваются положительными оценками, на два последующих - отрицательными.

Эти оценки для разных групп должны быть разными: если "кон­серватор" безусловно допускает новшество, оно должно получать мак­симальную положительную оценку, а если отказывает новшеству, то оно получает только минимальную отрицательную оценку. И наоборот; если "демократ" безусловно допускает новшество, то оно получает минимальную положительную оценку, а если отказывается от него, то отрицательная оценка максимальна. Следует предусмотреть доста­точно высокие оценки для специалистов: специалист способен пред­видеть историческую динамику нормы и может предугадать отношение разных групп неспециалистов к норме в будущем. Мнение специалиста всегда по праву было весомым в деле кодификации нормы. Предла­гается таблица оценок.

 

 

оценка	Статус отвечающего
	специалист	консерватор	нейтрал	демократ
Безусловно допустимо	4	5	3	2
Скорее допустимо	3	4	2	1
Скорее недопустимо	-3	-1	-2	-4
Безусловно недопустимо	-4	-2	-3	-5
Не знаю	0	0	0	0

 

Интерпретация результатов экспертизы может быть такой: поло­жительная оценка дает право новации "на гражданство", нулевая оцен­ка относит решение вопроса о "правах гражданства" на будущее, отри­цательная оценка не пускает новацию в речь. Ни в какой мере не пре­тендуя на окончательный вердикт, мы сделали попытку провести нор­мативную экспертизу для широко распространенного в некоторых административных, правительственных и парламентских кругах нового значения глагола определиться - 'прийти к определенному решению'. Каждая группа экспертов была представлена пока только одним человеком. Результаты оказались такими: специалист: -3; консерватор: -2; нейтрал: +2; демократ: +1. Общий итог оказался, таким образом, от­рицательным: -2.

Экспертные оценки позволят не "на глазок" определять, какие но­вации стали нормой, а какие еще только допустимы и когда пред­почитается старая норма. В этом отношении можно предложить сле­дующее: если новация набирает более половины положительных бал­лов, она просто норма, менее - допустимая норма.

Необходимость такой экспертной комиссии подсказывается между­народным опытом; в частности, многие лексические новации англий­ского языка должны получить оценку авторитетных носителей этого языка в Великобритании4. Русские лингвисты также ощущают по­требность в объективизации нормативных оценок. Известно, что о нормативности языка часто пишут и говорят многие средства массовой информации. Институт русского языка РАН получает большое коли­чество писем часто с категорическими и лишенными всякого научного обоснования требованиями что-то запретить, реже - разрешить. М.В. Панов давно поставил вопрос о том, следует ли считаться с такими мнениями [46]. И сам на него ответил: да, следует, но при обяза­тельном учете всего разнообразия мнений. Методологически обос­нованная обработка этих мнений и их оценка - насущная задача культуры речи. Оценку экспертной комиссии должны получать новации на всех уровнях языковой системы: лексическом, словообразователь­ном, фонетическом (орфоэпия) и грамматическом.

Особенно остро стоит (и стоял практически всегда) вопрос об оценке (правомерности/неправомерности) иностранных заимствований в рус­ском языке. Этот вопрос обычно имеет политико-идеологическую окраску. С одной стороны, вполне разумное требование сохранить рус­скую национальную самобытность ведет к крайне ненаучному призыву искоренить уже имеющуюся "иностранщину" в русском языке и, естест­венно, не допускать новой. С другой стороны, также вполне разумное требование не отгораживаться от мировой цивилизации ведет к крайне пестрому и неоднородному потоку иностранных лексических заимство­ваний, который резко возрос и потерял управляемость в 80-90-е годы. Ясно, что оценка иностранных заимствований должна быть дифферен­цированной. И экспертная комиссия может сыграть в этом деле нема­лую роль. Приведем данные нашей комиссии по двум сравнительно недавним заимствованиям: маркетинг и широко распространенному в современной политической публицистике саммит (встреча в верхах). Маркетинг: специалист: +3; консерватор: +4; нейтрал: +2; демократ: +2; итого: +11. Саммит (соответственно): -4, -2, -2, 0, итого: -8.

Не составляет труда интерпретировать полученные результаты: 0Дин из ключевых терминов рыночной экономики, маркетинг, не имеет Удачного русского эквивалента; у слова же саммит нет никаких пре­имуществ перед выражением ветрена в верхах: будучи весьма ярким  образным словом в английском, где первое основное значение этого слова 'пик, вершина', в русском это слово абсолютно "безлико", и по­этому русскому языку оно не нужно.

Экспертная комиссия только тогда сможет выполнить свои функции, если войдет в систему еще двух организаций.

___

Об этом нам стало известно из доклада Ю.Д. Апресяна о новом типе словаря синонимов на одном из заседаний Отделения литературы и языка РАН в 1993 г.

