Период Яёй (3 век до н. э.—3 век н.э), история древней Японии

Несмотря на то, что японцы научились выращивать рис ещё в период дзёмон, масштабное заливное рисоводство с применением ирригации распространилось на архипелаге в 1 тысячелетии до нашей эры. Впервые нововведения были приняты на севере острова Кюсю, откуда рисоводство перекинулось в другие области древней Японии. После распространения заливного рисоводства японцы, проживавшие на возвышениях, переселились на низменности ближе к долинам рек. Образовались первые общины мура, члены которых засеивали и поддерживали заливные рисовые поля. Были созданы новые орудия труда, например нож-серп из камня, и постройки для хранения риса — хранилища на подпорках. В общинах проводились торжества, ритуалы и молитвы за богатый урожай. В это время был создан календарь.

Наряду с культурой выращивания риса с континента в Японию пришла культура выплавки металлов — меди, железа и бронзы. До 1 века до н. э. японцы ввозили готовые товары из металла, но потом создали своё металлургическое производство. Основными изделиями из бронзы были мечи, алебарды и копья, колокола дотаку (использовавшиеся в сельскохозяйственных ритуалах) и зеркала. После распространения железа во 2 веке н. э. оружие из бронзы превратилось в предмет культа.

В начале первого тысячелетия до н. э. японцы научились изготавливать изделия из керамики нового стиля, который был похож на континентальный. Особенностью данных изделий являлся красноватый цвет, отсутствие орнамента и разнообразие типов посуды. По-видимому, прогресс в изготовлении керамики был связан с расширением рисоводства. Керамическая посуда нового стиля впервые была найдена в поселении Яёй, именем которого была названа новая керамическая культура. Период преобладания этой культуры на Японском архипелаге с 1 тысячелетия до н. э. по 3 столетие н. э. носит название «период Яёй».

Благодаря распространению рисоводства возросла популяция населения Японии эпохи Яёй. Этот рост способствовал созданию близких связей между общинами, однако часто провоцировал столкновения, в особенности за контроль над природными ресурсами. Начиная со 2 века до н. э. множество селений были окружены рвами и деревянными частоколами. Населением поселения руководили вожди, сосредоточившие в своих руках религиозную и военную власть. Поселения часто объединялись и образовывали первые прото-государственные союзы. Наиболее укрепленной поселением-общиной эпохи Яёй являлась стоянка Йосиногари, расположенная в префектуре Сага, свидетельствующая о высоком уровне объединений древних японцев.

20. Особенности религиозной жизни Японии. Религиозный синкретизм.

Религия в Японии представлена главным образом буддизмом и синтоизмом. У японцев 8 млн богов – «ками». Главная богина – Амотерасу – богиня солнца. Священная книга синтоизма (синто - «путь богов») - Кодзики, написанная в VIII в., содержит японский вариант представлений о сотворении мира.Согласно ему, первоначально существовали бог Идзанги и богиня Идзенами. Однако Идзенами умирает, а из левого глаза Идзанги рождается богиня Аматэрасу, от которой ведется родословная императоров Японии. Синтоизм – со второй половины 60-х гг 19 века был избран официальной религией в Японии. В начале 20 века была создана теория мирового господства Японии. Японская религия – это синтез буддизма и синтоизма. Все скорбные события они отмечают по буддийским ритуалам. С точки зрения христианства японцы – язычники (язык – представитель другого народа, кроме евреев; а у христианства язычник – тот, у которого Бог не в душе, а на языке). В Японии поддерживается самосожжение вдов. Для отправления в их честь обрядов, молитв и совершения жертвоприношений по всей Японии имеются небольшие храмы, многие из которых, перестраиваются и чуть ли не каждые двадцать лет возводятся на новом месте, так как японцы считают, что именно такой срок богам приятно находиться в стабильном положении на одном месте. В начальный период формирования японской буржуазной нации вероучение синтоизма широко стало использоваться как удобное политическое оружие воинствующей буржуазии. Синтоистские священники были подчинены правительственному контролю. Был разработан новый обряд поклонений «священному императору», школьников обязали посещать синтоистские храмы, на пропаганду обновленного синтоизма ассигновывались большие средства. Каждому японцу внушали, что он является полубожеством и предназначен богами для управления миром. Считается, что всё сущее на Земле в той или иной степени одушевлено, обожествлено, даже те вещи, которые мы привыкли считать неодушевлёнными — например, камень или дерево. У каждой вещи есть свой дух, божество — ками. Некоторые ками являются духами местности или определённых природных объектов (например, дух конкретной горы), другие олицетворяют глобальные природные явления. Синтоизм включает магию, тотемизм, веру в действенность различных талисманов и амулетов.

