Науки об обществе

Человеческое общество можно изучать с довольно разных позиций. Поэтому под категорией «науки об обществе» мы подразумеваем несколько дисциплин, объектом исследования которых является общество, а также процессы, возникающие в нем.

К наукам об обществе относятся такие науки: философия, социология, история, антропология, политология, правоведенье, культурология и экономика. Основные элементы этих научных дисциплин, касающиеся общества, объединены в науке обществознание.

47. Спор об историческом возрасте науки

Проблема исторического возраста науки имеет несколько решений. Все они обладают рядом сильных и слабых позиций, все они уязвимы, и в рамках каждого из предложенных версионных подходов наука приобрета­ ет специфические черты и характеристики, окрашенные конкретными историческими ориентациями датирующего ее рождение времени.

Версия.1. Некоторые ученые указывают на феномен античной на­уки, считая, что именно в нем сформировались первые образцы теорети­ческой науки и, в частности, геометрия Евклида. Первые натурфилософы (фисиологи, по определению Стагирита) были в большей степени уче­ными, чем философами. Считается, что античный мир обеспечил приме­ нение метода в математике и вывел ее на теоретический уровень. В антич­ ности большое внимание уделялось и постижению и развертыванию ис­ тины, т.е. логике и диалектике.

Явные сдвиги были связаны со всеобщей рационализацией мышления. Дальнейшее освобождение от метафоричности и переход от мышления, обремененного чувственными образами, к интеллекту, оперирующему понятиями, представил традиционные философские проблемы в новом свете и ином звучании. Происходит изгнание всех антропоморфных сил. Поэтика мифа уступает место зарождающемуся логосу, «разумному сло­ ву» о природе вещей. Появляются первые «фисиологи», или натурфилософы,с их учением о первоэлементах мира (вода, огонь, земля, воздух). Постепенно философские системы приобретают вид все более и более рационально оформленного знания. Линностнообразная форма мифа заменяется безличностнопонятийной формой философии. Олицетворение уступает мес­ то абстракции. На место множества человекообразных богов в основу всего ставится единое «естество» — вечная и многообразная природа. И если в мифологии действительность воображалась, в натурфилософии она на­ чинает пониматься.

Сенека первым применил название philosophia naturalis как общее обо­ значение философских течений Древней Греции, предшествующих Со­ крату и софистам. Первые древнегреческие натурфилософы — философы, изучающие природу, представители милетской школы: Фалес, Анакси мен, Анаксимандр, а также Гераклит Эффеский — были также и учены­ ми. Они занимались изучением астрономии, географии, геометрии, ме­теорологии. Фалес, например, предсказал солнечное затмение и первым объяснил природу лунного света, считая, что Луна отражает свой свет от Солнца. Доказывая простейшие геометрические теоремы, он вводил и использовал дедуктивный метод. Названия приписываемых по традиции Фалесу работ: «Морская астрология», «О солнцестоянии», «О равноден­ствии», «О началах» — свидетельствуют, в какой степени ум его был об­ ращен к познанию природы. Ученика Фалеса Анаксимандра называют «ис­ тинным творцом греческой, а вместе с тем и всей европейской науки о природе». Он высказал положение, что началом (принципом) и стихией (элементом) сущего является апейрон (от греч. «беспредельное»). Алей­ рон — бесконечное, неопределенное — лежит в основе всего, обладает творческой силой и является причиной всеобщего возникновения и унич­тожения.

Логос натурфилософии имел своим содержанием поиск основ мироз­ дания, причин и законов строения мира. «Фисиологи» стремились открыть единую первооснову многообразных природных явлений. Названные ими в качестве первоначал сущности были не просто физическими стихиями. Они несли в себе сферхфизический смысл, так как выступали носителя­ ми мироединства. Сам термин «логос» трактовался многозначно: как все­ общий закон, основа мира, мировой разум и слово. Как слово о сущем, логос противопоставлялся не только вымыслу мифа, но и видимости чув­ ственного восприятия вещей. От мифа к логосу— так обозначалось то направление пути, которое выбрала античная мысль, осваивая универсум.

Натурфилософия выступила исторически первой формой мышления, направленного на истолкование природы, взятой в ее целостности. Она привнесла собой вместо господствующего в мифологии образа «порожде­ ния» идею причинности. В рамках натурфилософии был выдвинут ряд ги­ потез, сыгравших значительную роль в истории науки, например, атоми­ стическая гипотеза, гипотеза о возникновении порядка из хаоса.

Наметившиеся в натурфилософии два направления в объяснении мира могли быть обозначены как «Многое есть единое» и «Единое есть многое». С точки зрения первого, многообразный природный мир имел в основе некую единую субстанцию и строился из первичных элементов, кирпичиков — атомов. С точки зрения второго, единый в своей целостно­сти универсум порождал из себя на протяжении хода развития все много­ образие природных явлений. Тем самым натурфилософы поставили для всей последующей философии две важнейшие проблемы: проблему суб­ станции — вечной и пребывающей основы всего сущего — и проблему движущего принципа — источника всех происходящих изменений. Если на первый вопрос Фалес ответил: «Вода есть основа всего», то с движущим началом, по свидетельствам Аристотеля, Фалес связывал душу. И даже магнит, раз он приводит в движение железо, имеет душу.

Вместе с тем очевидным и существенным стала интенция «направ­ленности во вне», выражающаяся тем, что, формируя идею природы, мысль античных натурфилософов должна была приучиться мыслить то, что вне ее (мысли), что существует независимо от нее, не прибегая к закрепленным в мифологическом сознании приемам антропоморфиза ции, но лишь двигаясь по логике предмета. Натурфилософское мышление было направлено на объект. При этом, однако, неизвестные действитель­ные связи заменялись «идеальными фантастическими связями», а «недо­ стающие факты — вымыслами». Иначе и быть не могло.

Когда же Аристотель отмечает, что его предшественники «фисиологи», «устанавливая элементы и так называемые начала, хотя и без логи­ ческих обоснований, но все же говорят о противоположностях (tanantia legoysin), как бы вынуждаемые истиной», он тем самым фиксирует заро­дыш стихийной диалектики натурфилософов.

Пифагорейцы, связав философию с математикой, поставили вопрос о числовой структуре мироздания. Древнегреческого философа Пи­ фагора — основателя Пифагорейского союза в Кротоне — даже называют «отцом наук». Созданный им союз отличался строгими обычаями, его члены вели аскетический образ жизни. «Самое мудрое — число», «число владеет вещами», «все вещи суть числа» — таковы выводы Пифагора. Еди­ ное'начало в непроявленном состоянии равно нулю. Когда оно воплоща­ется, то создает проявленный полюс абсолюта, равный единице. Превра­ щение единицы в двойку символизирует разделение единой реальности на материю и дух и говорит о том, что знание об одном является знанием о другом. Пифагор размышлял х> «гармонии сфер» и считал космос упоря­ доченным и симметричным целым. Мир был доступен лишь интеллекту, но недоступен чувствам. Математика парадоксальным образом сочеталась с теологией, а теология брала свое начало из математики.

Однако, как отмечает П. Гайденко, в Греции мы наблюдаем появле­ ние того, что можно назвать теоретической системой математики: греки впервые стали строго выводить одни математические положения из дру­ гих, т.е. ввели математическое доказательство» 1.

