Анализ новой конкурентной ситуации

Ранее мы формулировали общее понятие конкуренции как действия нескольких участников рынка, нацеленные на один и тот же объект. Развивая его, мы введем понятие конкурентной ситуации. Под ней мы понимаем характер взаимного позиционирования и взаимодействия между участниками рынка, работающими в одном или смежных сегментах рынка. Принципиальной характеристикой конкурентной ситуации будем считать степень пересечения зон интере­сов различных типов участников рынков. Таким образом, понятие конкурентной ситуации подчеркивает количественный аспект конкурентного взаимодействия, связанный со степенью напряжения и тесноты на рынке.

«Уплотнение» рынка. Развитие торговых структур и концент­рация бизнеса происходили в начале 2000-х гг. на фоне постепенного «уплотнения» рынков, приводящего к обострению конкурентной ситуации, которая определяется двумя группами факторов:

· со стороны спроса — общей насыщенностью рынка данного вида товаров;

· со стороны предложения — степенью сегментированности рынка и пересечения зон деятельности разных типов игроков.

В целом наблюдения свидетельствовали в пользу постепенного от­носительного насыщения рынка. Это касалось, впрочем, не обеспеченности торговыми площадями (по этому параметру на душу населения наши крупные города пока решительно отставали от ведущих западных стран), а скорее объемов платежеспособного спроса. В на­чале 2000-х гг. потребительская конъюнктура была весьма благопри­ятна, демонстрируя по многим направлениям рост продаж по 20—25% в год. Однако в скором времени уже прогнозировалось замедление и даже прекращение этого роста[385].

Кроме того, увеличение масштабов деятельности сопровождалось снижением рентабельности. В начале 2000-х гг. она оценивалась, как правило, уже на уровне 10—20%[386], подтверждая расхожее мнение о том, что время легких прибылей ушло в прошлое. Компании вынуждены были теперь зарабатывать прежде всего за счет оборота[387](в еще большей степени, чем розницы, это касалось «смежников» — оптовой торговли). К тому же потребитель (особенно в части более дорогих товаров) становился требовательнее в отношении качества продукции и сервисных услуг.

Итак, спросовые ограничения постепенно нарастали. Однако нас в большей степени интересовала конкурентная ситуация со стороны предложения, которая выглядела более тревожной. Здесь в начале 2000-х гг. происходило расширение зон пересечения интересов разных типов игроков. Такие «спорные» зоны существуют всегда, одна­ко степень напряжения на их границах может быть разной. В нашем случае вокруг российских сетевых компаний выстраивались три пограничные зоны, за которыми располагались:

· открытые рынки,

· региональные операторы,

· западные сети.

Рассмотрим их более подробно.

Сетевые компании и открытые рынки. Развивающимся российским сетевым структурам по-прежнему противостояли сохраня­ющиеся открытые рынки — места концентрации внемагазинных форм торговли — с множеством маленьких павильонов и палаток, которые покрывали в среднем около одной четверти всего розничного товарооборота.

К этому времени в структуре открытых рынков произошли серьез­ные изменения. Традиционный для начального периода постсовет­ских реформ индивидуальный челночный бизнес уступил многие из ранее завоеванных позиций. Еще сохранялись былые формы челночества, когда группы физических лиц курсируют через границу, оформляя «на себя» минимально допустимое количество товара. Но они были вытеснены более солидными деловыми схемами с использованием крупных карго-перевозчиков и прогрессирующей регистрацией физических лиц в качестве индивидуальных предпринимателей[388]. Несмотря на то, что подобная деятельность была поставлена на поток, во многих сферах мелкие предприниматели уже не представляли для ведущих операторов заметной угрозы. Если, например, речь идет о сфере электроники, то, во-первых, челноки везли относительно дешевые и несертифицированные модели (в основном из Дубаи). А во-вторых, количество ввозимых ими товаров уже было слишком мало по сравнению с оборотом крупных операторов[389].

Но дело заключается в том, что открытые рынки, которые порою называют «стихийными», на поверку оказываются не столь стихийны. Здесь также произошла серьезная концентрация бизнеса, которая была менее заметна, ибо не сопровождалась рекламными акциями. За мелкими фирмами, имеющими по две-три торговые точки, часто сто­яли крупные дистрибуторы. Вместо протаскивания через таможню по одной-две фуры с импортным товаром они использовали отстроенные управленческие схемы (в том числе «серые» и «черные») для ввоза крупных партий товара, а потом распределяли их между многочисленными продавцами. Именно эти крупные полутеневые операторы и представляли к началу 2000-х гг. основную конкурентную силу на открытых рынках[390].