 

 

Во-первых, необходима рабочая группа слежения за языком, которая должна регулярно по­ставлять экспертной комиссии материалы.

Во-вторых, необходима наделенная определенными законодательными правами Служба языка, которая будет утверждать и издавать нужным тиражом рекомендации экспертной комиссии как обязательные к исполнению для книжных издательств, средств массовой информации и других подотчетных Службе языка организаций. Заметим, что в широкой практике имеются аналоги того, что здесь названо Службой языка. Это - Комитет франкофонии во Франции, который возглавляет Президент страны.

Методическая модель экспертной комиссии не годится для уста­новления некоторых норм, о которых следует сказать особо.

Специальной методики требует определение норм разговорной речи и устных форм функциональных разновидностей языка. Среди носи­телей языка, исключая, может быть, некоторых филологов, сущест­вует убеждение в том, что человек говорит во всех случаях так, как пишет или примерно так. Однако уже отмечалось, что исследования разговорной речи и устного кодифицированного языка показали ложность этого убеждения. Если предложить для оценки факты устной речи в письменном виде, то для многих информантов, вполне владеющих литературным языком, сработает "магия письменной речи" (см. об этом нашу полемику с О.Б. Сиротининой [17]). Для того чтобы отличить ошибку от вполне нормативных закономерностей устной речи, целесообразно предъявлять информантам устные фрагменты текстов, в которые включаются явления, требующие проверки на нормативность, не указывая на само явление. Вопрос должен быть поставлен так: необходима ли какая-либо нормативная правка текста? Разработанная для нормативных оценок письменной речи модель экспертной комиссии в этом случае не подходит. Для оценки явлений собственно устной речи, особенно разговорной, необходимо умение "слышать" самого себя, осознать и учесть спонтанность разговорной речи, а это требует специального лингвистического образования. И поэтому для данных целей есть основания ограничиться чисто лингвистической экспертной комиссией с обязательным участием специалистов по устной речи вообще и разговорной в частности.

Проиллюстрируем сказанное двумя следующими устными текстами (первый - разговорный, второй - вузовская лекция): 1) У меня холо­дильник потек/ лето/ жара/ звоню по всем мастерским/ чуть не неделю надо ждать/ ну что делать/ соседка говорит/ вот у меня частник есть/ позвонила/ вечером уже работал// (холодильник); 2) Предложение насчитывает сотни определений// Почему? Да потому/ что оно и язык/ и логика/ и математика/ и философия/ и психология/ и многое другое// Ясно, что в таком письменном оформлении эти тексты недопустимы: первый чрезвычайно редуцирован в смысловом плане, последняя часть второго в письменной речи могла бы быть такой: оно (предложение) исследовалось и с языковой, и с логической... точек зрения.

Эти тексты принадлежат людям с высокой языковой культурой: филологам, докторам наук, профессорам, авторам многих печатных работ, опытнейшим вузовским лекторам. Четверо лингвистов - спе­циалистов по устной и разговорной речи единодушно оценили эти тек­сты как нормативные и хорошие, в то время как из пяти не­специалистов, людей также с высокой общей и языковой культурой, трем эти тексты, как выразился один из оценивающих, показались "яркими и интересными, но все же не очень правильными".

Существует еще одна норма, соблюдение которой абсолютно необ­ходимо для всякого носителя литературного языка. Речь идет о нормах правописания. Можно ли говорить о правописании как объекте куль­туры речи? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Орфографические правила обычно однозначны, они исключают выбор и требуют только одного: их знания и неукоснительного соблюдения. Пунктуационные правила в большом количестве случаев допускают варианты. Один и тот же текст (или предложение) можно оформить по-разному. В част­ности, существует выбор, регулируемый желанием пишущего подчерк­нуть или, наоборот, оставить без внимания смысловые отношения меж­ду предикативными единицами, среди таких одиночных знаков препи­нания, как точка, точка с запятой, тире или двоеточие: Было жарко. Работать не хотелось; Было жарко; работать не хотелось; Было жарко, работать не хотелось; Было жарко - работать не хотелось (см. об этом подробнее [56]). Существует также выбор, зависящий от силы выделения, между такими двойными знаками препинания, как запятая, тире, скобки, ср.: Они поехали - это было два года тому назад - по Волге до Астрахани; Они поехали (это было два года тому назад) по Волге до Астрахани и т.д.

Интересен следующий, если можно так сказать, естественный экспе­римент: из 22 студентов-старшекурсников Московского государствен­ного открытого педагогического университета, писавших диктант (фраг­мент из романа В. Набокова "Дар"), ни один не воспроизвел (ошибки студентов, разумеется, в расчет не принимаются) авторскую пунктуа­цию; отступления от нее в среднем исчислялись пятью случаями.