Синкретизм –сочетание разнородных воззрений, при котором игнорируется необходимость их внутреннего единства и не противоречия друг другу. Уже первоначальное объединение синтоизма в единую общегосударственную религию происходило под сильным влиянием буддизма, проникшего в Японию в VI—VII веке. Поскольку буддизм был весьма популярен у японской аристократии, было сделано всё для того, чтобы не допустить межрелигиозных конфликтов. Сначала ками были объявлены покровителями буддизма, позже некоторых ками стали ассоциировать с буддийскими святыми. В конечном итоге сложилось представление о том, что ками, как и люди, могут нуждаться в спасении, которое достигается в соответствии с буддийскими канонами. На территории храмовых комплексов синто стали размещать буддийские храмы, где проводились соответствующие обряды, буддийские сутры читались и непосредственно в синтоистских святилищах. Особенно влияние буддизма стало проявляться начиная с IX века, когда буддизм стал государственной религией Японии. В это время в синтоизм было перенесено множество элементов культа из буддизма. В святилищах синто стали появляться изображения будд и бодхисатв, начали отмечаться новые праздники, заимствовались детали ритуалов, ритуальные предметы, архитектурные особенности храмов. В идейном отношении влияние буддизма проявилось в том, что в синто появилась концепция достижения гармонии с ками через очищение, под которым понималось устранение всего лишнего, наносного, всего того, что мешает человеку воспринимать окружающий мир таким, какой он есть на самом деле. Сердце человека, который очистился, подобно зеркалу, оно отражает мир во всех его проявлениях и становится сердцем ками. Человек, обладающий божественным сердцем, живёт в гармонии с миром и богами, а страна, где люди стремятся к очищению, благоденствует. При этом, с традиционным для синто отношением к ритуалам, на первое место ставилось реальное действие, а не показное религиозное рвение и молитвы.

ИЛИ

Современная Япония — пример развитой капиталистической страны, в которой высокий уровень экономики, научно-технический прогресс и современный образ жизни сочетаются с сохранением религиозных традиций у большей части населения, с наличием большого числа религиозных институтов, оказывающих заметное влияние на общественную жизнь. Религиозная ситуация в стране отличается необычайной пестротой, наличием многочисленных течений и традиций. Это, прежде всего, синтоизм (синто) — национальная религия японцев; традиционные школы буддизма, сформировавшиеся в периоды раннего и развитого средневековья; христианство, впервые проникшее в Японию в середине XVI в.; новые религии (или новые общественно-религиозные движения).

Помимо перечисленных течений, вне рамок организованных религиозных групп, сохраняются многие народные верования, восходящие к глубокой древности. Именно эти верования и связанные с ними суеверия и предрассудки наиболее широко распространены в массе народа.

Религиозные представления японцев сформировались в процессе длительного взаимодействия местных культов с буддизмом, конфуцианством и даосизмом. Ни один из элементов, участвовавших в этом процессе, не сохранился в, чистом виде до наших дней. Конфуцианство и даосизм ныне вообще не существуют в Японии как отдельные религиозные традиции. Однако современный синтоизм немыслим без заимствований из конфуцианства, а многочисленные народные верования и суеверия сложились под влиянием даосизма. Элементы даосизма и конфуцианства вошли как составная часть в практику японского буддизма. Синтоизм не только стал вместилищем местных культов, но и формировался под влиянием всех трех привнесенных с материка течений, особенно буддизма.

Специфика формирования религиозных представлений японцев предполагает наличие ряда общих черт, характерных для большинства верующих, независимо от того, к какой конфессии каждый из них причисляет себя. Это, в первую очередь, ярко выраженный религиозный синкретизм, проявляющийся в том, что различные религиозные традиции не существуют обособленно, а мирно уживаются в религиозной практике одной и той же семьи или даже одного и того же человека. Для подавляющего большинства верующих характерна принадлежность одновременно к синто и одной из традиционных школ буддизма, хотя нередки случаи, когда приверженец синто-буддистского комплекса является также адептом одной из новых религий. Это обстоятельство приводит к тому, что, согласно официальной статистике, количество верующих оказывается выше численности населения, так как один и тот же верующий учитывается при подсчетах дважды, а то и трижды.

Общими для всех конфессий, за исключением христианства, являются такие черты, как культ предков, представления о преемственности между человеком и божеством, что обусловливает практику обожествления людей после смерти, вера в существование душ усопших. Все религиозные течения придают большое значение обрядности. Широко распространены религиозные по своему происхождению местные праздники и культы, исповедуемые без посредничества священнослужителя.

Большинство японцев, включая многих из тех, кто считает себя атеистами, связаны с внешней обрядовой стороной религии и периодически прибегают к посредничеству религиозных институтов, участвуя в их деятельности. Типичными примерами этого служат массовые новогодние паломничества в синтоистские святилища и буддистские храмы, в которых принимает участие до трети населения, обязательные синтоистские обряды при проведении строительных работ, открытии предприятий, магазинов. Значительная часть свадебных обрядов проходит с участием синтоистского священника.

В противоположность культовым учреждениям синто и традиционных школ буддизма, ориентированным преимущественно на удовлетворение потребностей населения в тех или иных обрядах, организации ряда новых общественно-религиозных движений ориентированы в первую очередь на вовлечение в число своих адептов молодых людей, оказавшихся проигравшими в конкуренции за комфортабельное место в жизни. Такие организации предлагают пути к духовному совершенствованию, к поиску новых символов веры.

С 70-х гг. в стране появились многочисленные группы, делающие упор на мистицизм и различные виды магии. Наибольшей популярностью среди этих групп, пользуются Агон сю, сочетающая проповедь ранних буддийских текстов с мистическими ритуалами, заимствованными из практики средневековых монахов-отшельников (сюгэндо); Суке махикари (Религия почитания истинного света) и др. Подобные группы, спекулируют на увлечении части населения мистикой.