Э л е а т ы, числу которых относятся Ксенофан, Парменид, Зенон и Мелис поставили вопрос о субстанциальной основе бытия и о соотноше­ нии мышления и бытия. В своем главном сочинении «О природе» Парме­нид, вкладывая в уста Дике — богини справедливости — идеи своего фи­ лософского учения, говорит: «Одно и то же мысль о предмете и предмет мысли». Небытие не существует, потому что оно немыслимо. Ибо сама мысль о небытии делает небытие бытием в качестве предмета мысли. Су­щее есть, несущего нет. Сущее бытие есть единое, неизменное и недели­ мое целое. Истинное бытие умопостигаемо. Все, что временно, текуче, изменчиво, связано с чувственным восприятием. Мышление открывает единство, чувства— множество. Чувственный мир противостоит истин­ ному, как мнение — знанию. Парменидовская постановка вопроса о тож­ дестве мышления и бытия создала предпосылки для научного мышления.

Ученик Парменида Зенон доказывал единство бытия методом от про­ тивного. Если существует много вещей, то их должно быть ровно столько, сколько их действительно есть, отнюдь не больше и не меньше, чем сколько их есть. Если же их столько, сколько их есть, то число их ограни­ чено. То, что бытие неподвижно, Зенон пытается доказать, обращаясь к апориям (трудно разрешимым проблемам). Зеноновские рассужде­ ния против движения дошли до нас через «Физику» Аристотеля и впос­ ледствии получили названия: «Дихотомия», «Ахилес и черепаха», «Стре­ ла», «Стадион». В первой, «Дихотомии», утверждается, что движение не может начаться, потому что прежде, чем пройти весь путь, движущийся должен пройти половину. Чтобы дойти до половины, он должен пройти половину половины, а чтобы пройти эту половину, ему необходимо пройти половину половины половины и так без конца. Бесконечно малый отре­ зок стремится к нулю, но в то же время не исчезает. Его невозможно определить, поэтому движущийся не только не в состоянии пройти весь путь, он не в силах его начать. Этим Зенон пытается доказать, что все движущееся и изменяющееся не может быть мыслимо без противоречия. Физический мир противоречив.

Когда же в опровержение апорий Зенона прибегали к показаниям ор­ганов чувств, то и здесь находились весьма остроумные возражения. Эле атами признавалось, что чувство «видит» движение, но отмечалось, что разум хочет его «понять» и понять не может. Если учитывать, что разум исследует сущность, а чувства— явления и видимость, то, согласно ло­ гике элеатов, именно в сущности движения нет. Общепризнанным, одна­ ко, считается, что Зенон сумел показать невозможность описания дви­ жения непротиворечивым образом. Следовательно, движение есть проти­воречие. Апории Зенона имеют особую ценность именно потому, что ука­ зывают на реально существующее противоречие. Может быть, поэтому в многочисленных древних источниках утверждается, что он родоначаль­ ник диалектики. Сам же Зенон считал свои сочинения более защитой те­ зиса Парменида «все есть одно», нежели противоположной позицией, когда «все есть многое». Он любил говорить, что именно из любви к спорам он написал многие из своих сочинений.

Важность изучения движения осознавалась всеми философами без ис­ ключения. Аристотель (Стагирит) считал, что незнание движения ведет к незнанию причин и утверждал, что видов движений и изменений столько же, сколько и видов сущего. «Для количества имеется рост и убыль, для качества— превращение, для пространства— перемещение, для сущно­ сти — просто возникновение и уничтожение» 2. Следует различать шестьвидов движения: возникновение, уничтожение, изменение, увеличение, уменыиение, перемещение. Однако развивая концепцию косной пассивной материи, Аристотель в конечном счете пришел к выводу, что источником движе­ ния является некий перводвигатель — чистая форма как начало всякой активности. А значит, движение не атрибут, а модус, частное свойство и признак материи, и задается он не иначе, как посредством первотолчка. Видимо, поэтому в течение последующего продолжительного периода раз­ вития философской мысли движение не рассматривалось как атрибут ма­терии. Оно слыло их частным и привходящим свойством.

Сочинение Анаксагора «О природе» начинается словами: «Вместе все вещи были...». Он отвергает стихии в качестве первоначал и выдвигает те­ зис— «все во всем». Первичными оказываются все состояния вещества, а состояний этих «неопределенное» множество. Анаксагор называет их се­ менами, Аристотель же дает им название «гомеометрии» т.е. подобночаст ные. Любая гомеометрия бесконечно делима, неоднородна, подобно це­ лому она заключает в себе все существующее. Однако гомеометрии Анак­ сагора играют роль материи пассивной, а хаос может развиться в космос лишь при условии активного начала. Таковым у Анаксагора выступает Нус, или Ум. Первоначально он приводит все в круговое движение, затем про­ исходит процесс формообразования. Легчайшее идет к периферии, тяже­ лейшее падает в центр. Анаксагор — продолжатель рационалистической традиции. Введя в качестве движущего начала ум, он мало его использует. Везде, где возможно, он дает механистическое объяснение, и в его кос­ мологии нет «проведения».

Атомистика, к приверженцам которой относились Левкипп, Де­ мокрит, Эпикур и Лукреций Кар, в противовес элеатам, отрицающим не­ бытие, признавала наличие пустоты. Она есть условие всех процессов и дви­ жений, но; сама неподвижна, беспредельна и лишена плотности. Каждый член бытия определен формой, плотен и не содержит в себе никакой пус­ тоты. Он есть неделимое (по греч. — «атомос»). Атом тождественен самому себе, но может иметь разную форму, отличаться порядком и положением. Это является причиной разнообразных соединений атомов. Складываясь и сплетаясь, они рождают различные вещи. Даже душа в учении Демокрита состоит из атомов. Тем самым в атомистической картине мира складывает­ ся свое объяснение проблемы множественности и находят своеобразное отражение процессы возникновения, уничтожения, движения.

Атомисты, как подмечает А.Н. Чанышев, примирили Гераклита и Пар менида, признав, что мир вещей текуч, мир элементов, из которых вещи состоят, неизменен'. Кроме установленных законов сохранения бытия, сохранения движения атомисты провозгласили закон причинности: «Ни одна вешь не происходит попусту, но все в силу причинной связи и необ­ ходимости». Случайность, однако, понимается субъективно, как то, при­чину чего люди не знают.

Достаточно высоко с точки зрения развития научной мысли оценива­ ется и деятельность софистов. Они сосредоточили свое внимание на процессе образования научных понятий, методов аргументации, логичес­ кой обоснованности и способов подтверждения достоверности результатов рассуждения. Рационализм, релятивизм и скептицизм, а также конкретно поставленная задача, требующая непротиворечивого доказательства, со времен софистов стали постоянными спутниками научного поиска.

Как отмечают исследователи, античная наука столкнулась с феноме­ ном несоизмеримости и пыталась его освоить. Иррациональные числа ука­ зывали на наличие реальности, которая сопротивлялась привычной ло­ гике упорядочивания. В истории античной науки известны многочислен­ ные попытки, направленные на то, чтобы освоить несоизмеримость, вписать ее в систему. А. Огурцов, ссылаясь на Паппа, указывает, что Ар хирей стремился построить арифметику несоизмеримых величин, Театет — расчлененную теорию иррациональных линий. Демокрит написал несох­ ранившийся труд «Об иррациональных линиях и телах» 4. Поздние пифаго­ рейцы стремились примирить идею несоизмеримости с принципами упо­ рядоченной структуры космоса. Следующие отсюда выводы выходили да­ леко за пределы собственно математических построений, ибо доказыва­ ли, что есть вещи, не имеющие логоса и пропорции, говорящие от име­ ни Иного.

Однако идея гармонии, симметрии и упорядоченного космоса преоб­ ладала. И игнорируя все тонкости и аномалии, которые вносил собой обнаруженный математикой феномен несоизмеримости, за которым скрывалась онтология хаоса, Платон превозносил общественное значе­ ние стройного здания математики. «Вот какое отношение имеет матема­ тика к управлению государством: она воспитывает возвышенный строй души, научает душу отвращаться от хаотического и беспорядочного мира чувственного (становления) и приобщаться к миру вечного бытия, где царят порядок, гармония, симметрия» 5.

