2021-12-25
226
За Святую Троицу!
Бог любит Троицу.
Во всем хвалите Пресвятую Троицу — во всех мыслях, словах и делах своих! Так нередко наставляют нас старцы, наши духовники. Этот наказ звучит от начала Русского Христианства. Еще Святая Равноапостольная Великая Княгиня Ольга — светильник великой державной и религиозной мудрости — выразила свое особое отношение к догматическому почитанию тайны Троического Божества — Отца, Сына и Святаго Духа, посвятив Пресвятой Троице свой родной Псков. Именно там по ее повелению был воздвигнут первый на Руси Троицкий храм. Даже первоначальный, деревянный он поражал современников своей красотой и размерами. С той поры Псков так и стал почитаться нашим народом как Дом Святой Троицы.
Спустя столетия на том же заповедном месте в Псковском кремле вырос каменный красавец-храм, который радует нас и поныне. Знаменитый клич Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского “За Святую Троицу!” мистически восходил именно к догматической основе Православия, которую чаяли повредить католики-ливонцы, а практически эти слова относились именно к освобождению Пскова от еретического пленения. Слова “За Святую Троицу!” были девизом русского воинства в Ледовом побоище на Чудском озере. Освобождение Руси от татарского пленения также началось с обители Пресвятой Троицы под Москвой — от преподобного Сергия Радонежского.
После Крещения Русские князья изначально в державных символах так или иначе славили Троицу. Мы писали уже в статье “Орел Державный” о Рюриковском трезубце, о монограммном и солярном свойствах его, но здесь уместно вспомнить и о тринитарном качестве этого символа. Пожалуй, в трезубце более всего среди древнейших тайных знаков еще первоначального, катакомбного христианства (рыба, кораблец, якорь, “альфа” и “омега”, агнец, Добрый Пастырь, посох) выражено именно тройственное Божественное начало в сочетании с Богочеловеческой двоицей (скрытая монограмма “альфы” и “омеги”). Конечно, можно много рассуждать о степени сознательности употребления этого княжеского символа именно в христианском значении убежденным язычником Великим Князем Святославом Игоревичем, но тут надо помнить, во-первых, что от рождения каждая душа христианка, а во-вторых, многими государственными делами ведала его мать — христианка Великая Княгиня Ольга, ибо с юности он проводил больше времени в походах и битвах, в столице бывая редкими наездами. Ведь только так — влиянием правительницы Ольги основательно можно объяснить присутствие на святославовых печатях Креста!64 Вполне вероятно, и ей же, Равноапостольной Княгине, принадлежала инициатива повсеместного и широкого употребления в качестве “рюриковского знака” и самого трезубца, который фактически оставался общепризнанным гербом Древней Руси вплоть до татарского пленения в XIII веке.
В период княжеской раздробленности и татарского ига общеупотребимые для всей Руси знаковые символы вроде бы уходят в небытие: среди сохранившихся печатей и монет той эпохи скорее царит эклектическое многообразие и не прослеживается единодержавный канон, но сохранилось любопытное письменное свидетельство первой четверти XVI века о великокняжеском символе, который предшествовал “московскому” гербу — Святому Егорию. Эти сведения донес до нас посол Священной Римской Империи германской нации 1517 и 1526 годов на Руси Сигизмунд Герберштейн — автор знаменитых “Записок о Московии”. Он обратил внимание на оформление древних грамот, которые он имел возможность наблюдать лично, но которые не сохранились до более поздних эпох:
“Свои титулы они (Великие Князья — А.Б.) издавна писали в трех кругах, заключенных в треугольник. Первый из них, верхний, содержал следующие слова: “Наш Бог — Троица, пребывавшая прежде всех век, — Отец, Сын и Дух Святый, но не три Бога, а один Бог по существу”. Во втором был титул императора турок с прибавлением: “Нашему любезному брату”65. В третьем — титул великого князя московского, где он объявлял себя царем, наследником и господином всей восточной и южной Руссии, при этом мы видели следующую прибавку к общей формуле: “Мы послали к тебе нашего верного советника”66.