Религиозные организации активно участвуют в таких сферах общественной жизни, как образование, культура, социальное обеспечение. Они владеют многочисленными музеями и художественными галереями, библиотеками, другими культурными учреждениями и спортивными сооружениями.

21. Специфика политической культуры Японии.

Япония, пожалуй, первая страна Дальнего Востока, которая наиболее ярко показала эффективность творческого использования и умения приспосабливать мировые достижения и технологический опыт к условиям конкретного, весьма специфического общества в его национальных интересах.

Несмотря на ее небольшие размеры, Япония вполне может рассматриваться как одна из региональных цивилизаций Дальнего Востока. В своем развитии японская культура и цивилизация прошли определенные, своеобразные эволюционные этапы.

Прагматичность, свойственная японцам, своеобразно отражается в их верованиях и духовных принципах. Так, синтоизм подчинен жизни, буддизм — смерти.

Несмотря на формально существующий плюрализм в политике, экономике и идеологии, японское общество сильно сплочено, основывается на единой системе ценностей и национальных общинно-корпоративных традиций и отношений. В Японии, являющейся конституционной монархией, император — традиционный символ государства и единства японского народа.

Японская цивилизация сформировалась в результате сложных и разновременных этнических контактов.

С XVII в. и до середины XIX в. Япония была практически закрыта для иностранцев (связи сохранялись только с Нидерландами и Китаем). В период этой изоляции сформировалось национальное своеобразие японского общества. И когда по прошествии нескольких веков перед миром, наконец, открылась традиционная культура Японии, она оказала позитивное влияние на последующее развитие европейской живописи, театра и литературы.

После поражения во Второй мировой войне и оккупации страны американскими войсками Япония пошла по пути демилитаризации и демократизации. Особенности социокультурного и экономического развития Японии со второй половины XX в. состояли в том, что этой нацией и ее лидерами было осуществлено успешное поэтапное реформирование сообщества, в процессе которого имитировались европейские модернизационные процессы, инициировались соответствующие рыночные институты путем их органичного введения в страну. Причем это осуществлялось с помощью «реставрации»традиционных форм организации, обычаев и т.п., которые переделывались при этом таким образом., чтобы превратиться во вполне эквивалентные первичным образцам структуры, способные осуществлять вполне современные функции.

В 80-е гг. XX в. в Японии началась структурная перестройка в направлении расширения внутреннего спроса, дальнейшего повышения роли сферы услуг и информатики в экономике, развития собственного научно-технического потенциала. Проводилась целенаправленная политика стимулирования ключевых отраслей промышленности. Особое внимание уделялось культуре управления, макроэкономического регулирования. Были достигнуты: низкий уровень инфляции, высокая норма сбережений населения, созданы благоприятные условия инвестирования и др.

Сегодня Япония поражает своей многогранностью. Устремленность к современным технологиям уживается там с преданностью традициям и обычаям предков. В Японии порой достаточно сделать несколько шагов, чтобы оказаться в прошлом или будущем, на Западе или на Востоке. Так же многолика и японская культурная и политическая жизнь, в которой бережное пестование национальных традиций сочетается с возрастающим с каждым годом интересом к зарубежному искусству.

Н а протяжении всей своей истории японцы усваивали элементы чужеземной культуры, приспосабливая их к устоявшимся традициям (например, буддийскую концепцию перерождения — к синтоистскому мировоззрению, конфуцианскую идею вассальной преданности — к клановому принципу верности предводителю в бусидо).

История показывает, что в Японии весьма консервативные по своей сути институты и явления общественной жизни при определенных условиях мягко наполняются новаторским и даже революционным содержанием. Причина этого заключается в том, что японское общество на протяжении веков выработало особый тип развития, основанный на сохранении исторической преемственности.

Если на Западе новая ступень развития достигалась на основе отрицания предыдущей, то в Японии качественный скачок достигался на основе обновления традиций, а не их отрицания. Такой подход к собственному историческому наследию, вероятно, следует искать в многовековой практике культурного взаимодействия с цивилизационными центрами, по отношению к которым Япония занимала периферийное положение (Китай, США). Соседство с ними при отсутствии прямой политической зависимости поставило перед японцами проблему сохранения самобытности в условиях массированных культурных и технических заимствований и побудило выработать практику своеобразного соединения внешних по своему происхождению нововведений с местными условиями.

Все это определило своеобразный характер взаимоотношений традиций и инноваций в японском генезисе вообще.

22. Японская литературная традиция: история, особенности, основные жанры.

Первые письменные памятники Японии относятся к VII-VIII вв. н. э. Это "Свод законов Тайхорё", историко-мифологический свод "Кодзики", историческая хроника "Нихонги" и историко-географические описания провинций тогдашней Японии "Фудоки". Самым ранним, дошедшим до нас собственно литературным памятником является появившаяся во 2-й половине VIII в. поэтическая антология "Манъёсю", в которую вошли произведения крупнейших поэтов (Хитомаро, Акахито, Окуры) и анонимная и фольклорная поэзия. Этот памятник японской культуры дает возможность проследить процесс становления литературной поэзии и формирования ее ведущих жанров, в том числе и пятистиший танка.