Таким образом, если один и тот же текст можно пунктуационно оформить разными способами, то налицо выбор, а значит, и особое поле деятельности для культуры речи в той ее области, которая может быть названа культурой пунктуационного оформления письменных текстов. Эту особую область культуры речи мы отнесли к нормативному ас­пекту по традиции, поскольку обычны выражения "орфографические" и пунктуационные нормы" или "правила". На деле же эта область культуры речи ближе к коммуникативному компоненту, потому что служит Целям наиболее эффективного оформления текста.

Итак: 1) существуют общеязыковые нормы разных уровней языко­вой системы, суть которых определяется на основе трех оппозиций: консерватизм/динамичность, безвариантность/вариативность, всеобщ­ность/локальность нормы; основным методом выявления общеязыковых норм может служить
намеченная модель экспертной комиссия с сопутствующими ей служ­бами;

особой методики требует выявление норм устной разговорной и
кодифицированной речи.

 

 

КОММУНИКАТИВНЫЙ КОМПОНЕНТ КУЛЬТУРЫ РЕЧИ

Коммуникативный компонент культуры речи несет основную на­грузку в наиболее эффективном достижении поставленных целей об­щения. Г.О. Винокур еще в 1929 г. писал: "Для каждой цели свои средства, таков должен быть лозунг лингвистически культурного обще­ства" [4, 113-114]. Однако в русской лингвистике XX в. этому важ­нейшему компоненту культуры речи, как уже говорилось, не уделялось должного внимания.

Одна из первых попыток лингвистического теоретического осмыс­ления коммуникативного компонента принадлежит чешским лингвис­там. В тезисах Пражского лингвистического кружка утверждается сле­дующее: "Под культурой языка понимается четко выраженная тенден­ция к развитию в литературном языке (как разговорном, так и книж­ном) качеств, требуемых его специальными функциями" [47]. А. Едличка обосновывает необходимость выделения трех типов норм: формационных, коммуникативных и стилистических [14, 147]. Формационная норма - это то, что у нас названо нормативным компонентом, стилис­тическая норма понимается А. Едличкой в целом традиционно. Комму­никативная норма определяется так: "Для коммуникативной нормы... определяющим является отношение к процессу коммуникации. Она манифестируется не только языковыми (вербальными) элементами, но и компонентами неязыковыми (невербальными). Она обусловлена преж­де всего ситуативными факторами и обстоятельствами. Ее отношение к формационной норме определяется тем, что одним из проявлений коммуникативной нормы служит способ дистрибуции языковых формаций в ситуативно-коммуникативных сферах. В отличие от лите­ратурных формационных норм коммуникативные нормы не являются кодифицированными" [там же, 146-147]. Большую роль коммуни­кативного компонента в процессе общения подчеркнул К. Гаузенблас. "Нет ничего парадоксального в том, - писал он, - что один способен говорить на ту же самую тему нелитературным языком и выглядеть более культурным, чем иной говорящий на литературном языке" [4а, 301]. Однако, как справедливо подчеркивает А. Едличка, в чешской, да и в мировой лингвистике "изучение коммуникативных норм пока еще остается на уровне прежде всего общетеоретическом; его результатом как раз и является формирование понятия коммуникативной нормы как самостоятельного типа норм" [14, 143]. На очереди, следовательно, стоит детальное всестороннее теоретическое исследование этого, будем считать, окончательно утвердившегося понятия и создание на его основе практических рекомендаций.

В русской лингвистике последних лет ясно ощущается потребность в

таких исследованиях. Поиск ведется в разных направлениях. Одно из них связано с возрождением риторики и желанием сделать ее частью лингвистики, другое - с развитием идей функциональной стилистики. М.H. Кожина дает следующую характеристику этого направления: "Многочисленные исследования по функциональной стилистике послед­них десятилетий с убедительностью показывают, что одним из цент­ральных ее понятий является понятие стилистико-речевой системности как выражения специфики той или иной речевой разновидности, типа текстов или же отдельного целого произведения (по отношению к стилистико-текстовому типу - инварианту). Под речевой системностью функционального стиля (или другой, более частной речевой разновид­ности) понимается взаимосвязь на текстовой плоскости разноуровневых языковых единиц (включая текстовые) и их значений, обусловленная экстралингвистической основой соответствующей речевой разновид­ности и выполнением общего коммуникативного задания (цели), взаи­мосвязь, создающая и выражающая стилевую специфику данной груп­пы текстов, по сравнению с другой, и обладающая общей стилевой чертой (или их комплексом)" [23, 40]. Близкую к этому направлению концепцию текста предлагает Т.В. Матвеева, разработавшая систему текстовых категорий (тематические цепочки текста, цепочки хода мысли, тональность и оценочность, текстовое время и пространство, композиция) и исследовавшая реализацию этих категорий в разных функциональных стилях [34].