Ситуация вокруг открытых рынков всегда волновала представителей розничных сетей. Дело в том, что цены на аналогичную продукцию здесь, как правило, на 10—20% ниже, чем в сетевых магазинах. Это достигалось отнюдь не только за счет более низких накладных расходов, но и «теневых» таможенных схем. Кроме того, и далее по цепи товародвижения, завершающейся на открытых рынках, дилеры фактически не платили налогов (если не считать плату за торговое место, большая часть которой передавалась в виде «черного нала»), создавая своего рода внутренние офшоры[391]. Заставить же та­кие мелкие структуры платить налоги, по мнению участников нашего опроса, было практически невозможно, окончательно их не ликвиди­ровав[392]. На этом фоне крупные розничные торговые компании оказывались более уязвимыми, ибо их магазины находятся на виду, в любой момент могут стать объектом выборочных проверок, а цена возможных потерь (хозяйственных и имиджевых) здесь более высока[393].

Между тем ущерб не огранивался только переманиванием части покупателей. Сброс дешевого товара через внемагазинные формы торговли способен серьезно «портить» потребительский рынок в це­лом, который очень чувствителен к уровню цен. Причем это может происходить даже при относительно малом объеме продаж. Портится информационное поле, приходится пережидать до окончания «сли­ва» дешевого товара, дополнительно убеждать дезориентированных клиентов. В отдельных случаях (например в случае с мобильными те­лефонами) через открытые рынки могут «сниматься сливки» от нелегального ввоза новых моделей, на продажу которых ведущими участниками еще не получены официальные разрешения. Через такие рынки распространяется также множество несертифицированной, фальсифицированной и контрафактной продукции, нанося ущерб не только доходам, но и имиджу компаний-правообладателей.

К началу 2000-х гг. проблема взаимоотношений сетевых структур с открытыми рынками обострилась. Дело в том, что до этого времени они занимали во многом разные ниши. Сетевые магазины продавали товары более дорогих брэндов, преимущественно европейского производства, оставляя открытым рынкам сегменты более дешевой и менее качественной азиатской продукции (хотя пересечения, разумеется, были всегда). В новый период розничные сети начали строить супермаркеты и торговые центры, в которых существенно расширяется не только ассортимент, но и ценовой спектр предлага­емых товаров. Соответственно они начинали претендовать и на ко­шельки покупателей с более умеренными доходами. В этом отноше­нии конкуренция в сфере торговли обострялась, но не потому, что наступали открытые рынки, а потому, что у розничных сетей появились новые интересы, и это расширение «спорных» зон вело к усилению соперничества[394].

Преимущества более цивилизованных магазинных форм торговли в развернувшейся борьбе достаточно очевидны. Это не только бо­лее комфортные условия и лучшее обслуживание, но также предоставление гарантий того, что проданный товар сертифицирован, соот­ветствует заявленному качеству, и что в случае поломок он может быть отремонтирован или заменен. Открытые рынки чаще всего подобных услуг предоставить не могли. Выдаваемые там гарантии были весьма условны. Да и самих продавцов через короткое время уже можно было не найти по причинам их постоянного передвижения, ротации мест, просто исчезновения.

В начале 2000-х гг. торговцы на открытых рынках были вынужде­ны заимствовать многие элементы магазинных форм торговли, пре­доставляя больше гарантий своим покупателям. Но несмотря на эти подвижки, в целом опрошенные руководители ведущих компаний указывали на тенденцию к оттоку части покупателей с открытых рынков и их переориентации на магазины[395]. В первую очередь уходи­ли представители средних классов, оставляя рынки малообеспеченным слоям населения. Тем не менее переориентация на магазинные формы торговли шла не слишком быстро. По многим товарным груп­пам (продукты питания и одежда, строительные и отделочные материалы и др.) позиции открытых рынков по-прежнему оставались до­статочно сильны. Эти наблюдения подкреплялись официальной статистикой Минэкономразвития России, в соответствии с которой в 2001—2002 гг. доля открытых рынков в розничной торговле сократилась примерно на 1,5% (с 26,3 до 24,7%). Средства чисто экономической (или, как мы говорили ранее, экономически обусловленной) конкуренции оказывались недостаточными. От государства ожидались более решительные меры в области правового принуждения — вплоть до ликвидации открытых рынков.

Сетевые компании и региональные операторы. В начале нового столетия Москва по-прежнему занимала ключевые позиции по объему продаж потребительских товаров (например по электробытовой технике ее доля составляла в 2001 г. примерно 35—40%, в 2002 г. — 30—35%). Поскольку очень весомая часть потребительского спроса концентрировалась в Москве, и закупки для регионов также осуществлялись через нее, ведущие торговые сети в 1990-е гг.,

за некоторыми исключениями, не занимались систематически регио­нальными темами. А потребности регионов покрывались местными некрупными магазинами и микросетями в составе нескольких магазинов.