IХ-ХI века характеризуются возникновением в японской литературе ряда повествовательных жанров. Первым прозаическим художественным произведением была повесть "Такэтори-моногатари". Под влиянием поэзии складывается жанр лирической повести (ута-моногатари), в которой сочетаются стихотворный и прозаический тексты ("Исэ-моногатари" ("Повесть Исэ", X в.)). Появляется жанр эссе — дзуйхицу, основоположницей которого считается писательница Сэй Сёнагон, автор "Записок у изголовья" (X в. - нач. XI в.). Перу другой писательницы — Мурасаки Сикибу принадлежит один из первых романов в мировой литературе - "Повесть о Гэнд-зи", нач. XI в. Оживление политических и культурных контактов с континентом сопровождалось широким распространением китайских и других сюжетов (сборник "Кондзяку-моногатари", XII в.).

Продолжительные междоусобные войны (начиная с XII в.) и выход на историческую арену военно-феодального сословия самураев вызвал к жизни появление жанра военной эпопеи — гунки, в которых прослеживается процесс формирования и трансформация идеологии самураев. Наибольшей известностью среди гунки пользуются "Сказание о доме Тайра", XIII в. и "Повесть о великом мире", XIV в. В поэзии получает распространение жанр рэнга, представляющий собой своеобразную стихотворную цепь, распадающуюся на отдельные звенья. Появилось множество антологий ("Син-Кокинвакасю" и др.). В связи с развитием городов и торговли в XVI-XVII вв. наступает расцвет литературы третьего сословия (в Японии — третьего и четвертого сословий, т.е. ремесленников и торговцев). В области драматургии огромное значение имело творчество Тикамацу Мондзаэмона, создавшего жанры исторической и бытовой драмы. В поэзии в это время ведущим жанром становится трехстишие — хайку. Поэтами, создавшими шедевры в этом жанре, были Мацуо Басе, Ёса Бусон, Кобаяси Исса. В XVIII-XIX вв. в творчестве Такидзавы Бакина получает развитие жанр дидактического романа ("История восьми псов", 1814). Бытовой роман в жанрах кибёси и коккэйбон, рисующих в комических тонах сценки из городской жизни, представлен творчеством Сикитэя Самбы — автора повестей "Современная баня" (1808-13) и ''Современная цирюльня" (1813-14).

Кон. XIX — нач. XX вв. — одна из самых бурных и сложных эпох в истории японской культуры. После революции Мэйдзи под влиянием изменений в общественном укладе и стремительного проникновения в страну европейского искусства и литературы начался процесс формирования новых типов и форм художественного видения.

Начало поэзии новых форм в Японии было положено деятельностью плеяды романтиков кон. XIX в., которые выступали за создание поэзии европейского типа. Однако если в прозе Мэйдзи уже наметилось слияние литературного языка с разговорным, в поэзии еще целиком и полностью господствовал "высокий стиль" старописьменного языка бунго.

Расцвет символизма в Японии был подготовлен усилиями Б. Уэды, К. Нагаи, О. Мори и др. писателей, впервые познакомивших в переводах японских читателей с творчеством Бодлера, Верлена, Рембо, Малларме и других европейских поэтов-символистов.

Господствующим направлением в литературе 10—20-х гг. стало течение натурализма. В творчестве лучших его представителей — Р. Токутоми, С. Нацумэ, Т. Симадзаки — нашли отражение черты критического реализма.

Во втором десятилетии XX в. в литературе появляется ряд новых тенденций, представляющих собой отход от принципов натурализма.

В период 1—2-ой мировых войн японская литература отличалась сильной милитаризованной направленностью, а рамки цензуры действовали очень жестко.

Сразу же после окончания второй мировой войны в печати выступили старые признанные мастера. В 1946 г. было опубликовано несколько произведений К. Нагаи, ("Дневник Кафу" и "Дневник охваченного бедствием").

Во второй пол. 50-х гг. на литературную арену вышло так называемое поколение "третьих новых" — С. Ясуока, Д. Ёсиюки,, Д. Сёно, Н. Кодзима и др. В их творчестве социально-политическая проблематика уступает место изображению повседневных будней человека, анализу его внутреннего мира.

Современная японская литература характеризуется быстрыми темпами литературного развития, в ней ежегодно появляются десятки новых имен, возникают новые тенденции. Главное направление литературного процесса определяется стремлением писателей найти адекватную художественную форму освоения сложнейших проблем и противоречий современности.

Если говорить об особенностях, то тут я бы выделил то что долгое время японская литература испытывала влияние Китая, литературные произведения также создавались на китайском языке. Влияние китайского в разной степени ощущалось вплоть до конца периода Эдо, сведясь к минимуму в XIX веке, начиная с которого развитие японской литературы стало во многом обусловлено продолжающимся до настоящего времени диалогом с европейской литературой а также принцип недосказанности, как и во всём японском искусстве, например, один иероглиф имеет несколько значений => текст можно толковать по-разному со многими нюансами.

23. Основные понятия, концепции и принципы японской эстетики.