Заслуживает внимания разработанная саратовскими лингвистами (под руководством О.Б. Сиротининой) следующая методика описания функциональных стилей; определяются основные сферы использования функционального стиля, основная функция и та "доминанта, вокруг которой происходит системная организация всех основных параметров стиля, его специфических и наиболее вероятных свойств" [54, 5]. Так, в отношении делового стиля утверждается: "Основная сфера использо­вания - регулирование правовых отношений, т.е. сфера официально-деловой документации.,. Основная функция - сообщение. Доминанта -точность, не допускающая инотолкований" [там же]. Научный стиль охарактеризован так: "Сфера использования - наука, техника, обу­чение. Основная функция - сообщение, фиксация результатов познания мира. Доминанта - понятийная точность" [там же]. Публицистический стиль определен так: "Сфера использования - средства массовой ин­формации, митинги, собрания, то есть вся общественно-политическая сфера деятельности человека. Основная функция - информативно-воздействующая" [там же, 6]. От таких исследований до коммуникативного компонента культуры речи один шаг; необходимо определить, какая структура текста является оптимальной для решения постав­ленных задач общения.

Попытку ответить на этот вопрос предпринял Б.Н. Головин. В своем учебном пособии для вузов он вообще предложил понимать культуру речи как культуру коммуникации, включая в это широкое Понятие и нормативность. Культура речи определяется им по набору ее Коммуникативных качеств. Эти качества выявляются на основе соот ношения речи с некоторыми, как выражается Б.Н. Головин, нере­чевыми структурами. К неречевым структурам отнесен сам язык как устройство, порождающее речь, а также мышление, сознание, действи­тельность, человек - адресат речи, условия общения. Учет этих нере­чевых структур определяет следующие качества хорошей речи: пра­вильность, чистота (эти два качества составляют основу нормативного, в нашем понимании, компонента), точность, логичность, выразитель­ность, образность, доступность, действенность и уместность [5, 23-40].

Нет сомнения в том, что все эти качества действительно важны для оценки конкретных текстов в коммуникативном аспекте. И задачу определения текста на шкале "плохой-хороший" в коммуникативном плане можно было бы считать решенной, если бы к любому тексту для этого достаточно было приложить девять названных признаков. Про­вести такую оценку, однако, совсем не просто. Не очень ясно содер­жание самих качеств. Чем, например, действенность отличается от уместности? Может ли быть речь действенной, но неуместной и нао­борот? В каком отношении друг к другу находятся такие качества, как образность и выразительность? Серию этих вопросов можно было бы продолжить. Но основная причина, как кажется, слабой работоспособ­ности названных качеств хорошей речи в другом. Представляется вполне очевидным, что коммуникативный аспект культуры речи требу­ет дифференцированного подхода к текстам. Ясно, что хороший публи­цистический текст - это совсем не то же самое, что хороший научный текст. Если с этих позиций подойти к некоторым из девяти качеств хорошей речи, то окажется, что для ряда текстов хорошими или как минимум неплохими следует признать качества, противоположные тем, которые названы Б.Н. Головиным. Так, например, если для научной речи действительно необходима точность, в том числе и точность в обозначении реалий, то в разговорной речи вполне обычны такие, например, не вполне точные номинации, как чем писать (карандаш, ручка) и подобные. Не вполне ясным остается в работе Б.Н. Головина и то, какими языковыми средствами обеспечивается достижение ка­честв хорошей речи: дальше демонстрации отдельных образцовых или плохих текстов автор не пошел.

Таким образом, как кажется, пока еще не существует цельной и полной концепции коммуникативного аспекта культуры речи.

Попытаемся обосновать, что коммуникативный компонент культуры речи должен включать три основные составляющие: 1) определение цели коммуникации; 2) определение прагматических условий коммуни­кативного акта; 3) диктуемые целью и прагматикой основы выбора и организации языковых средств, формирующих соответствующие тек­сты в их письменной или устной реализации.

Чтобы ввести понятие цели в исследование коммуникативного компонента, необходимо прежде всего четко разграничить те цели, которые определяют выбор и организацию языковых средств, от тех целей, которые в этом процессе не участвуют или участвуют лишь косвенным образом. Примеры такого разграничения очевидны. Так, если ставится цель создания научного текста, то это обусловливает выбор научного функционального стиля. Если же ставится цель не просто создания научного текста, а диссертации на соискание ученой степени, то эта добавочная цель уже не имеет прямого отношения к коммуника­тивному компоненту. Самое большое, что может потребовать такая цель, - это чисто формальное соблюдение требований к тексту, пред­ставленному на соискание ученой степени. Вероятно, только цели, опирающиеся на основные функции языка, могут быть отнесены к числу коммуникативных. В свою очередь, коммуникативные цели так­же, с одной стороны, неоднородны, а с другой - допускают разную степень конкретизации.

