Красноречие языка тела

Риторический акт не может рассматриваться изолированно от «языка» движений и жестов. Человеческий жест относится к языку, а не к двигательным проявлениям, он открывает «мысль в движе­нии» (Д. Лакан). Одно и то же высказывание, сопровождаемое раз­личными жестами, может приобретать прямо противоположные зна­чения. «Глаза надежней, чем уши» -утверждали древние мудрецы. «Слышать глазами - высшая мудрость любви» - читаем у Шекспира. Современная наука говорит, что 80 процентов информации о внеш­нем мире поступает к нам через глаза, т.е. сам акт зрительного вос­приятия можно рассматривать как акт мышления. В этой связи вспом­ним наблюдение В. Гумбольдта о способности человека мысленно связывать то, что он видит, со всем, что он уже знает. Глаголами видеть, глядеть, смотреть обозначается не только движение глаз, но и работа ума, умственного взора, не только зрение, но и воззрение: точка зрения, взгляд на вещи. Очевидным (ясным, безусловным) для человека бывает то, что очи видят.

Жест, в узком значении, есть выразительное движение рук, пере­дающее внутреннее психическое состояние человека, его эмоции и чувства. Экспериментально установлено, что начало воображения -в деятельности руки. Жесты оживляют изложение материала, обраща­ют внимание слушателей на те или иные стороны сообщения, служат средством усиления или пояснения мысли. Жест - это движение, выполняющее функцию общения, т.е. движение риторического свойства. Механизм языка жестов органически вплетается в механизм звукового языка, дополняя и усиливая его действенность.

В античные времена искусству жестикуляции при публичном выступлении придавали большое значение. Пластику называли немой музыкой, приписывая ей способность движениями передавать то, что трудно было выразить словом. Сократ уже в зрелом возрасте стал осваивать искусство танца. Платон в танце видел «имитацию всех жестов и движений, которые делает человек» и считал пластиче­ские умения гражданской добродетелью. Аристотель говорил, что пляска всей совокупностью движений передает «нравы, страсти и деяния». Плутарх называл танец немой беседой, говорящей картиной.

Цицерон писал, что каждое движение души имеет свое естественное выражение в жесте и мимике, они должны отвечать смыслу слов, ведь каждое телодвижение есть мысль, а каждая мысль-телодвиже­ние. Условная речь жестов изучалась и комментировалась и многими другими античными авторами. Они отмечали, что движение не может быть некрасиво, если оно отвечает своему назначению. Само искус­ство сцены имеет своим началом танец. Mens sana in corpore sano -это основное положение мудрости античных греков и римлян отнюдь не являлось для них пустой фразой. Человек, выступающий публично, а значит влияющий на жизнь сограждан, несет ответственность за здоровый дух в здоровом теле, его влиятельность заключена в строгом согласии между физическими и духовными силами.

Пантомимика - движения всего тела. Для греков pantomime -это бессловесная речь, «все воспроизводящая», способная выра­зить все. Движениями «рассказывали» легенды и предания. В Древ­ней Греции и Древнем Риме пантомима была органическим элемен­том танца, а танец был неотделим от пантомимы. При помощи пан­томимы излагались целые философские системы (танцовщик Мем­фис, например, передавал так учение Пифагора). Условной природе языка близок язык пантомимы, также использующий иносказание, метафору, гиперболу. Пластическими средствами могут быть выра­жены простые и одновременно самые глубокие общечеловеческие эмоции, свойственные людям разных эпох и стран, разных возрастов и взглядов. Пантомима считается наиболее древней формой театраль­ного искусства.

Мимика (от греч. «подражательный») - это выражение лица, преж­де всего, взгляда. Именно глаза - «зеркало души», «орган душевных движений». С их помощью при общении осуществляется обратная связь. «Стеклянные», испуганные, равнодушные, напряженные гла­за-серьезная помеха для общения. Экспериментально установлено, что при застывшем, неподвижном лице говорящего для слушающего теряется не менее 10-15% информации. Несмотря на то, что трудно установить движения группы мышц, выражающие единые для всех людей эмоции, мы улавливаем малейшие изменения в эмоциональ­ном состоянии собеседника по изменениям его лица. Одновременно не может быть искренним слово и фальшивым жест, и наоборот. Интуитивно эта рассогласованность будет воспринята слушателем как неискренность.