Хотя термин «эстетика» («багаку» — буквально «наука о красоте») появился в Японии лишь в конце XIX в., философско-худож. традиция осмысления понятия красоты насчитывает там более тысячи лет. Под классической Я. э. следует понимать комплекс средневековых эстетических представлений, выросший на основе древн, фольклорного творчества и элементов заимствованной и модифицированной иноземной культуры, гл. обр. кит., а также корейской и инд. Япон. эстетическое сознание не знало философских концепций. Все теоретические построения Я. э. создавались представителями разных видов худож. творчества, включая мастеров чайного действа, каллиграфов и др., а эстетические трактаты принимали форму практических наставлений, в к-рых раскрывались секреты мастерства и рисовались идеальные модели, складывающиеся на основе нормативных предписаний. Большинство этих трактатов (напр., карон— «рассуждения о поэзии», бунгэйрон — «рассуждения об иск-вах») строится в форме диалогов мастера и ученика или эссе. Сущность эстетических понятий раскрывается в классической Я. э. обычно не аналитически, а при помощи примера, чаще всего стихотворного, что нередко приводит к противоположным их толкованиям. В осмыслении красоты гл. место принадлежит понятию «югэн». Иероглифический бином кит. происхождения югэн-но би, или «красота югэн» («сокровенное», «таинственное», «глубинно-прекрасное»), впервые встречается в богословском соч. эпохи Хэйан (794—1185) — периода классической япон. древности. Его религиозно-философское происхождение придало специфические черты япон. средневековому иск-ву и возникающему от соприкосновения с ним и красотой природы эстетическому переживанию, в к-ром особую роль играло обнаружение сокровенной сути вещей, таящейся под их внешней оболочкой. Дзэами Мотокие (1363—1443), драматург и актер театра Но, понимал югэн как «присутствие элегантного, спокойного, глубокого, смешанного с чувством изменчивости». В таком толковании красоты сказалось воздействие на худож. сознание японцев буддийской идеи бренности и непостоянства (мудзе). Под влиянием социально-исторических факторов понятие красоты эволюционировало в Я. э. от пышности к скромности, от яркости к сдержанности, простоте и бедности. Поэт и теоретик жанра рэнга (специфического для япон. поэзии писания стихов «по кругу») Синкэй (1406—75) определял югэн как «изящную скудость» (котан) и уподоблял истинную красоту красоте мерцающего льда. Его характеристика красоты как «холодно-высохшего» (хиэ-ясэру) предвосхитила появление в конце средневековой эпохи эстетических категорий «ваби» и «саби», используемых применительно к чайной церемонии и поэзии хокку и содержащих значения «печаль», «унылость», «заброшенность» (ваби присущи семантические оттенки скудости и ущербности, саби — одинокой грусти). Для япон. эстетического сознания было характерно восприятие находящегося в постоянном движении мира как лишенного к.-л. определенности, завершенности. Ощущение невозможности адекватно выразить скрытую под покровом изменчивости глубинную его суть, оборачивалось в иск-ве приверженностью к «значащим умолчаниям», противостоянием принципу тщательной выписанности, детализации, развернутых худож. описаний. Утверждалась поэтика фрагмента, отдельного штриха, семантически насыщенного многозначительного намека, к-рый был скорее обозначением темы, чем ее раскрытием, порождая особое настроение при восприятии произв. иск-ва— т. наз. «избыточное (по отношению к непосредственно явленному) чувство» (едзе или амари-но кокоро). В поэзии это достигалось, напр., окончанием текста существительным с экскламационной (восклицательной) частицей, что предполагало дополнение и дочувствование оборванного высказывания читателем. В живописи развитие худож. образа продолжалось в незаполненном белом пространстве (ехаку), в к-ром умозрительно распознавалась духовная суть изображенного на картине. В музыке осн. эстетическую нагрузку несли паузы, заполненные замирающими колебаниями и т. д. Т. обр-, принцип едзе би («красоты послечувствия») служил обнаружению внутренней гармонии, созданию особой эстетической атмосферы — невидимой, неслышимой, но возникающей как отзвук мира вещей. «Избыточная красота» оказывалась тем самым важной частью категории «юген». Представление о невыразимости в произв. иск-ва полноты худож. переживания по лучило в Японии мощный импульс от буддийской идеи невозможности выражения истины в знаке. Религиозное выражение «дух образа вне слов» (гэн-гай-но кэйки) применительно к худож. тексту было осмыслено как признание значения супраинформативного, эмпатического (Эмпатия) воздействия иск-ва. Все это и определило высокий статус иск-ва в средневековой япон. культуре как непременной формы духовной деятельности, в значительной мере заменявшей японцам отвлеченное философствование, строгую догматику и богословие. В иносказательной форме оно намекало на невыразимую истину, служило медиатором сознания. Живое чувство единения с природой, наложившись на более поздние представления о ней как космическом теле Будды, позволяло видеть сакральный смысл в изображении ветки цветущей сакуры, а икону гармонии мировых начал — в пейзажной картине. В акте создания произв. иск-ва моделировались идеальные принципы отношений между людьми. Этические максимы воплощались в формах эстетизированного бытия. С этим связана и такая особенность япон. иск-ва, как коллективное творчество. Игровая атмосфера, возникающая в акте рэнга или в процессе чайного действа, способствовала возникновению ощущения «единого сердца» (иссин). С установкой на создание искусственной эстетизированной атмосферы связан высокий уровень синтетичности япон. иск-ва. Строгого разделения на виды искусства. как правило, не сушествовало. В одном худож. произв. обычно соседствовали, дополняя и обогащая друг друга, изображение и слово (напр., в виде записанного на фоне пейзажа стихотворения). Феномен театра Но представлял собой органическое соединение поэтического слова в речитативном исполнении, музыки, песни и танца; синтетичными были также чайное действо и др. формы эстетического творчества. Во взаимодополнительности разных видов иск-в проявился эстетический принцип фукуго би («красота многосоставности»). Идентификация худож. деятельности и религиозного служения породили в сознании средневековых япон. авторов представления о том, что занятия иск-вом есть способ продвижения к идеальным ценностям, осуществления праведной, религиозно-нравственной жизни. Классические япон. иск-ва— монохромная живопись, поэтические миниатюры, сухой сад из камней и песка — служили выражением того, что не могло быть изображено в знаковой форме. Произв. иск-ва были своего рода камертонами, позволяющими ловить «проблески пустоты», ощущать мусин-но би («красоту ничто»). «Мусин» как часть категории «югэн» была особенно популярна в Я. э. эпохи Муромати (1336—1576); в позднесредневековую эпоху религиозно-философское наполнение произв. иск-ва несколько уменьшилось, но вплоть до нового времени худож.