Система коммуникативных целей представляется следующей. Разли­чаются пропозициональные (или диктуемые) (1) и модальные (2) цели. Пропозициональные цели определяют фактическое содержание текста (о чем данный текст), модальные цели - это коммуникативная уста­новка текста типа: информация, убеждение, побуждение и т.п. (с какой целью создан данный текст). Противопоставление пропозиционального и модального смыслов, восходящее к концепции Ш. Балли [2, 51-54], было разработано по отношению к смыслу предложения-высказывания. Ничто, однако, на наш взгляд, не мешает распространить это противо­поставление на текст. Разумеется, высказывания, составляющие опре­деленный текст, могут иметь различную модальность, но всегда можно при этом установить общую модальную направленность текста5. К числу пропозициональных относятся следующие цели: 1а. На самом высоком уровне общения выделяются функциональные цели, определяющие выбор соответствующей функциональной разно­видности языка. Функциональные разновидности языка - это сово­купность текстов, служащих целям научной, публицистической и другой коммуникации. Существуют разные типологии функциональных средств языка. Для теории культуры речи считаем возможным принять за основу типологию функциональных разновидностей языка, предло­женную Д.Н. Шмелевым. Помимо убедительной аргументации эта ти­пология представляет для нас особый интерес еще и потому, что суще­ствуют выполненные на ее основе конкретные и, на наш взгляд, наибо­лее глубокие исследования языковых особенностей выделенных разно­видностей на всех уровнях языковой системы. Типология функциональ­ных разновидностей Д.Н. Шмелева такова. На первом, высшем, уров­не классификации выделяются три функциональные разновидности: разговорная речь, язык художественной литературы и функциональные стили. На втором уровне классификации функциональные стили подраз­деляются на официально-деловой, научный и публицистический [58]. Каждая из функциональных разновидностей имеет свои задачи обще­ния, которые определяют се "языковой облик". Уже говорилось о раз­говорной речи как спонтанном неофициальном общении с непосредст­венным участием говорящих и о языке художественной литературы, отличительной чертой которого является эстетическая функция.

 

---------------

 

Именно на поиски такой модальности направлена, как кажется, предложенная А. Золотовой система регистров текста [18, 348-356].

__________________

 

 

Для хорошего владения функциональными стилями необходима культура мышления, а во многих случаях и культура убеждения. Дос­тичь такой культуры, особой для каждой функциональной разновид­ности, только на языковой основе нельзя, хотя язык и играет здесь далеко не последнюю роль. Именно отсутствие культуры мышления приводит к тому, что в общественно-политических текстах появляется много речевых ярлыков, главная цель которых - "заклеймить" оппо­нента. Яркий пример тому - возникшее в последнее время противо­поставление слов патриот и демократ. Для тех, кто называет себя патриотом, слово демократ почти бранное. Между тем ни один словарь не толкует эти слова как антонимы. И совершенно непонятно, почему демократы не могут быть патриотами. Вероятно, факты по­добного рода должны быть отнесены к такой широкой области, противостоящей истинной культуре общения, как демагогия, все больше привлекающая внимание лингвистов. Не менее яркий пример отсутствия культуры мышления - это тексты без ясно осознанных целей, задача таких текстов одна - покрасоваться перед аудиторией, особенно если эта аудитория телевизионная.

16. Каждая функциональная разновидность в зависимости от конкретных целей общения дифференцируется на совокупность таких текстов, которые в значительной мере условно можно отнести к таким функциональным жанрам, языковая реализация которых сопровож­дается своими особенностями. В разговорной речи выделяются, напри­мер, монологи (рассказы о событиях), диалоги (обмен информацией, уточнение информации и т.п.), стереотипы (клишированное общение в типичных, часто повторяющихся ситуациях). Если говорить о научном стиле, то, например, научный доклад и учебная лекция имеют свои языковые особенности. Можно привести и другие примеры, но и без того вывод очевиден: создание типологии жанров - важная задача при разработке коммуникативного компонента культуры речи.

Существуют такие коммуникационные пространства, которые состо­ят из текстов разных функциональных разновидностей. В плане иссле­дования культуры речи давно уже выделяется такой объект, как язык средств массовой информации, где могут соседствовать официально-деловой стиль и публицистика; западная лингвистика выделяет как особый объект язык для специальных целей. Выделение таких объек­тов кажется вполне целесообразным, поскольку закладывает основу для разработки рекомендаций по культуре речи специалистам, рабо­тающим в данных областях.