К примеру, улыбка дорого ценится в человеческом общении. Но улыбка улыбке рознь, ведь речь не идет о ремесленной улыбке, лицемерной маске, приклеившейся к лицу. Улыбка же, свойственная людям с открытым, добрым характером, имеет свои особенные чер­ты: «Улыбка обычно возникает постепенно, освещая все лицо, и длится недолго, но вполне достаточно для того, чтобы быть ясно увиденной» [3:158-159] Улыбка должна быть исполнена сердечного тепла, друже­любия Ей достаточно «мелькнуть» на лице - в глазах, уголках губ...

Любой жест основан на естественном движении. Именно в непри­нужденности, дающей движениям простор и свободу, состоит их красота и грация. Движение приобретает окраску в связи с обстоя­тельствами, его породившими. Характер движения меняется в зави­симости от вызвавших его причин, от задач, которые оно преследует, от темперамента, возраста, эмоционального состояния говорящего, его национальной принадлежности. Все эти факторы влияют на дина­мику, темп и ритм движения, его «логику». Заторможенные, незавер­шенные жесты невольно выражают колебание, нерешительность. Когда жесты находятся в противоречии со словами, слушатель больше доверяет жестам, те тому, что видит.

Основатель известной системы, ставившей своей задачей раз­витие выразительного движения актера, Дельсарт утверждал, что лучший жест тот, которого не замечают. Совершенно справед­ливо, что происхождение грации кроется в лаконичности, экономии внешних средств. Но это не единственное условие для существова­ния грации. «Для того, чтобы движения были гармоничными, естест­венными и грациозными, они должны отражать данную индивидуаль­ность. Движения должны находиться в соответствии с естественными наклонностями и характером каждого индивидуума» [6:104]. Всякое целесообразное движение может быть красиво, потому что свободно. Знание своего дела, убежденность, уверенность в своих силах порож­дают внутреннюю, а, следовательно, и внешнюю свободу. Отсутствие зажима - свобода, покой - с одной стороны, и отсутствие вялости -мобилизованность, хороший физический тонус, с другой стороны, обеспечивают пластическую выразительность. Логику поведения в условиях публичной речи диктует логика жизненного поведения. Уместным является лишь тот знак, который выражает суть.

Определенное физическое состояние, состояние тела, не только выражает, но и влечет за собой соответствующее психологическое состояние и с ним и само действие. Нормальным, естественным путем оно втягивает в работу тончайшие, не поддающиеся учету творческие силы природы. Приняв на некоторое время печальную позу, можно почувствовать, что нами овладевает печаль; присоединяясь к весело­му обществу и подражая его внешним приемам, можно вызвать в себе мимолетное веселье. Если придать руке угрожающее положе­ние со сжатым кулаком, то дополнением к этому сама собою является соответственная мимика лица и движение других частей тела. Здесь причиной является движение, а следствием эмоция, т.е. форма повлекла за собой связанное с ней переживание. Ритм в музыке и ритм в пластике соединены между собою теснейшими узами. У них одна общая основа: движение [6.147].

Употребление жеста связано с национальными традициями того или иного народа. Вот, например, описание манеры актерской игры в «комедийных храминах» Петра I: актер обычно сообщал о своем душевном состоянии, например, «о, как я рад» или «о, я прихожу в бешенство», и затем выражал то или иное состояние тем, что начи­нал метаться, рвать на себе одежды, ерошить волосы, дико вращать глазами, бегать, ложиться на землю, скакать, хохотать и т.п. Для культуры России XX в. характерно сдержанное использование жести­куляции. Экономное движение лишь усиливают красноречие тела. В искусстве речевого действия «жест должен быть сделан точно и во­время, он должен быть скуп, но обладать драматической силой», «жест без мысли, его оплодотворяющей, бесплоден» [14:207].

Таким бесплодным, нежизненным, неестественным будет любой изолированный жест, употребленный вне взаимной согласованности всех частей тела, нарушающий целостное представление о душев­ном состоянии человека, создающий впечатление фальши, двусмы­сленности. Действие выражается не одной какой-либо частью тела вне связи с другими, а в совокупности всем физическим существом человека.

Участвуя в общении, человеческое тело из природы «выходит в культуру» [9: 198], начинает выполнять свое культурное предназ­начение.