Считается, что первую попытку систематизированного отношения к тому, что мы впоследствии стали называть наукой, составляют именно произведения Аристотеля. Например, его книга «Физика» — это не толь­ко и не просто физика, но и философия физики. В доказательство, вслед за Ф. Франком, приведем одно из рассуждений Аристотеля: «Естественный путь к этому (то есть к познанию природы) идет от более известного и явного для нас к более явному и известному по природе: ведь не одно и то же, что известно для нас и прямо само по себе. Поэтому необходимо дело вести именно таким образом: от менее явного по природе, а для нас более явного, к более явному и известному по природе». Тем самым (со­ гласимся с Ф. Франком) Аристотель хотел показать, что одной из осно­ вополагающих черт научного познания является переход от того, что по­знается непосредственно, к тому, что доступно пониманию. Возникнове­ ние из несущего понимается Аристотелем как случайное возникновение. Движение есть переход от потенции к энергии, от возможности к дей­ ствительности. В «Физике» он рассматривает идею непрерывности. И в бес­ конечности мышления Аристотель видит главное условия для принятия Бесконечности как таковой, бесконечной протяженности Космоса. В пе­ рипатетической физике обосновывается недопустимость пустоты и соот­ ношение математики и физики решается в пользу физики. Не математика должна быть фундаментом для построения физики, а физика может пре­ тендовать на значение «базисной», «фундаментальной науки».

В античной философии сложились две концепции, вскрывающие сущностьпространства и времени:субстанциональная и реляци­онная (от relatio — «отношение»). Родоначальники субстанциональ­ ной концепции Демокрит (по проблеме пространства) и Платон (во взгля­ дах на время) трактовали пространство и время как самостоятельные сущности, не зависимые ни от материи, ни друг от друга. Демокрит ввел представление о реальном существовании пустоты как вместилища дви­ жения атомов. Без пустоты, по его мнению, атомы лишены такой воз­ можности. Пространство, согласно учению Демокрита, Эпикура и Лук­ реция Кара, объективно, однородно, бесконечно. Оно вместилище совокупностей атомов. Время отождествимо с вечнос­тью — это чистая длительность, равномерно текущая от прошлого к бу­ дущему. Время есть вместилище событий.

Противоположное Демокриту понимание пространства было сфор­ мулировано Аристотелем. Его взгляды составили суть реляционной кон­ цепции. Аристотель отрицает существование пустоты как таковой. Про­странство неоднородно и конечно — это система естественных мест, за­ нимаемых материальными телами.

Отвечая на вопрос «Что есть время?», Аристотель рассуждает: как в движении, так и во времени всегда есть некоторое «прежде» и некото­рое отличное от него «после». Именно в силу движения мы распознаем различные, не совпадающие друг с другом «теперь». Время оказывается не чем иным, как последовательностью этих «теперь», их сменой, перечислением, счетом, «числом движения в связи предыдущего и последующего».

Эти две тенденции в истолковании пространства и времени— либо как самостоятельных, объективных и независимых от вещественного на­ полнения начал бытия, либо как неотъемлемых внутренних аспектов дви­ жущейся материи — получили развитие в дальнейшем. Более двадцати ве­ ков просуществовала первая субстанциональная концепция, подвергаясь лишь некоторым модернизациям и изменениям. Ньютоново про­ странство, как неподвижное, непрерывное, однородное трехмерное вме­ стилище материи, в сушности, также было и Демокритовым. Время, по Ньютону, однородная, равномерная, вечная и неизменная «чистая» дли­ тельность. В классической механике пространство и время— объектив­ ные данности, которые все в себя вмешают и ни от чего не зависят. Нью­ тон говорил об абсолютном времени, которое «само по себе и по своей сущности, без всякого отношения к чемулибо внешнему, протекает рав­ номерно и иначе называется длительностью».

Представления о пространстве и времени, аналогичные взглядам Ари­стотеля, развивались в Новое время Лейбницем и Декартом. Ни однород­ ной пустоты, ни чистой длительности как самостоятельных и независи­ мых начал бытия не существует. Пространство — порядок взаиморасполо­жения тел, время — порядок последовательности сменяющих друг друга собы­тий. Протяженность объектов и длительность процессов — не первичные свой­ства, они обусловлены силами притяжения и отталкивания, внутренними ивнешними взаимодействиями, движением и изменением.

Геоцентрическая система Аристотеля—Птолемея основывалась на дан­ ных обыденного опыта и здравого смысла. Геоцентризм был принят за незыблемую истину. В «Великом математическом построении астрономии» Клавдий Птолемей столь искусно и математически строго представил дви­ жение Солнца, Луны и других небесных светил вокруг неподвижной Зем­ли, что впервые стали возможны сами вычисления движения. Астрономи­ ческие таблицы на основе труда Птолемея играли огромную роль в прак­ тической астрономии на протяжении множества веков.

Общий вывод данной версии весьма тривиален: от философии отпоч­ ковались отдельные науки. Или иначе: в рамках классической античной науки, стремящейся, как и в начальной программе натурфилософии, к целостному осмыслению изучаемых явлений, наметились тенденции от­ деления самостоятельных наук от философии, вычленение их особых пред­ метов и методов.

Версия 2, в которой речь ведется о науке более древней, нежели античность, о науке египетской цивилизации, построена на данных, ко­ торые вводятся в обиход значительно реже. Цивилизация Древнего Египта 4го тысячелетия до н.э. располагала глубокими знаниями в области мате­ матики, медицины, географии, химии, астрономии и др. Точка зрения, согласно которой из Древнего Египта пришли основные тайные, оккуль­ тные учения, оказавшие сильное влияние на мировосприятие всех рас и народов, и именно из тайного учения заимствовали свои знания и Ин­ дия, и Персия, и Халдея, и Китай, и Япония и даже Древняя Греция и Рим, вполне оправдана. Так как почти одновременно возникшие в циви­лизации Древнего Египта многообразные области человеческого знания: медицина, химия, астрология, музыка, акустика, риторика, магия, фи­ лософия, математика, геометрия, анатомия, география и ораторское ис­ кусство — имеют самый древний возраст из>всех ныне известных и суще­ ствующих систем.

Четвертое тысячелетие до н.э. было периодом активного развития Древ­ него Египта. Основой древнеегипетского хозяйства было ирригационное земледелие. Природноклиматические условия страны, и в частности про­ исходившие с точной периодичностью разливы Нила, обусловили рит мичносгь и цикличность мировосприятия древних египтян. Разливы Нила, от которых он, смешиваясь с почвой, менял окраску и принимал отте­ нок крови, «оплодотворяли землю и определяли жизнь». От них зависел стабильный ритм жизнедеятельности страны. Геродот называл Египет «да­ ром Нила», подчеркивая этим значение реки в жизни страны. Иногда ут­ верждается, что Египет— это греческое название страны Кем, что в пе­ реводе означает «тайна, загадка». Согласно другим данным, египтяне на­ зывали свою страну словом Кемет — Черная — по цвету вспаханной зем­ ли нильской долины 7.

Развитие земледелия повлекло за собой развитие геометрии как землеме­рия. Возникли и географические, описывающие землю, карты, отвечающие напотребность землемерия — геометрии. Однако это традиционное, исходя­ щее из социальной природы познания объяснение возникновения той или иной области знания. В контексте же египтологии существует версия, согласно которой основные знания точных наук египтянам были переданы от более древней цивилизации. Иногда упоминают об атлантах и Атлантам де. Впрочем, здесь все исторические свидетельства упираются в тупик, имя которому— легенда.