-эстетическое сознание определяло собою общественное сознание Японии в целом. Как философская дисциплина эстетика стала складываться в Японии лишь в эпоху Мэйдзи (1868— 1912), когда начался процесс основательного знакомства японцев с достижениями западной культуры, освоения философского наследия Запада. Одновременно первые ориентированные на эстетику философы Японии занялись разработкой понятийного аппарата, к-рый лег в основу япон. эстетической науки и продолжает отчасти использоваться ею и сегодня. К этому же периоду относится организационное оформление япон. эстетической мысли: сначала на базе филологических факультетов императорских ун-тов Токио и Киото были сформированы центры эстетических исследований, затем в 1893 г. основан Институт эстетики при Токийском ун-те, а в 1895 г.— при ун-те Киото. В числе наиболее активных представителей япон. эстетической мысли первой половины XX в. были Такаяма Риндзи-ро, Оцука, Ониси Есинори, Такэути То-сио, но их концепции не отличались оригинальностью. Основоположником национальной эстетической науки можно считать Нисида Китаро (1870— 1945), создавшего самобытную теорию, в к-рой в качестве фундамента эстетического познания и стержня творческой активности художника выступает интуиция. Склоняясь к кантианскому пониманию эстетики как науки, изучающей внеопытные формы чувства, Нисида утверждал, что чувство прекрасного возникает от взаимодействия субъекта и объекта, конструируемого самим же сознанием. Субъективируя, т. обр., категорию прекрасного, он фактически отождествлял субъект и объект в сфере иск-ва. С начала 30-х гг. XX в- в Я. э. возобладала национал-шовинистическая тенденция, в соответствии с к-рой утверждалось превосходство иск-ва Японии над иск-вом всех др; народов. Лишь с 60-х гг. этот «период мрака» сменяется позитивным развитием япон. эстетической мысли, к-рая обращается к осмыслению истоков и специфики национальных худож. представлений, выявлению влияния экономических и социально-политических условий на становление традиционных видов иск-ва и формирование эстетических категорий (Нисида Масаеси, Уэда Макото). Характерная черта япон. эстетической традиции, согласно Уэда,— ее «нефилософичность». Художники прошлого ставили истину иск-ва выше научной истины на том основании, что оно воплощает знание на более близком к реальности уровне, чем философия. Если Уэда делает акцепт на реальности, лежащей в основе всего сущего, включая и эстетические представления, то Идзуцу Тосихико и Идзуну Тое ставят перед собой задачу обнаружения «философских структур», лежащих в основе япон. культуры, в т. ч. худож., абсолютизируя при этом национально-особенное в ее содержании. Эстетический опыт японцев, утверждают Идзуцу, основан на специфическом «ряде метафизики, базирующейся на реализации семантической артикуляции сознания и внешней реальности», что и определяет функциональную сферу япон. чувства красоты. Идзуцу стремятся показать подходы к этой реальности (носящей буддийский характер) путем анализа индивидуального сознания, самого процесса худож. творчества. В качестве средства такого анализа, наряду с понятиями буддизма и япон. традиционными эстетическими категориями, они используют понятийный аппарат, выработанный несциентистскими направлениями западноевроп. философии, особенно экзистенциализмом (Экзистенциализма эстетика). К теоретическому осмыслению эстетического принципа «пустоты», исходного для япон. и — шире — восточного иск-ва, обратился Накамура Юдзиро, к-рый основывает противопоставление культурных матриц Востока и Запада на сущностной дихотомии «теоретическое — практическое» (аналитическое расчленение мира, характерное для европ. культуры, противостоит в япон. культурном круге идущему еще от архаического мира ощущению целостности бытия). Однако Накамура неправомерно пытается вывести особенности япон. традиционных иск-в и выработанную в их рамках «эстетику пустоты» из абстрактного основания — «действующей интуиции», понятия, заимствованного из философского арсенала Нисиды Ки-таро. Проблеме специфики япон. традиционных иск-в, включая все богатство эстетического содержания чайной церемонии и воинских иск-в («бугэй»), посвящены также исследования Кобата Дзюндзо. Его усилия были направлены на то, чтобы внести коррективы в обобщения мировой эстетической мысли, в т. ч. в классификацию иск-в, с учетом опыта формирования эстетического чувства в восточных регионах. Однако, отягощенный влиянием западноевроп. эстетики и худож. практики, он не нашел в этой классификации места для группы традиционных япон. иск-в, отнеся их к разряду «квазиискусств». Совр. Япония — страна передовой технологии. Не случайно поэтому появление на ее «эстетическом горизонте» теоретиков сциентистской ориентации. Среди них Кавано Хироси, считающий своеобразие национальных худож. традиций досадным препятствием для триумфального шествия по планете «компьютерного иск-ва». Абсолютизируя эстетическую роль компьютера, он рассматривает его не как подручное средство в руках художника-творца, позволяющее достичь новых худож. эффектов, а как «самодостаточного квазихудожника». В противоположную крайность впадает Имамити Томонобу. В предложенной им «философии будущего» иск-во предстает автономным, «самостановящимся» феноменом, автоматически способным противостоять унифицированной техносреде. Однако противостоять последней может не само по себе иск-во, а лишь его творец— человек, утверждающий свою уникальность и самобытность в борьбе с «унифицированным раем» механизированной жизни. Именно такую т. зр. относительно роли иск-ва и художника отстаивает марксистская эстетическая мысль, позиции к-рой все более укрепляются в совр. Японии.