К моменту нашего исследования роль регионов в деятельности московских сетевых структур возросла, они стали активно выдвигаться за пределы столицы, претендуя на сегменты рынка, занимаемые местными операторами. В первую очередь речь шла о товарах так называемого экономкласса, т.е. о сравнительно недорогой, но достаточно качественной продукции, продажа которой в регионах способна обеспечить приемлемый уровень рентабельности.

Продвижение столичных сетевых компаний в регионы сталкивалось с определенными трудностями. Речь шла не только о необходи­мости крупных вложений, но и о конкуренции на региональных рынках. Нельзя сказать, что местные рынки были перенасыщены. Однако мелкие местные операторы привыкли работать при низкой планке рентабельности и низком уровне накладных расходов (рентабель­ность в региональных структурах, по оценкам, оказывалась ниже при­мерно в два раза)[396]. Возникали и дополнительные проблемы с построением управленческих схем с учетом расположения управляющего и финансового центра компаний в Москве[397]. Кроме того, часто в регионах москвичей порою ожидала весьма неласковая встреча — вытеснение местных операторов могло затрагивать интересы местных чиновников, делались попытки сформировать критическое общественное мнение по отношению к «завоевателям»[398].

Тем не менее успех деловой стратегии торгово-инвестиционной компании «Эльдорадо», которая пришла в Москву после завоевания региональных рынков в сфере электробытовых товаров, в этот период многими приводился как пример для подражания, а необходимость превращения из столичной сети в национальную сеть становилась элементом господствующей концепции контроля. В результате веду­щие розничные сети все активнее открывали свои магазины в регио­нах, начиная с Санкт-Петербурга и крупных областных центров[399].

Сетевые компании и транснациональные операторы. Главный источник напряжения на российских рынках потребительских товаров в начале 2000-х гг. был связан с внешним вторжением новых мощных игроков. В страну вошли первые транснациональные операторы, которые расположились на границах Москвы, окружая ее все более плотным кольцом. Ввиду огромных масштабов торговли и относительно низких цен они грозили отобрать покупателей одновременно и у российских розничных сетей, и у открытых рынков.

Первые зарубежные сетевые компании (шведская «IKEA», немецкая «Metro»[400], французская «Auchan») к концу 2002 г. уже имели по два-три гипермаркета. Свой первый торговый центр в начале 2003 г. открыла немецкая компания «Marktkauf». На пороге стояли другие за­падные сети (в первую очередь, германские и французские). Их скорое появление уже считалось неизбежным. Политика московского правительства в целом благоприятствовала вхождению транснациональных операторов (хотя без длинных бюрократических проволочек и здесь естественно не обходилось). А Москва являлась для них основными воротами на российский рынок.

Оценка последствий прихода в нашу страну западных сетей содер­жала буквально весь спектр мнений — от пессимистического («всех сожрут») до оптимистического («мы полностью готовы к их приходу»). Однако в любом случае ожидалось серьезное изменение конкурентной ситуации. Кстати, опыт Центральной и Восточной Европы, по крайней мере, по трем ведущим в экономическом отношении странам посткоммунистического лагеря — Польше, Венгрии, Чехии — не давал оснований для оптимизма. Здесь произошел взрывной рост се­тевых форм розничной торговли, перевернувший за какие-нибудь пять лет всю конкурентную ситуацию. Если в 1997 г. доля сетей в Польше не достигала одной четверти объема розничных продаж, а в Венгрии и Чехии находилась на уровне 41—44%, то спустя пять лет в Польше эта доля достигла половины, в Венгрии — двух третей, а в Чехии — без малого трех четвертей розничного оборота (см. табл. 10.4).

Таблица 10.4. Рост сетевых форм розничной торговли в Польше, Венгрии и Чехии в 1997—2002 гг., %

Страна 1997 г. 2002 г.
Польша    
Венгрия    
Чехия    

В решающей мере этот переворот был связан с приходом транснациональных операторов, которые без труда захватили рыночное пространство, подавив и оттеснив нарождающиеся местные розничные сети. В 1990 г. их присутствие было нулевым. К 2002 г. почти все формы торговли через гипер- и супермаркеты, дискаунтеры и магазины типа Сash & Сarry осуществлялись западными сетями.

Экспансия происходила путем покупки супермаркетов, доставшихся в наследство от советского времени. Одновременно ускоренными темпами строились гипермаркеты (например в Польше за пять лет преимущественно западными операторами было построено почти 200 гипермаркетов площадью свыше 2,5 тыс. кв. м), а также сети дискаунтеров, наносящих удар по открытым рынкам. В итоге происходило вытеснение независимых некрупных магазинов и внемагазинных форм торговли (см. табл. 10.5). Причем в Чехии, где уровень концентрации розничной торговли был изначально более высок, про­цессы шли быстрее, нежели в Польше, где наблюдался относительно большой удельный вес открытых рынков (Венгрия занимала в дан­ном отношении промежуточную позицию).