Древнеегипетская цивилизация, датируемая 64 тысячелетием до н.э., представлена интереснейшей и во многом необычной на взгляд рациона­ листа концепцией освоения мира. Географическая изоляция способствова­ ла формированию ее самобытности и уникальности. Вряд ли ее, как и древ­ негреческую, можно назвать «детством человечества». Напротив, мощь и инаковость древнеегипетской цивилизации поражает и ставит вопрос о мас­ штабах и логике преемственности в культурном развитии человечества. Ведь греки, обязанные своим «древнегреческим чудом» (как именовалась гре­ ческая цивилизация) знаниям, вывезенным из Древнего Египта и с Восто­ ка, не особенно распространялись об источниках и авторстве. Известно, что даже знаменитый Пифагор изучал священную математику — науку чисел или всемирных принципов — в храмах египетских жрецов. Он даже носил поегипетски пурпурную повязку на лбу. И правильнее было бы говорить о священном знании Древнего Египта, удочерившего Элладу.

По мнению египтолога И. Шмелева, «сегодня можно определенно ска­ зать, что не греки были первооткрывателями фундаментальных законов, на которых держится связь миров. За тысячи лет до талантливых мужей Эллады жрецы Древнего Египта в совершенстве изучили и овладели сек­ ретами, которые мы заново открываем в наш стремительный век» 8. Еги­петские математики установили форму отношения длины окружности кдиаметру (то самое «им» равно...), производили исчисления с дробями, решалиуравнения с двумя неизвестными. Если иметь в виду утверждение, что наука началась тогда, когда начали мерить, то этот критерий приемлем и к науке древнеегипетской цивилизации. Вклад египетской математики в ми­ ровую сокровищницу бесценен, несмотря на существующее представле­ние, что потребности в математике не выходили за пределы элементар­ных, связанных с обыденной жизнедеятельностью. Основой египетской математики считаются единичные дроби. Особое значение придавалось операции сложения, к которой сводятся действия умножения, а также двоичный принцип умножения, который,сейчас выполняют вычислитель­ ные машины. Египетские дроби — это всегда единичные дроби. Исследова­ тели делают вывод, что в математике египтян выделяются два принципа: строгая аддитивность и широкое использование естественных дробей.

Действительно, ответ на вопрос, чем же так выделяется, кроме своего бесспорно древнейшего возраста, древнеегипетская культура, найти не просто изза отсутствия полных и систематических источников. Его можно лишь реконструировать, опираясь на оставшиеся памятники мудрости древ­ них: «Книга мертвых», «Тексты пирамид», «Тексты саркофагов», «Книга коровы», «Книга часов бдений», «Книги о том, что в загробном мире», «Книга дыхания», «Адмуат», а также труды античных авторов Геродота, посетившего Египет в V — VII вв. до н.э., Плутарха (1Й в. н.э.), оставившего подробный труд «Об Исиде и Осирисе». Имеющийся в распоряжении ис­следователей Большой папирус Харриса составляет 45 метров в длину.

Формой правления в древнеегипетской цивилизации была фараонская деспотия. Ее с полным правом можно назвать правлением посвященных, ибо главнейшую роль играло жречество. Высший и низший жреческие со­ веты хранили свою науку, делали истину недоступной профанам. Была выработана практика захоронения фараонов. Как «сын» солнца, фараон не мог уйти на тот свет незамеченным. Поэтому строились гигантские пирамиды — места захоронения фараонов, и сама процедура пофебения обставлялась захватывающими и символически значимыми ритуалами. Восемьдесят пирамид, искусно сложенных из огромных, нередко много­ тонных каменных глыб, осталось в наследство от Древнего Египта.

Однако существует точка зрения, в соответствии с которой предназ­ начение пирамиды как места захоронения фараона— второстепенное и сопутствующее. Пирамиды предназначались прежде всего для последую­ щей деятельности жречества, для осуществления интенсивной и обшир­ной программы тотального управления страной средствами психотехни­ ки. Согласно преданиям, могли существовать такие сооружения «Озаряю­ щего Света», в пространстве которых медитативный сеанс мог протекать в высшей степени успешно благодаря усиливающему воздействию био ритмически структурированного пространства храма. Храм ифал роль син­ тезатора, генерирующего стационарное поле (внутри оболочки в виде сте­ новых офаждений и кровельного покрытия), которое позволяло сохра­ нить устойчивую глубину транса'.

Возле пирамиды Хеопса возведено прекрасное и загадочное изваяние — знаменитый сфинкс с львиным телом и человеческой головой. Сфинкс вообще являлся главным символом Древнего Египта. Разгадка тайны сфин­ кса, смотрящего в никуда, есть одновременно попытка постижения без­мерного и бесконечного человеческого микрокосма.

Достигшее необычайных высот строительное искусство включало в себя также глинобитные строения и из сырцового кирпича. Оно сопро­ вождалось развитием металлургии меди, совершенствованием деревооб­ делочного, каменнообделочного и гончарного мастерства. Как отмечает Дж. Бернар 10, наши стулья, столы не изменились с тех пор, как их созда­ли первые египетские мастера. Кресла с плетеными сидениями и гнутыми ножками были известны 4500 лет назад. На особом месте находилась об­ работка папируса, кож и выделка льняных тканей. Изобретение гончар­ ного круга привело к «массовому» производству керамических изделий. На высоте были знания о сплавах и металлах, изобретались и совершенство­ вались красители, активно использовавшиеся в практической деятельно­ сти древних египтян.

Широко описываемые в древнеегипетской мифологии весы были вы­дающимся достижением хозяйственной практики. Особое значение имело изобретение паруса, ставшего первым шагом в использовании энергии ветра.

Специалист по египетской истории Б. Тураев отмечает, что уже в Древ­ нем царстве (в один из исторических периодов развития египетской циви­ лизации) не без связи с практикой мумифицирования накопилось много знаний в области анатомии и медицины, которые обусловили появление врачей различных специализаций: глазных, зубных, хирургов". Древнеегипетские врачи были сведущи в анатомии, знали о существоавнии и функционировании системы кровообращения, изучали роль мозга как центра человеческого тела (паралич ног связывали с по­вреждением мозга). Они могли делать трепанацию черепа, что является чрезвычайно сложной операцией и в наше время. С легкостью пломбиро­ вали зубы, чего не умели делать и в XVIII в. (не зря этот век вошел в историю под названием «щербатый»). Имелись руководства и для ветери­ наров. Рецепты доказывают значительные познания в области химии. В Егип­ те существовали и специальные учебные заведения, так называемые «дома жизни». По мнению некоторых ученых, в них составлялись священные книги и велись изыскания в области медицины. Египетские медики пора­ жали точным описанием течения многих болезней. Искусство бальзами­рования трупов и изготовления лечебных средств до сих пор поражают своим эффектом. Найденные при раскопках гробниц многообразные хи­ рургические инструменты свидетельствовали о высоком уровне развития хирургии.

Мифология Древнего Египта развивалась на базе достаточно высокой цивилизации и сопровождалась изобретением письменно­ сти. Появление письменности трактуется как становление необходимо­ го базиса для науки древнеегипетской цивилизации. Однако дешифровать египетские иероглифы крайне трудно. Некоторые из папирусных свитков, хранящихся в европейских музеях, и по сей день не разгаданы. Можно понять, что в них речь идет о магических операциях, магических текстах, заговорах, заклятиях, но что этим достигается, остается непонятым. К наиболее понятным папирусам относится «магический папирус Гарриса». Его основное содержание составляли заклинания, служащие для защиты живых.