+

В традиционной японской эстетике существует четыре понятия, определяющих сущность прекрасного, — саби, ваби, сибуй и юген.

Саби
Это естественная красота, рожденная временем. Японцы видят особое очарование в следах возраста. Их привлекает потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность — следы многих рук, прикасавшихся к краю картины. Вот эти черты давности именуются словом «саби», что буквально означает «ржавчина». Саби — это архаическая естественность, прелесть старины, поэтому печать времени подлинных предметов сможет стать украшением интерьера. И чем явственнее приметы времени, тем драгоценнее вещь.

Ваби
Это отсутствие вычурного, броского, нарочитого. Это красота простоты. Ваби — прелесть обыденного, мудрая воздержанность, умение довольствоваться малым, красота равновесия. Но красота не существует сама по себе, она всегда — идеальное соответствие назначению. Вещь не может быть прекрасной и непригодной, непрактичной. Практичность, функциональность, утилитарная красота предметов — вот что связано с понятием ваби.

Сибуй
Это красота, заключенная в материале, из которого сделан предмет. При минимальной обработке материала — максимальная практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом. Чашка хороша, если из нее удобно пить чай, и если она при этом сохраняет первородную прелесть глины, побывавшей в руках гончара. Японская керамическая посуда часто имеет неправильную форму, грубо вылеплена и неказисто глазирована. За счет таких художественных решений вещь можно созерцать бесконечно, каждый раз находя что-либо новое. Ведь человеческую фантазию достаточно подтолкнуть…

Юген
Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. В этой мысли коренится четвертый критерий японского представления о красоте. Он именуется юген и воплощает мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности. Радоваться или грустить по поводу перемен, которые несет с собой время, присуще всем народам. Но увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы. Неслучайно своим национальным цветком они избрали именно сакуру. Лепестки сакуры не знают увядания. Они опадают прежде, чем приметы увядания коснутся их. Юген, или прелесть недосказанности, — это та красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя. Японский исследователь Кенко Ио-шида (XVIII в.) писал: «У всех вещей законченность плоха, лишь неоконченное дает радостное, расслабляющее чувство». Предмет, который завершен, неинтересен, многообразие и изменчивость природного пропадают в законченности. Считая завершенность несовместимой с вечным движением жизни, японское искусство на том же основании отрицает и симметрию. Симметрия умышленно избегается также потому, что она воплощает в себе повторение. Асимметричное использование пространства исключает парность. А какое-либо дублирование декоративных элементов японская эстетика считает грехом.

24. Аристократическая, самурайская и городская культуры в традиционной Японии.

Японская культура является неповторимым самобытным явлением не только в контексте общемировой культуры, но и в ряду других восточных культур. Она непрерывно развивалась, начиная с X - XI веков. C XVII и до середины XIX века Япония была практически закрыта для иностранцев (связи сохранялись только с Нидерландами и Китаем). В период этой изоляции в Японии получило творческое развитие национальное своеобразие. И когда по прошествии нескольких веков перед миром наконец открылась богатейшая традиционная культура Японии, она оказала сильное влияние на последующее развитие европейской живописи, театра и литературы.

Старая традиционная религия японцев, которая раньше не имела определенного названия, стала, в противовес буддизму, называться ками-но-мити, дословно – “путь ками”, то есть “путь местных богов”, или по-китайски, шин-то; последнее слово вошло и в европейские языки.
Самурайская мораль сформировалась в общих чертах одновременно с системой сёгуната, однако основы её существовали задолго до этого времени. Нитобэ Инадзо выделял в качестве основных источников бусидо буддизм и синто, а также учения Конфуция и Мэн-цзы. И действительно, буддизм и конфуцианство, пришедшие в Японию из Китая вместе с его культурой, имели большой успех у аристократии и быстро распространились среди самурайства. То, чего не доставало самураям в канонах буддизма и конфуцианства, в изобилии давало воинам синто.