Само описание великокняжеского знака показывает, что это, видимо, был равносторонний треугольник, обращенный вершиной вверх и с тремя равными кругами в каждой из вершин. Таким образом, указывался истинный по степени источник власти (“всякая власть от Бога”), равно возвышающаяся, и над русским Великим Князем, и над иноверным султаном. Информация о загадочном русском княжеском символе подтверждается и более поздним источником эпохи Петра Великого. Это свидетельство оставил шведский географ и путешественник Ф.И.Страленберг:
“Что касается до государственнаго российскаго герба, то от государей древних времян по принятии веры христианския употреблялись три окружения в одном треугольнике. В первом надписание было: “Троица Бог наш исконе бе, и асче три Лица, но посучеству един Бог”, во втором надписывали титул княжеской в грамотах употребляемый. В третием же окружении изображашеся титул великаго князя. Со временем сей герб отменен и избран был белой всадник (ездок) в червленем поли, которой герб был владеюсчих на Москве князей. Егда же великое княжение Владимерское чрез брачное сочетание досталося великому князю Андрею, столичный же город Владимер разорен татарами, тогда великия князья престол свой перенесли к Москве и употребили московской герб. Дракон же или змий вышеупомянутым всадником попираемый в первых употребил великий князь Димитрий, победивший целой татарской корпус на Куликовом поле. Что же принадлежит до орла двоеглавнаго (в котором ездок, и крылья его не так как у римского распростерты, но книзу изображаются), то оного в герб свой употребил царь Иван Васильевич в лето 1540 с тем доказательством, что трое первых российских князей Рюрик, Синаи и Тревер были отродия Августа Кесаря”67.
Уверенное цитирование обоими авторами верхнего надписания в треугольнике, посвященного Святой Троице, свидетельствует о том, что и автор XVI века, и писатель XVIII века имели перед глазами подлинные образцы такого герба, причем по разным источникам, так как оба дают разные варианты совершенно правильной, в обоих случаях вполне канонической формулы.
Здесь для нас важно православное понимание Троицы не только как собственно Бога в трех Лицах, но и как основополагающего принципа вселенского домостроительства, который благочестивому государю необходимо употреблять и осуществлять на своем более низком, но при этом богоподражательном уровне — на уровне державного строительства, на уровне созидания Святой Руси.
Косвенным образом достоверность этих сведений иностранцев подтверждается тем, что в Большой государственной печати Царя Иоанна Грозного вместо привычного и упрощенного титулования “Божией милостью государь...” употребляется более пространное “Бога в Троицы славимаго милостию великий государь царь и великий князь...”
С принятием с конца XV века в качестве Русского государственного герба Двуглавого Орла тринитарный символизм обнаруживает себя в трех венцах над орлиными главами, которые изображались еще на гербе Палеологов, а на Руси первое подобное изображение находим на костяном царском стуле (первый русский трон) Великого Князя Василия III. Знаменательно то, что еще до усвоения тронной традиции и древнее княжеское “место” обозначалось тремя “степенями”, то есть ступенями.
Окончательно такое тривенчанное изображение Двуглавого Орла утверждается в Российском гербе при Царе Алексее Михайловиче, при этом символической формуле присваиваются два значения, которые не исключают, но дополняют друг друга. Первое: венцы с крестами означают Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святаго. И второе: верхний венец символизирует Вседержителя, а нижние Царя и Патриарха.
Богочеловеческая двоица (Божественная и человеческая природа Иисуса Христа) и Пресвятая Троица как бы слились в едином державном символе — тривенчанном Двуглавом Орле. Все это мы наблюдаем и в самом православном перстосложении для Крестного знамения, как старообрядческом (два перста указующих и три перста, прижатые к длани), так и вселенском (три перста указующих и два перста, прижатые к ладони). Здесь догматическое содержание Православия, изложенное, точнее изображенное лаконичнейшим способом, создает образец и ключ для понимания основ нашей духовной символики. По нашему глубокому убеждению, именно эти прослеживаемые на протяжении веков свойства русского православного символизма легли в основу духовного выбора Петром Великим в качестве образца для морского флага именно простейшего триколора. С одной стороны, такая флаговая формула отвечала требованиям “современности”, с другой стороны, она промыслительно не противоречила русскому благочестивому обычаю во всем славить Троицу. Но вместе с тем утилитарные требования и веяния того времени не вынуждали создавать по такому же образцу сухопутный государственный флаг, в таком флаге тогда просто не было практической потребности. Суть державного строительства выражается в искусстве выбирать и делать необходимое, а не придумывать нечто ради самодовлеющего подражания “как у всех”. И русский Государев штандарт выстраивался по обычаю предков — богато украшенным и многообразным, как и встарь.