К основателям египтологии причисляют Жана Франсуа Шампильона (17901832), которому удалось найти ключ к прочтению древнеегипет­ ских иероглифов. Это позволило говорить о достоверности исторических событий глубокой древности. Первоначально иероглифы применялись для обозначения собственных имен и цифр. Считается, что в Египте благода­ ря хозяйственной практике система письменности сложилась уже к Ран­ нему царству. Знаки были рисуночными и звуковыми выражениями одной или более согласных. Хотя для каждого отдельного звука был выработан знак, который не читался, но пояснял смысл. Символические изображе­ ния переходили в надписи, по своей архаичности весьма трудно расшиф­ ровываемые. Иерографическое письмо чаще всего использовалось для монументальных, вырезанных на камне надписей. Для хозяйственных це­ лей применялось скорописное письмо. Этим же шрифтом писали литера­ турные произведения и научные книги.

Астрономия же находила себе применение и в теории солнечных ча­сов, и в математической географии. Древние египтяне знали, что Земля круглая и несется в пространстве, они внесли существенный вклад в ас­трономию, создав солнечный календарь. Календарь разделял год на три сезона по 4 месяца каждый. Тридцатидневный месяц делился на декады. В году было 36 декад, посвященных особым божествам, созвездиям. В конце года добавлялось 5 дней. Возникновение календаря также обусловлива­ лось потребностями практической жизнедеятельности — важно было знать периодичность разлива Нила. Наблюдатели заметили, что разлив Нила знаменуется появлением на рассвете после долгого перерыва звезды Си­ риус. Однако они не привели в соответствие календарный и астрономи­ ческий год, т.е. не учли високосные годы. Поэтому утренний восход Сири­ уса расходился с Новым годом на 1день. Через 120 лет эта ошибка стала очень ощутимой. Вместе с тем любопытно отметить, что даже Коперник использовал египетский календарь в лунной и планетной таблицах.

Деление суток на 24 часа — тоже вклад египтян, но весьма своеобраз­ный. Оно не похоже на современное, предполагающее равнозначность — 60минутность — всех часов суток, что было впоследствии осуществлено под влиянием античной практики, соединенной с техникой вычисления. Египетский счет часов предполагал 10 часов дневных, 12 часов ночных и 2 часа сумеречных. В результате получалось 24 часа неравной продолжи­ тельности.

Египтяне создавали карты неба, группировали созвездия, вели наблю­ дения за планетами. Изобретение календаря и элементов астрономии трудно переоценить. Все эти завоевания древнеегипетской цивилизации были щед­ рыми дарами для последующего развития культуры всех народов.

Однако трудности в изучении египетских знаний объяснялись тем, что они были тайной, хранимой жрецами, которые строго следили, что­ бы сокровенные знания о Вселенной и человеке держать втайне от профа­нов, но передавать их ученикам, посвященным. Об этом свидетельствуют от­ дельные фрагменты из «Книги мертвых», в которой строго запрещается совершать при свидетелях описываемые там церемонии, при них не могут присутствовать даже отец и сын покойника. Строго наказывалась каждая попытка завладеть магическими священными книгами, а тем более упот­реблять их для какихлибо целей. Этим объясняется и ставшее известным изречение древнеегипетский жрецов: «Все для народа, но через народ ничто». И.П. Шмелев делает предположение, что если в Древнем Египте жезлы были инструментами фиксации знания, то не указывает ли их гео­ метрия на шифр, заложенный в самих жезлах? Сравнивая иероглифы и рисунки на уцелевших композициях комплекса древних панелей из захо­ ронения древнеегипетского зодчего ХесиРа, можно получить аргумен­ тированные свидетельства того, что жезлы являются инструментами со­ размерности, а следовательно, представление о них только как о симво­ лах знатности неполно. Впрочем, во многом неполна и недостаточна и сама версия о происхождении науки в собственном смысле слова в столь отдаленный период. Хотя аналогии возможны. Корпус посвященных весь­ ма напоминает герметичность деятельности научных сообществ, вход в которые также закрыт для профанов. Принцип наставничества, научного руководства — действующий принцип в процессе подготовки научных кадров. Секретность полученных знаний — требование, весьма актуальное и по сей день с учетом последних разработок в сферах генетики и клонирова ния. И вся своеобразная система древнейших знаний, погребенная под толщей мистических иносказаний, интересна тем, что имеет тенденцию к воспроизведению и обнаружению своей значимости в новейших, пара­ доксальных открытиях информационных технологий.

Версия3 сообщает о возникновении науки в контексте поздней средневековой культуры. Иногда возникновение науки относят к периоду расцвета поздней средневековой культуры Западной Европы (XII XIV вв.). В деятельности английского епископа Роберта Гроссетеста (11751253) и английского францисканского монаха Роджера Бэкона (ок. 12141292) была переосмыслена роль опытного знания.

Знаменитый трактат Гроссетеста «О свете» лишен упоминаний о Боге, но изобилует ссылками на Аристотеля и его трактат «О небе». Гроссетест был комментатором «Первой аналитики» и «Физики» Аристотеля. Он широко использовал его категориальный аппарат. Медиевисты считают Гроссетеста пионером средневековой науки. Ему принадлежат также трак­ таты «О тепле Солнца», «О радуге», «О линиях угла и фигурах», «О цве­ те», «О сфере», «О движении небесных тел», «О кометах». Сопровождаю­ щее их математическое обоснование связано с символикой цифр: «Фор­ ма как наиболее простая и не сводимая ни к чему сущность приравнива­ ется им к единице; материя, способная под влиянием формы изменять­ ся, демонстрирует двойственную природу и потому выражается двойкой; свет как сочетание формы и материи — это тройка, а каждая сфера, со­ стоящая их четырех элементов, есть четверка. Если все числа сложить, — пишет Гроссетест, — будет десять. Поэтому десять — это число, составля­ ющее сферы универсума» 12. Гроссетест описывает широко распространен­ ный метод наблюдения за фактами, называя его резолюцией, обращает­ ся к методу дедукции, а соединение двух конечных результатов образует, по его мнению, метод композиции.

Источники сообщают много удивительного о персоне Роджера Бэко­ на, в частности то, что он пытался смоделировать радугу в лабораторных условиях. Ему принадлежит идея подводной лодки, автомобиля и лета­ тельного аппарата. Он с огромной убеждающей силой призывал перейти от авторитетов к вещам, от мнений к источникам, от диалектических рассуждений к опыту, от трактатов к природе. Он стремился к количе­ственным исследованиям, к всемерному распространению математики. Однако работы неортодоксального монахафранцисканца были сожже­ ны, а сам он заточен в тюрьму.

Типичный образ средневекового алхимика рисует его за неустанной работой в лабораторных условиях, где он проводит многочисленные опыты и ставит интересные эксперименты в целях добиться трансмутации ме­ таллов, отыскать философский камень, эликсир жизни. (Заметим, что смысл слова «эксперимент» не тождественен современному, а означает свойственные средневековым магам попытки или операции комбиниро­ вания отдельных единичных процессов.)

В основу эликсира бралось искусственное золото, над получением ко­ торого так бились алхимики. Господствовало представление о том, что все металлы представляют собой неосуществленное золото, осуществлению которого требуется огромный период времени. Алхимик стремился ускорить процесс «созревания» золота с помощью нагревания раствора из свин­ ца и ртути. Очень распространены были алхимические эксперименты над перегонкой киновари. При ее нагревании выделялась белая ртуть и крас­ ная сера. Такое сочетание цветов ассоциировалось со спермой отца и кро­ вью матери. Киноварь, воспринимаемая как некое андрогенное начало, в миросозерцании средневековых алхимиков способствовала бессмертию. Средневековым символом алхимии была совокупляющаяся пара.