Японская литература тесно связана с двором и аристократической средой, включавшей многочисленные художественные развлечения, в том числе музыкальные турниры, игры, церемониальный обмен танка, занятия живописью. Находившиеся при дворе правительственные учреждения имели чисто декоративное значение, так же как придворные. Император все больше превращался в распорядителя традиционных праздничных церемоний, знатока и ценителя искусств.

Рост внутренней торговли, развитие сети коммуникаций со­действовали созданию крупных городов — центров политической и экономической жизни. Таких городов в токугавской Японии насчитывалось 17. Главными центрами торговой буржуазии были Эдо, Осака, Киото, Сакаи, Нагасаки. В сёгунской столице Эдо крупные купеческие фирмы были зависимы в своей деятельности от интересов представителей верховной власти в стране,

Феодальные княжества все больше теряли свой замкнутый ха­рактер. Производство на рынок приводит уже в XVII в. к тому, что в разных частях страны сложились районы, специализирующиеся на определенном виде продукции.

В число горожан входила складывающаяся интеллигенция — выходцы из различных сословий: самураев, купечества и ремеслен­ников. Учителя, художники, врачи испытывали постоянное и раз­нообразное воздействие токугавского режима, стремившегося ограничить возможности развития этого слоя. Поэтому очень часто представители интеллигенции являлись выразителями недовольства горожан и даже нередко руководили выступлениями.

В связи с развитием городов совершенствовалась культура.

Культура Японии эпохи развитых феодальных отношений объеди­нила в себе разнородные, фактически трудно совместимые явле­ния — элементы культур придворной хэйанской аристократии и военно-феодального дворянства. За время, прошедшее с заво­евания государственной власти военным сословием, нравственные и эстетические идеалы самурайства претерпели существенное изменение.

Культ мужественной силы и подвига, продолжал существовать, но аскетизм и суровая простота быта, характерная для периода становления системы сёгуната, уже не соответствовали представлениям и требованиям добившегося безраздельного господства в стране военного дворянства. Все отчет­ливее обнаруживается тяга к роскоши, к изощренной, утонченной эстетике жизни, бывшей раньше предметом осуждения и даже презрения.

Немалое влияние на формирование эстетических принципов этой эпохи оказало дзэнское монашество, буддийские монастыри, многие из которых были тогда культурными, просветительскими центрами[16, с.62].

Если ранее главным в восприятии человека была подавляющая его бескрай­ность мироздания, в котором он ощущал себя песчинкой, то новое видение мира давало ему более конкретно-осязаемые, приближен­ные к каждодневной жизненной практике ориентиры. Это выра­жалось в стремлении отразить богатство, красоту и неисчерпаемое разнообразие мира в созидательной, творческой деятельности человека — архитектуре жилища, сада, прикладном искусстве и т. д.

Важной чертой нового эстетического идеала стало умение видеть прекрасное в малом, самом обыденном и повседневном, ценить не внешнюю и броскую яркость, а приглушенную красоту простоты, составляющую, согласно этим представлениям, внутрен­нюю сущность предметов.

Этот новый этап в развитии японской культуры средневековья характеризовался участием более широких, чем ранее, социальных слоев, не только аристократии и самурайства, но и дзэнского монашества, своего рода интеллигенции, духовной верхушки военного дворянства, а также горожан и крестьянства. Именно последние внесли в эстетическую систему Муромати живитель­ную струю демократического начала, открывшего возвышенность и одухотворенность в простой житейской деятельности человека [27, с. 67]. Однообразие и устойчивость общих принципов сделали возмож­ным как синтез разнообразных искусств, так и их стилевое единство.

Наиболее ярко свидетельства нового мировоззрения прояви­лись в архитектуре и искусстве конструирования садов.

Таким образом, все, это свидетельствовало об открытости города и высоком уровне мобильности населения и интенсивном развитии культуры.

25. Япония и Западный мир в XVI-XIX вв.

Свое и чужое в цивилизации Японии… активное заимствование чужого не лишило Японию ее оригинальности, которая с течением времени проявлялась все сильнее и сильнее. Элементы китайской цивилизации, перенесенные на острова, существенно трансформировались и давали другие результаты. Кроме того, нарастала и иная тенденция - к полной культурной автономности.

С XVI в. Япония превратилась в одну из самых закрытых, изолированных цивилизаций: под страхом смертной казни японцам было запрещено покидать пределы своей страны, строить большие суда, пригодные для дальних плаваний. Страна была практически закрыта и для иностранцев - исключение было сделано только для голландцев и китайцев, которым разрешалось (с ограничениями) вести торговлю. Правительство изгнало из страны всех католических миссионеров, так как христианство приобрело большую популярность, особенно в народных массах. Но даже в ту эпоху искусственной изоляции, длившейся почти два века, Япония продолжала усваивать достижения других культур; через голландских купцов в Японию попадали европейские книги. Ученая элита, пользуясь плодами западной культуры и науки, позднее, в XIX в., смогла применить их для преобразования своей страны.

Обе тенденции играли свою роль в истории японской цивилизации, попеременно выходя на первый план. В результате в Японии сформировалась почти уникальная способность ревностно сохранять неповторимые традиции своей культуры и продуктивно осваивать опыт других цивилизаций способность, которая на современном этапе развития глобальной цивилизации дает этой стране огромные преимущества.