Двоичный (симфонический) и тринитарный принципы державного домостроительства были заложены и в нашей наследной духовной идеологии, которая обозначается двумя глубочайшими по значению формулами: “Москва (Россия) — Новый Иерусалим”, “Москва (Россия) — Третий Рим”. При этом последняя формула означала не только счетный порядок — Москва третья по счету после Рима и Цареграда, но единовременную троичность Руси, в определенном духовном возрасте включающей в саму себя и Первый, и Второй Рим. На мистическом уровне это выразилось в том, что первым епископом Москвы был Святитель Петр, как бы в воспоминание об Апостоле Петре, положившем начало Римской Церкви. Реальные функции Вселенского Патриаршества (не по званию, но по сути) были унаследованы от Константинополя Московскими Патриархами. На династическом уровне это включение в себя двух предыдущих мiровых столиц сказывалось в том, что первый Русский Царь Иоанн Грозный вел свое родословие не только от византийских императоров Мономахов и Палеологов, но и от первого римского Императора Августа Кесаря. Полнота имперского геополитического размаха, достигнувшая своего максимального величия при Равноапостольном Константине, то есть еще в Риме Первом, во Втором Риме постепенно угасала и умалялась. Но тот первоначальный масштаб был не только достигнут в России, но в XVIII и XIX веках с лихвой превзойден. И наконец, само существование и Первого, и Второго Рима в эсхатологической перспективе обретает смысл и цель только в осуществлении Третьего Рима — дотоле небывалого, вслед за которым четвертому не быть.
Но вернемся к Петровской практике державного домостроительства, которой Россия воспользовалась через сто лет после Петра Великого в создании нового — уже политического флагового символа Российской Империи.
В отличие от XVIII века совершенно иная ситуация сложилась в первой половине XIX-го. В результате Наполеоновской все-европейской эпопеи возникли невиданные прежде сложные межгосударственные коалиции и союзы. Аустерлиц, Лейпцигское сражение (Битва народов) и Ватерлоо повлекли за собой необходимость в употреблении наряду с традиционными воинскими знаменами и личными штандартами государей более лаконичной и легко различимой государственно-воинской флаговой символики. Такая символика становится по-настоящему общепринятой и на уровне политического межгосударственного общения.
В этих исторических обстоятельствах постепенно и сложился, а потом был утвержден на государственном уровне в 1858 году новый государственный триколор — черно-золото(желто)-белый. С одной стороны, он вобрал в себя исконно-русскую геральдическую и знаменную цветовую гамму, с другой стороны, структурно он был сооружен по уже устоявшемуся “Петровскому” образцу флага торгового флота России. Принцип тринитарного равенства, равновеличия здесь наиболее ярко сочетался и с цветовой символикой — черный (непостижимый взору Бог Отец), золотой (Царь царей Иисус Христос) и белый (Дух Святый в цвете Евангельского голубя). Органично сей флаг отвечал и выпестованной в ту же эпоху гением графа Уварова формуле: “Православие, Самодержавие, Народность” или позже несколько переиначенной: “Церковь, Царь, Царство”. Вместе с тем этот же флаг был и выразителем корневой эсхатологической идеи: “Россия — Третий Рим”, где цветам присваивается парадоксально иная трактовка. Черный цвет означает мрак язычества Первого Рима. Золотой — означает царственную и духовно блистательную Византию (возможно, в символике царьградских гербовых цветов — черного и золотого выражалась та же идея). Белый цвет по праву присваивался Святой Руси — Новому белокаменному Иерусалиму.
Когда уже в эпоху Императора Александра III стал использоваться в качестве гражданского флага Петровский морской триколор, в совокупности два эти флага выразили и принцип Богочеловеческой двоицы — нераздельной и неслиянной, где нижний белый цвет Государственного знамени раскрывался именно в троическом качестве народного устроения через белый же, но при этом синий и красный цвета национального триколора. И только враждебными тенденциями разрушительных внешне- и внутриполитических сил, нацеленных на разделение народа Империи и ее законной власти, стала насаждаться и гражданская рознь между этими Российскими символами. Искусственное их противопоставление тем более было удобным именно из-за развития к тому времени масонской сигнализации, которая присваивала народному триколору французские символы “свободы, равенства и братства”, и всячески пропагандировала по своим каналам “реакционность” уваровской формулы, выразителем которой упрощенно (без духовного тринитарного значения) выставляли Имперский триколор.
Что же разрушали на самом деле идеологи войны символов, войны двух Российских флагов? Этому вопросу мы посвятили две следующие главы, которые тематически несколько отступают от нашей “символической” линии, но логически продолжают рассуждения о двоичных и тринитарных принципах в духовной символике и государственно-политической практике.