Лабораторная алхимия разделяется на придворную и отшельническую. Придворная больше была склонна к механическому достижению эффекта. Отшельническая связывала эффект с необходимостью очищения и меди­ тативными практиками. Вместе с тем имеются сведения, что реальное при­ менение алхимических препаратов, в частности эликсиров жизни, были крайне негативными. В них входили ядовитые вещества — ртуть, мышьяк, свинец. Они вызывали сильные формы отравлений, галлюцинаций, кож­ ной сыпи и других болезненных проявлений. Поэтому неудивительно, что алхимиков преследовали и часто казнили. Хотя положительная часть сред­ невековой алхимии закрепила себя в трактатах по фармакологии.

Алхимические же эксперименты над собственной духовной сферой, так называемая трансмутация души, также была сопряжена со многими опасностями. Ей сопутствовало не только желательное развитие паранор­ мальных способностей, но и серьезные психосоматические расстройства.

Средневековье знало семь свободных искусств — триумвпум: граммати­ка, диалектика, риторика; квадриум: арифметика, геометрия, астрономия,музыка. Каждый ученый был обязан владеть всеми этими наукамиискус­ ствами. В XII — XIII вв. были известны тексты арабоязычных ученых, посвя­ щенные естественнонаучным изысканиям, широко употреблялись араб­ ские цифры. Но в науке господствовал схоластический метод с его необ­ ходимым компонентом — цитированием авторитетов, что лишало перво­степенной значимости задачу по исследованию естества, фюзис, Природы.

Когда проводят компаративистский (сравнительный) анализ средне­ вековой науки с наукой Нового времени, то основное отличие видят в изменении роли индукции и дедукции. Средневековая наука, следуя ли­ нии Аристотеля, придерживалась дедукции и оперировала путем заключений из общих принципов к отдельным фактам, тогда как новая наука (после 1600 г.) начинает с наблюдаемых отдельных фактов и при­ ходит к общим принципам с помощью метода индукции. Дедукцию истолковывают иногда и как процесс нисхождения, который начинается от чегото наиболее общего, фундаментального и.первичного и растека­ется на все остальное. В такой интерпретации весьма узнаваемо сходство дедукции и эманации, предполагающей истечение из лона порождающего характеристик, особенностей и сущностей более простого порядка.

В рамках же официальной доктрины средневековья главенствуют вера и истины откровения. Разум теряет роль главного арбитра в вопросах ис­ тины, ликвидируется самостоятельность природы, Бог, благодаря свое­ му всемогуществу, может действовать и вопреки естественному порядку.

Теологическая ориентация средневековья очень хорошо прослежива­ ется в текстуальном анализе идей великих мыслителей того времени. Так,в высказывании Тертуллиана (ок. 160 — после 220) отмечается: «...напрасны потуги философов, причем именно тех, которые направляют неразум­ ную любознательность на предметы природы прежде, чем на ее Творца и Повелителя...». Ведь «философы только стремятся к истине, особенно не­ доступной в этом веке, христиане же владеют ею. <...> Ибо с самого на­ чала философы уклонились от источника мудрости, т.е. страха Божьего» 1 1.

Истина оказывалась в полном ведении Божества, так что «христиане должны остерегаться тех, кто философствует сообразно стихиям мира сего, а не сообразно Богу, которым сотворен сам мир», — подчеркивал Августин 14. Средневековье пестрило многообразными аргументами и под­ ходами, опровергавшими возможность истинного познания природы вне божественного откровения. Считалось, что знание, перерастающее в на­ уку, — это разумное познание, позволяющее нам пользоваться вещами. Науку необходимо подчинять мудрости, доступной лишь божественному разуму. Говоря о философах, Августин пишет: «Они твердили: «истина, истина» и много твердили мне о ней, но ее нигде у них не было. Они ложно учили не только о Тебе, который есть воистину Истина, но и об элементах мира, созданного тобой...» 15.

В особом, преимущественном положении находилась логика, ибо, как справедливо полагал Боэций, «всякий, кто возьмется за исследование природы вещей, не усвоив прежде науки рассуждения, не минует оши­ бок... Таким образом, размышления о логике заставляют прийти к выво­ ду, что этой столь замечательной науке нужно посвятить все силы ума, чтобы укрепиться в умении правильно рассуждать: только после этого сможем мы перейти к достоверному познанию самих вещей» 16. Он пони­ мал логику как рациональную философию, которая служит средством и орудием и с помощью которой получают знание о природе вещей.

Логику как науку о доказательстве в рассуждениях ценил очень высо­ко Пьер Абеляр, утверждавший, что наука логики имеет большое значе­ ние для всякого рода вопросов и что первым ключом мудрости является частое вопрошание 17.

Пожалуй, в окончательном виде кредо средневековья было сформу­ лировано пером Фомы Аквинского: «...необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении. <...> Священное уче­ ние есть такая наука, которая зиждется на основоположениях, выяснен­ ных иной, высшей наукой; последняя есть то знание, которым обладает Бог, а также те, кто удостоен блаженства... Эта наука— теология, к дру­ гим наукам она прибегает как к подчиненным ей служанкам» 18.

Таким образом, в средневековье оформился специфический и решаю­ щий критерий истинности, а именно ссылка на авторитет, которым в контексте средневековой культуры был Бог.

Начало эпохи Возрождения было отмечено подъемом интереса к ма­ тематике. Известна, например, «Сумма арифметики, геометрии, пропор­ ции и пропорциональности» флорентийского математика Луки Пачоли (ок. 1445 — позже 1509). В ней автор подводил итог всему математическому знанию, а также с новой силой утверждал тезис античного математика

Филолая и других пифагорейцев о том, что математика отражает всеоб­ щую закономерность, применяемую ко всем вещам.

П. Гайденко оценивает средневековую науку так: «...научное знание в средние века имеет характерные особенности. Прежде всего оно выступа­ ет как правила, в форме комментария. <...> Второй особенностью сред­ невековой науки является тенденция к систематизации и классификации. Именно средневековье с его склонностью к классификации наложило свою печать и на те произведения античной науки и философии, которые были признаны каноническими в средние века. <...> Компиляторство, столь чуждое и неприемлемое для науки Нового времени, составляет как раз весьма характерную черту средневековой науки, связанную с общей мировоззренческой и культурной атмосферой этой эпохи". Появляется феноменальный принцип двойственности истины, он указывает на две принципиально разные картины мира: теолога и натурфилософа. Первая связывает истину с божественным откровением, вторая — с естествен­ ным разумом, базируется на опыте и пользуется индукцией.

Как отмечает В. Соколов, тогдашняя наука сосредоточивалась в двух почти не связанных друг с другом организациях. Одной из них были уни­ верситеты и некоторые школы, существовавшие уже не один век. Другой можно считать опытноэкспериментальное исследование природы, кото­рое сосредоточилось в мастерских живописцев, скульпторов, архитекто­ ров. Практика создания предметов искусства толкала их на путь экспери­ ментирования. Иногда эта практика требовала соединения логики мас­ терства с математикой 20.

Великий живописец Леонардо да Винчи по праву завоевал имя пионе­ра современного естествознания. Его исследовательская деятельность ох­ ватывала собой области механики, физики, астрономии, геологии, бота­ники, анатомии и физиологии человека. Леонардо подчеркивал безоши­бочность опыта и стремился к точному уяснению его роли в деле дости­жения истины. Он указывал, что опыт есть то минимальное условие, при котором возможно истинное познание. Леонардо ориентировался на спон­ танное экспериментирование, которое осуществлялось в многочислен­ных мастерских. Его широко известная фраза: «Наука — полководец, а практика — солдаты», — говорила о том, что наука не сводится только к опыту и экспериментированию, а включает в себя нечто большее по­требность осмысленного обобщения данных опыта. Интересно, что ме­ханика мыслится им не как теоретическая наука, какой она впослед­ствии станет во времена Галилея и Ньютона, а как чисто прикладное искусство конструирования различных машин и устройств. Можно присо­ единиться к мнению В. Соколова о том, что именно Леонардо подошел к необходимости органического соединения, единства эксперимента и его математического осмысления, которое и составляет суть того, что в дальнейшем назовут современным естествознанием. Постепенное проник­ новение естественнонаучного взгляда на мир подготовило появление клас­ сической науки.