2. Пропозициональное содержание текста всегда представлено в одном из модальных планов. Широкое признание получила типология модальных смыслов, разработанная в теории речевых актов, основы которой были сформулированы в широко известных лекциях Дж. Остина "Слово как действие". Согласно этой теории модальность выс­казывания (или иллокутивные силы) может быть выражена особыми перформативными глаголами в первом лице настоящего времени, непосредственно осуществляющими модальный замысел (действие) говорящего: я информирую, я требую, я спрашиваю и т.д. Вероятно,

по отношению к каждому тексту можно подобным же образом сформу­лировать его модальную цель. Например, модальная цель научного доклада и публицистической речи может быть одна - убедить в чем-либо. Основная модальная цель таких официально-деловых жанров, как кодекс законов и инструкция по использованию бытовой техники, -предписание. Каждая модальная цель требует своих языковых средств выражения. Эти средства, выступая в разных функциональных разно­видностях и в их разных функциональных жанрах, могут иметь как общие, так и специфические характеристики.

Выбор и организация языковых средств зависят не только от про­позициональных и модальных целей, но и от тех прагматических условий, в которых проходит коммуникация. Суть прагматики заклю­чена в емкой формуле: адресант- ситуация - адресат. Главным в праг­матике общения является явная ориентация адресанта на те многие характеристики адресата, которые определяют языковые особенности текста. Было бы неэффективно, например, просто использовать науч­ный стиль в жанре лекции; необходимо по возможности точно пред­ставлять степень научной подготовленности аудитории, степень зна­комства ее с проблематикой лекции и др. Как кажется, одними из пер­вых, кто осознал роль характеристик адресата, были создатели япон­ской теории "языкового существования", знакомству с которой русская лингвистика обязана Н.И. Конраду [24]. Один из исследователей этой теории, СВ. Неверов, справедливо пишет: «Отправной пункт исследо­ваний направления языкового существования - получатель массовой информации, исчисление его общей речевой нагрузки, анализ всех его речевых действий, оценка их правильности, учет всех типов речевых произведений общества и поиск путей защиты, как формулируют японские лингвисты, от "загрязнения среды информацией" как резуль­тата неправильных речевых действий. Это, как нам кажется, приводит к новому расширенному понятию культуры речи. Если в европейской и, в частности, в советской традиции теория культуры речи восприни­мается как проблема соблюдения нормы литературного языка, как проблема владения стилем речевого произведения, т.е. изучается внут­ренняя сторона высказывания, то японские исследования в области язы­кового существования имеют в виду главным образом внешнюю сто­рону общения, с которым выступают индивиды - создатели и получа­тели высказываний» [38, 42]. Приведем только некоторые рекоменда­ции по технике говорения, которые не оставляют сомнения в важности прагматики общения: "в процессе говорения следует постоянно анализи­ровать слушателя и его реакцию, стремясь повысить эффект коммуни­кации", "избегать ставить себя в центр высказывания", "красноречие - не обязательное условие успеха высказывания. Практика коммиво­яжеров показывает, что большего успеха добиваются менее красноре­чивые. Красноречие часто вызывает подозрительность слушающего" [там же, 58].

К числу важнейших прагматических характеристик коммуникатив­ного компонента культуры речи, если попытаться обобщить опыт исследований в этой области, следует отнести: 1) соответствие цели коммуникации адресанта и ожиданий от коммуникации адресата; 2) точное понимание речевых характеристик адресанта и адресата в данной ситуации; 3) учет частных прагматических характеристик адре­санта и адресата.

1. Широкое развитие лингвопрагматических исследований, в том чис­ле и в плане уже упомянутой теории речевых актов, позволило
выявить ряд факторов, имеющих непосредственное отношение к ком­муникативному компоненту культуры речи. Это касается прежде всего того, что в теории речевых актов названо перлокутивными силами, под которыми разумеется то воздействие, которое оказывает на адресата коммуникация. Общение может быть эффективным только в том слу­чае, если иллокуция соответствует перлокуции: адресант спрашивает - адресат может и хочет ответить; адресант информирует – адресат нуждается в информации и усваивает ее и т.п. Если же гармония илло­куции и перлокуции разрушена, эффективность коммуникации может понизиться и дойти до нуля: "меня информируют, но мне эта информация не нужна, и я просто не буду слушать это".

Ситуация общения как важный прагматический фактор опре­деляет выбор одной из тех присущих участнику коммуникации ролей,
которую он должен исполнить в данной ситуации, например отец в
общении со своим ребенком, руководитель производственного подразделения в общении с подчиненными, покупатель в общении с продавцом и т.д. Один из создателей теории речевых актов, Дж.Р. Серль, при классификации последних выделяет такой параметр: "различия в статусе или положении говорящего и слушающего в той мере, в какой это связано с иллокутивной силой высказывания". Этот параметр пояс­няется следующим примером: "Если генерал просит рядового убраться в комнате, - это, конечно, команда или приказ. Если же рядовой просит генерала убраться в комнате, то это может быть советом, предло­жением или просьбой, но не приказом или командой" [49, 175]. Не менее важно учитывать роли адресанта и адресата и при создании тек­ста. Яркий негативный пример в этом плане дает современная рос­сийская парламентская деятельность: в парламенте от депутата ждут деловых аргументированных выступлений, взамен же их часто звучат
публицистические речи в наиболее одиозном митинговом исполнении
[27]. Всякое отклонение от ожидаемой в данной коммуникативной си­туации роли снижает эффективность общения.