Версия4 наиболее традиционная. Она датирует рождение наукиНового времени в общеупотребляемом европейском смысле слова XVI — началом XVII в., делая точкой отсчета систему Коперника, так на­ зываемый коперниканскии переворот, а также законы классической меха­ ники и научную картину мира, основанную на достижениях Галилея и Ньютона.

Польский астроном Николай Коперник (14911496) учился в Кра­ковском университете. Затем приехал в Италию для постижения основ астрономии, медицины, философии и права, где изучил древнегреческий язык и космогонические идеи древних авторов. Он рано пришел к убежде­ нию о ложности теории Аристотеля—Птолемея и в своем небольшом произведении «Очерк нового механизма мира» (1505—1507) попытался ма­ тематически конкретизировать свою идею. Главным делом его жизни был труд «Об обращениях небесных сфер», который был издан после его смерти. В нем Коперник предложил гелиоцентрическую систему мира. С момента провозглашения его идеи, заключающейся в том, что разработанная си­стема позволяет «с достаточной верностью объяснить ход мировой ма­шины, созданной лучшим и любящим порядок Зодчим» 21, можно вести отсчет рождения детерминистическомеханистического мировоззрения в его противоположности телеологическоорганизмическому. Земля оказа­лась не привилегированной, а «рядовой» планетой, закономерности ко­торой могли быть обнаружены на всем громадном ее протяжении.

Таким образом, согласно этой позиции наука очень молода, ее воз­ раст чуть более 400 лет. «XVI век н.э. увидел крушение западного христиан­ ства и рождение современной науки», — подчеркивал А. Уайтхед в работе «Наука и современный мир». Развитие науки придало новую окраску че­ловеческому сознанию и породило новизну способов мышления. «Новое мышление явилось более важным событием, чем даже новая наука или техника. Оно изменило метафизические предпосылки и образное содер­жание нашего сознания, так что теперь старые стимулы вызывали новый отклик». О греческих изысканиях Уайтхед отзывался так: «Их чрезмерно интересовала математика. Они изобрели ее основоположения, анализи­ровали ее предпосылки, открыли замечательные теоремы благодаря стро­ гой приверженности дедуктивному рассуждению. Их умы увлекала страсть к обобщению. Они требовали ясных и смелых идей и строгих умозаключе­ ний из них. Это было совершенство, это был гений, это была идеальная подготовительная работа. Но это еще не было наукой в нашем пони­ мании» 2 '.

В аристотелевской и схоластической традиции изложение науки осно­вывалось на схеме, состоящей из двух элементов (диадической схеме): действительность, объективный мир — и картина этого мира, создавае­мая учеными. Истина означала согласие человеческого интеллекта с ве­щами действительного мира. Иногда индукция понималась как то, что позволяет на основе «материала наблюдений» строить структуру лингви­стического материала. Работа, связанная с созданием кратких изящных аналитических выражений, является существенной частью успеха науки. Поэтому наука стала пониматься на основе триптической схемы: наблю­даемый объект, творящий ученый и третий элемент— знаки, которыми ученый изображает картину мира. (Впоследствии логические позитивисты акцентировали именно связь второго и третьего элементов, т.е. отноше­ ние между физическими объектами и знаками, или символами. Результат этого соотношения был назван семантическим качеством науки. Отно­ шения же между членами третьего необходимого элемента науки — зна­ками — составляют логический компонент.)

Существует мнение, что история индуктивных наук есть история от­ крытий, а философия индуктивных наук— история идей и концепций. Наблюдая однообразие в природе, мы приходим с помощью индукции к утверждению естественных законов. Эмпиризм и математическое обоб­ щение стали визитной карточкой науки Нового времени. От имени эмпи­ ризма выступил Фрэнсис Бэкон с его обширной программой эмпиричес­ кой философии. От имени рационалистического подхода выступил мате­ матик Рене Декарт. Впрочем, Гарвей высказался о родоначальнике анг­ лийского эмпиризма так: «Бэкон занимался наукой как лордканцлер». Видимо, имеется в виду, что дело ограничивалось одними только поже­ ланиями, общей характеристикой задачи и увещеваниями о том, что не следует доверяться случайным восприятиям, а нужно производить мето­ дические наблюдения и дополнять их обдуманным опытом. Декарт же был уверен, что серьезная потребность в истине может быть удовлетворена не схоластическими рассуждениями и метафизическими теориями, а ис­ ключительно математикой. Эта своеобразная математическая реформа фи­ лософии заставила признать ясность и отчетливость важ­ нейшими принципами научного метода. Они влекут за собой необходи­ мость количественных определений, тогда как качественные, основан­ ные на чувственном восприятии, по сути своей неясны и смутны.

Обычно называют 1662г., год образования Лондонского королевско­го общества естествоиспытателей, утвержденного Королевской хартией, как дату рождения науки. В 1666г. в Париже появляется Академия наук. Лондонское королевское общество объединяет ученыхлюбителей в доб­ ровольную организацию, устав которой был сформулирован Робертом Гуком. В нем было записано, что цель общества — «совершенствование знания о естественных предметах, всех полезных искусствах с помощью экспериментов (не вмешиваясь в богословие, метафизику, мораль, по­ литику, грамматику, риторику или логику»). Королевское общество стре­ милось поддерживать экзальтированный эмпиризм. Работы, выполненные но другим нормам, отвергались. «Вы не можете не знать, — так звучал отказ одному из авторов, — что целью данного Королевского института является продвижение естественного знания в помощью экспериментов и в рамках этой цели среди других занятий его члены приглашают всех способных людей, где бы они ни находились, изучать Книгу Природы, а не писания остроумных людей» 2 "'.

В XVII в. обозначилась новая роль естествоиспытателя — испытующего естество и уверенного, что божественная «Книга Природы» (метафора, унаследованная из теологии) написана на языке геометрии (Галилей). Ученые галилеевского типа настроены на рациональное прочтение книги природы. «...Хотя к 1500 г. Европа не обладала даже уровнем знаний Архи­ меда, умершего в 212г. до н.э., все же в 1700г. «Начала» Ньютона были уже написаны, и мир вступил в современную эпоху, — делал вывод Уайтхед^ 4.

Главным достоянием Нового времени считается становление научно­ го способа мышления, характеризующегося соединением эксперимента как метода изучения природы с математическим методом, и формирование теоретического естествознания. И Галилей, и Декарт были уверены, что позади чувственных феноменов стоят математические законы. Интерес к решающему эксперименту был «платой за застывшую рациональность средневековой мысли». Достаточно напомнить тот факт, что галилеевс кий принцип инерции получен с помощью идеального эксперимента. Га­ лилей формулирует парадоксальный образ — движение по бесконечно большой окружности при допущении, что она тождественна бесконеч­ ной прямой, а затем осуществляет алгебраические исследования. И во всех интересных случаях фиксируется либо противоречие, либо несоот­ ветствие теоретических идеализации и обыденного опыта, теоретической конструкции и непосредственного наблюдения. Поэтому суть научноте­ оретического мышления начинает связываться с поиском предметовпо­средников, видоизменением наблюдаемых условий, ассимиляцией эмпи­рического материала и созданием иной научной предметности, не встре­ чающейся в готовом виде. Теоретическая идеализация, теоретический кон­ структ становится постоянным членом в арсенале средств строгого есте­ствознания. Примерами таких конструктов могут служить понятия мате­ матической точки, числа, таблицы, графы, абстрактные автоматы и т.п.

К многообразным приметам возникновения науки относят рост бла­ госостояния и досуга, распространение университетов, изобретение кни­ гопечатания, захват Константинополя, появление Коперника, Васко да Гамы, Колумба, телескопа. Хроника той гениальной эпохи любопыт­ на. Ссылаясь на А. Уайтхеда, заметим, что в начале XVII в., в 1605г., выходят «О достоинстве и приумножении наук» Бэкона и «Дон Кихот» Сервантеса. Годом раньше увидело свет первое издание «Гамлета». Сер­вантес и Шекспир умирают в один день — 23 апреля 1616 г. Весной того же года Гарвей в Лондонском врачебном колледже представил свою те­ орию циркуляции крови. В год смерти Галилея родился Ньютон (1642), почти 100 лет спустя после опубликования коперникансТсого «Об обра­щении небесных сфер». Годом раньше Декарт публикует свои «Метафи­ зические размышления», а двумя годами позже — «Первоначала фило­ софии». У истоков новоевропейской науки стоят имена Ф. Бэкона, Гар вея, Кеплера, Галилея, Декарта, Паскаля, Гюйгенса, Бойля, Ньюто­на, Локка, Спинозы, Лейбница.

«Современная наука рождена в Европе, но дом ее — весь мир», — так резюмировал процесс бурного роста научных технологий А. Уайтхед.

Версия 5 обсуждает проблему исторического возраста науки с привлечением классификации, когда данный феномен представлен дву­ мя стадиями своего становления, а именно прсднаукойи соб­ ственно наукой. Зарождающаяся наука во многом опирается на результаты каждодневного практического опыта, обыденное знание, на­ блюдения и приметы. Оперирование реальными предметами послужило непосредственной основой для возникновения идеального плана позна­ ния, действий с идеальными объектами.

На этапе собственно науки, к.примеру математики, числа уже не рас­ сматриваются как прообразы предметных совокупностей. Они выступают как самостоятельные символические объекты. И когда появляются теоре­ тические возможности, связанные с превышением сложившихся стерео­типов практики, когда эмпирические зависимости строятся и получаются не сугубо практически, а как следствие теоретических постулатов, иссле­ дователи фиксируют возникновение стадии собственно науки. Знания пред­ стают не как суммарный исход практических операций, но как рецептура действия с точки зрения всеобщего и необходимого. Следовательно, де­маркация между наукой и преднаукой проходит по линии формирования предпосылок научнотеоретического способа исследования. Преднаука — это обобщение эмпирических ситуаций, предписания для практики. На­ука— это возникновение научного метода, соединяющего математику с экспериментом. Эвристические и прогностические компоненты научного исследования также свидетельствуют о возникновении собственно науки.

48. Специфические признаки науки

Наука – сфера человеческой деятельности, основная функция которой – выработка знаний о мире, их систематизация, построение на их основе образа мира (научная картина мира) и способов взаимодействия с ним (научно обоснованная практика). Наука важнейшая форма человеческого познания. Она оказывает все более зримое и существенное влияние на жизнь не только общества, но и отдельного человека. Наука выступает сегодня как главная сила экономического и социального развития мира. Вот почему философское видение мира органично включает в себя определенные представления о том, что такое наука, как она устроена, развивается, что она может дать, а что ей недоступно.

Понятие «наука» достаточно многозначно. Наука, имея многочисленные определения, выступает в трех основных ипостасях.

• форма (сфера) человеческой деятельности;

• особый способ познания мира;

• система или совокупность дисциплинарных знаний;

• социальный институт (система учреждений и организаций).

Под наукой понимают особую сферу человеческой деятельности, основная функция которой — выработка знаний о мире, их систематизация, на основе чего возможно построение образа мира (так называемая научная картина мира) и построение способов взаимодействия с миром (научно обоснованная практика). В этом смысле мы используем понятие «наука», говоря, например, о том, что кто–то «занимается научной деятельностью», «увлечен наукой» и т. д.

Во–вторых, под наукой понимается особый способ познания мира, отличный, например, от художественного или обыденного познания, то есть от искусства и жизненного опыта (о чем речь ниже). В этом смысле говорят о научном подходе, о научности данных, о том, что нечто является научно установленным и пр.

В–третьих, под наукой имеется в виду сама система знаний, полученная в результате исследовательской деятельности. В этом смысле мы говорим о так называемой Науке с большой буквы (например, «наука утверждает, что…»), физической науке (то есть о системе знаний, выработанных физикой), биологической науке и т. д. «Тело» науки в этом смысле составляют законы — открытые устойчивые связи между явлениями, — формулировка которых позволяет описать, объяснить и предсказать явления объективной действительности.

Науку чаще определяют как систему знаний; так и Кант определял. Но такое определение узко, ибо ограничивается лишь гносеологической характеристикой; здесь не отражается социальная функция науки и ее творчески-деятельный вектор. Кроме того, наука включает в себя не только знания, но и учреждения, поэтому наука все чаще определяется как вид духовного производства. Однако обобщающего определения науки пока нет.

Наконец, в–четвертых, под наукой иногда понимается система учреждений и организаций (Академий, институтов, лабораторий, профессиональных сообществ и т.

п.), в рамках которой организуется исследовательская деятельность, созываются конференции и т. д. В таком значении мы используем термин «наука», говоря, к примеру, о том, что кто–то «занят в сфере науки» или «является работником науки» — по аналогии с тем, что кто–то может быть занят в сфере производства или в сфере торговли.

По поводу возникновения и критериев научного знания среди ученых-науковедов имеются очень большие расхождения. Укажем на две крайние точки зрения. Согласно первой из них, наука в собственном смысле слова родилась в Европе лишь в 15-17 веках, в период, именуемый «великой научной революцией». Ее возникновение связывается с деятельностью таких ученых, как Галилей, Кеплер, Декарт, Ньютон. Именно к этому времени относится рождение собственно научного метода, для которого характерно специфическое соотношение между теорией и экспериментом. Тогда же была осознана роль математизации естественных наук.

Другая точка зрения, прямо противоположная только что изложенной, не накладывает на понятие науки жестких ограничений. По мнению ее сторонников, наукой в широком смысле слова можно считать любую совокупность знаний, относящуюся к реальному миру. С этой точки зрения зарождение математической науки, например, следует отнести к тому времени, когда человек начал производить самые элементарные операции с числами: астрономия появилась с первыми наблюдениями за движением небесных светил; зоология и ботаника — с появлением первых сведений о флоре и фауне и т. д.

Ясно, что проблема возникновения науки упирается в проблему выделения родовых характеристик научного знания, по которым и можно провести демаркационную линию между знанием научным и ненаучньм.

Характерные признаки науки удачно выделены И.Д. Рожанским и П.П. Гайденко в их работах, посвященных исследованию античной цивилизации.

Во-первых, всякая наука не просто совокупность знаний, что имеет место и в обыденном познании. Гораздо важнее то что наука есть особая деятельность, а именно - деятельность по получению новых знаний. Последнее предполагает существование определенной категории людей, которые и занимаются получением новых знаний. Необходимым условием научной деятельности является возможность фиксации получаемой информации, что предполагает существование развитой письменности. Общество, лишенное письменности, не может иметь науки.

Отсюда следует, что традиционные или архаичные цивилизации, обладавшие механизмом хранения и передачи накопленной информации, но где отсутствовала деятельность по получению новых знаний, не имели науки. Не умаляя достижений архаичных цивилизаций: древнеегипетской, шумеро-вавилонской, хараппской, древнеиндийской, древнекитайской и др. — можно сказать так: в них формировалась протонаука, так и не превратившаяся в науку.

Второй признак науки в собственном смысле слова, состоит в ее самоценности. Целью науки должно быть п