Частные прагматические характеристики участников коммуникации чрезвычайно разнообразны и многоаспектны. В этом убеждают
работы психологов, посвященные проблемам эффективности общения.
Большую популярность - и не только в научной среде - получили
рекомендации по эффективности общения Д. Карнеги, основанные на
учете тонких психологических особенностей адресата и адресанта.

Напомним только некоторые. Вот правила, "соблюдение которых позволяет склонить людей к вашей точке зрения": 1) "единственный способ одержать верх в споре - это уклониться от него"; 2) "проявляй­те уважение к мнению вашего собеседника. Никогда не говорите чело­веку, что он не прав"; 3) "если вы не правы, признайте это быстро и

30 решительно"; 4) "с самого начала придерживайтесь дружелюбного тона"; 5) «заставьте собеседника сразу же ответить вам "да"»; 6) "пусть большую часть времени говорит ваш собеседник"; 7) "пусть ваш собе­седник считает, что данная мысль принадлежит ему"; 8) "искренне старайтесь смотреть на вещи с точки зрения вашего собеседника"; 9) "относитесь сочувственно к мыслям и желаниям других"; 10) "взывайте к более благородным мотивам"; II) "драматизируйте свои идеи, по­давайте их эффектно"; 12) "бросайте вызов, задевайте за живое" [21, 210]. А вот некоторые правила, "соблюдение которых позволяет воз­действовать на людей, не оскорбляя их и не вызывая у них чувства обиды": 1) "начинайте с похвалы и искреннего признания достоинств * собеседника"; 2) "указывайте на ошибки других не прямо, а косвенно"; 3) "сначала поговорите о собственных ошибках, а затем уже крити­куйте своего собеседника"; 4) "задавайте собеседнику вопросы вместо того, чтобы ему что-то приказывать"; 5) "давайте людям возможность спасти свой престиж"; 6) "выражайте людям одобрение по поводу малейшей их удачи и отмечайте каждый их успех" [там же, 279].

Работы Д. Карнеги не принадлежат к числу строго научных исследо­ваний, что, впрочем, нисколько не умаляет их достоинств. Автор как бы предлагает читателю самому на примере известных исторических личностей и не очень известных людей искать пути реального осуще­ствления правил. Возможны, однако, и научно обоснованные языковые рекомендации по применению правил Д. Карнеги.

Предпринимаются в этом плане и достаточно строгие собственно научные психологические разработки. Назовем только одну из них. В книге, рассчитанной для внутриведомственного пользования на телеви­дении, разрабатывается в целях эффективности телевизионного обще­ния со зрителем метод экспериментальной аудитории, который опреде­ляется как "метод анализа целостной среды в системе массовой комму­никации, причем становление этой среды осуществляется в четырех ее  аспектах: когнитивном, аффективном, поведенческом и экологическом" [35, 23]. В качестве примера приведем одну из методик осуществления этого метода. Информантам-телезрителям предлагается:

"Оцените ведущих телепередач по предложенным качествам. Каж­дая шкала задается двумя полярными свойствами и включает пять градаций ответов:

-2 - сильно выражено свойство, которое находится на левом полюсе

шкалы;

 -1 - слабо выражено свойство, которое находится на левом полюсе шкалы;

0 - не выражен ни правый, ни левый полюс шкалы;

+ 1 - слабо выражено свойство, которое находится на правом полюсе шкалы;

+2 - сильно выражено свойство, которое находится на правом полюсе шкалы.

 

КРАСИВЫЙ - НЕКРАСИВЫЙ

 ДОБРЫЙ - ЗЛОЙ

СИЛЬНЫЙ - СЛАБЫЙ

НАСТОЙЧИВЫЙ - МЯМЛЯ

САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ - БЕСПОМОЩНЫЙ

ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ - НЕИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ

ЗАВИСТЛИВЫЙ - ДОБРОСЕРДЕЧНЫЙ

ДЕСПОТИЧНЫЙ - КРОТКИЙ..." (всего 80 качеств) [36].

Затем определяются наиболее популярные ведущие телепередач и дастся их характеристика на основе обобщения ответов информантов на приведенную анкету. И снова следует сказать, что имидж ведущих телепередач во многом зависит от их "языкового облика", поскольку многие качества зрители могут определить, только исходя из речевого поведения ведущего. Следовательно, важно понять, как за счет куль­туры владения языком появляются положительные качества.

Итак, цели общения с их прагматической коррекцией должны быть обеспечены языковыми средствами и их организацией. Решение этой задачи также многоаспектно, как многоаспектны цели общения. К числу основных аспектов мы относим следующие:

1. Выделяются некоторые общие для всех функциональных разно­видностей языка правила общения. Они предложены Г.П. Грайсом и
названы им Правилами кооперации. Выделяются четыре категории
постулатов: "I. Количество. 1. Твое высказывание должно содержать не меньше информации, чем требуется (для выполнения текущих целей
диалога). 2. Твое высказывание не должно содержать больше информации, чем требуется" [6].

"Второй постулат, - замечает Г.П. Грайс, - вызывает сомнения: можно сказать, что передача лишней информации - это не нарушение Принципа кооперации, а просто пустая трата времени. На это можно возразить, однако, что такая лишняя информация иногда вводит в заб­луждение, вызывая не относящиеся к делу вопросы и соображения; кроме того, может возникнуть косвенный эффект, когда слушающий оказывается сбит с толку из-за того, что он предположил наличие ка­кой-то особой цели, особого смысла в передаче этой лишней инфор­мации. Как бы там ни было, существует еще и другой источник сом­нений относительно необходимости второго постулата: тот же резуль­тат будет достигнут с помощью одного из дальнейших постулатов, свя­занного с релевантностью" [там же, 222].

"II. Качество. 1. "Не говори того, что бы считалось ложным. 2. Не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований. III. Отно­шения. Не отклоняйся от темы. IV. Способ. 1. Избегай непонятных выражений. 2. Избегай неоднозначности. 3. Будь краток (избегай не­нужного многословия). 4. Будь организован" [там же, 222-223].

Ценность постулатов Г.П. Грайса для культуры речи, на наш взгляд, в том, что они прямо ориентированы на обеспечение культуры мышления, без которой, как уже неоднократно подчеркивалось, куль­тура речи просто немыслима,

2. Особого анализа требуют языковые средства, обеспечивающие
маркированность данного текста в функциональном плане. Как одна из возможных для такого анализа может быть предложена следующая

методика. Все те параметры, на основе которых различаются функцио­нальные разновидности языка и их жанры, можно рассматривать в духе Московской лингвистической школы, особенно ярко проявившей себя в фонологии, как набор позиционных признаков, предопределяющих упо­требление специфичных для данной разновидности языковых средств.

По-видимому, в каждом достаточно развитом тексте есть языковые средства трех видов: а) такие, которые являются нейтральными для панной функциональной разновидности и не могут быть замещены специфическими для нее средствами; в этом случае задаваемая пара­метрами позиция является для таких средств слабой; б) такие, которые * задают специфику данной языковой сферы, или в) такие нейтральные средства, которые могут быть замещены специфическими. В случаях (б) и (в) задаваемая параметрами позиция является сильной. Простей­ший пример из области лексики: специальный термин, соответствую­щий тематике текста, в научном стиле занимает сильную позицию; сильной будет и позиция нейтральной дескрипции, если она выступает вместо термина; нейтральное же логическое средство, не имеющее специфического соответствия в научном стиле, например глагол быть, в этом стиле находится в слабой позиции.

Должна быть поставлена задача: определить и систематизировать набор всех специфических для данной функциональной разновидности средств и всех средств, способных замещаться специфическими, т.е. всех средств, способных занимать сильную позицию. Определение сис­тематизированного набора специфических для данной функциональной разновидности средств - это та задача, которая решается, как уже было сказано, в русле функциональной лингвистики. Это, следователь­но, еще не собственная задача культуры речи. Собственной же задачей определения культуры владения функциональными разновидностями языка кажется следующая: определить ту пропорцию между взаимозамещаемыми нейтральными и специфическими средствами в сильной позиции, а также ту пропорцию между разными специфическими средст­вами, которые соответствуют понятию хорошего стиля. Ставя в центр исследования коммуникативного компонента культуры речи эти пропорции, мы исходим из чисто эмпирических наблюдений: большинст­во текстов разной функциональной направленности оставляют впечат­ление несовершенства, если они перенасыщены специфическими для них средствами, и оставляют впечатление функционально-стилистиче­ской неопределенности, если этих средств недостаточно.

Естественно, для выявления функционально маркированных средств необходимо их исчисление на всех уровнях языковой системы. В этой связи актуально широкое развитие функциональных исследований в Управлении от смысла к способам его выражения с распределением всех способов по функциональным разновидностям (опыт такого иссле­дования см. в работах [8; 9]).

3. Наиболее трудоемкой представляется задача выявления тех язы­ковых средств и их организации, которые обеспечивают прагматиче­ские потребности общения. В решении этой задачи пока делаются

только первые шаги. Отметим, в частности, попытку Е.М. Верещагина ввести такое важное для понимания организации текста понятие, как тактика его развития с явным учетом восприятия текста адресатом [3, 32-43]. Заслуживает внимания опыт сопоставления в плане восприятия участниками коммуникации полемических текстов Л.А. Шка