Имея перед глазами подобный опыт бывших «братских» стран, участники рынка вполне осознали, что на кону стояла не только частичная реструктуризация российского рынка розничной торговли, но и само выживание российских сетей и сохранение их брэндов.

Таблица 10.5. Рост отдельных видов розничной торговли в Польше, Венгрии и Чехии в 1997—2002 гг., %

Страны Виды розничной торговли 1997 г. 2002 г.
Польша Гипермаркеты    
  Супермаркеты    
  Дискаунтеры    
  Cash & Carry    
  Независимые магазины    
  Открытые рынки    
  Прочие    
Венгрия Гипермаркеты    
  Супермаркеты    
  Дискаунтеры    
  Cash & Carry    
  Независимые магазины    
  Открытые рынки    
  Прочие    
Чехия Гипермаркеты    
  Супермаркеты    
  Дискаунтеры    
  Cash & Carry    
  Независимые магазины    
  Открытые рынки    
  Прочие    

Конкурентные преимущества западных сетей. На чем строятся сравнительные конкурентные преимущества западных сетей? В пер­вую очередь, «они давят» местных конкурентов экономическим капиталом, огромной финансовой мощью. Мировой оборот любой из них сопоставим с финансовыми ресурсами всех российских сетей в соответствующей сфере вместе взятых[401]. Крупные западные операторы имеют доступ к дешевым долгосрочным кредитам и способны на крупные единовременные инвестиции. Они могут себе позволить до­статочно длительное время работать с предельно низкой рентабельностью или даже запланированными убытками[402]. Один из применя­емых ими инструментов — хищническое ценообразование (predatory pricing) — связан с использованием демпинговых цен и их последующим повышением до нормального уровня рентабельности после завоевания рыночной ниши.

Финансовые ресурсы крупных западных операторов обеспечива­ют крупные масштабы деятельности. Они строят сразу несколько гипермаркетов, стремясь захватить крупную долю рынка. Возводимые гипермаркеты заведомо превышали размеры любых российских супермаркетов. Эти гипермаркеты привлекают покупателей широким ассортиментом предлагаемых товаров (до 40—60 тыс. наименований) и низким уровнем цен, позволяющим соперничать с открытыми рынками.

Широко используя передовые технологии продаж — открытые полки, совмещение торговых залов с развлекательными и обучающими центрами, — западные операторы стимулируют лояльность потребителей, расширяют зоны спонтанных покупок, используют эффект обладания, и т.п. Их преимущества за пределами торговых залов еще более ощутимы. Речь идет в первую очередь о более эффективных системах логистики и управления [403]. Кроме того, известные имена позволяют им заключать крупные контракты с мировыми производителями, диктовать свои условия поставщикам. Все это еще более усиливает финансовые возможности крупных западных операторов[404].

Финансовая мощь и известность компании легко конвертируются в административный капитал как ресурс конкуренции, использу­ющей неэкономические средства для достижения экономических це­лей. Так, представители западных сетей способны выходить на выс­ших должностных лиц в российских муниципальных органах власти (уровня мэра или вице-мэра) и решать вопросы через «верх» — привилегия, недоступная для большинства российских компаний. И хотя при этом их пытаются обложить данью, в том числе в виде «добро­вольных» благотворительных акций, вложения в административный ресурс все равно себя окупают[405].

Используются и средства символической борьбы, связанные с ут­верждением новой концепции контроля над рынком. В ее основе ле­жат высокие нормативные требования — действий в интересах массового потребителя и соблюдения формальных правил, установленных государством. Они построены на сочетании низких цен, опущенных до уровня открытых рынков (вспомним слоган «Ашана»: «Удар по ценам!»), магазинного качества обслуживания и небывалой широты ассортимента, а также уплаты всех налогов и отчислений в государственный бюджет. При утверждении таких требований в качестве общих принципов действия многие участники рынка будут вынуждены сойти с дистанции.

На момент исследования доля западных транснациональных игроков на российском рынке была еще не значительна. И доля крупных магазинных форматов (супер- и гипермаркетов) была тоже не велика. Но эти доли начали стремительно возрастать. И главное, влияние ведущих участников рынка, как правило, более весомо, чем их количественное присутствие на рынке. Дело в том, что основная масса участников рынка вынуждена подстраиваться под ведущих игроков, имитировать их деловые стратегии, принимать навязываемые ими концепции контроля. Даже самый мелкий продавец, выставляя цену на свой товар или скидки с этой цены, соотносит ее с ценами наиболее известных продавцов. Такое соотнесение касается и способов продаж, и спектра услуг, предоставляемых покупателю. Крупные российские компании подстраиваются под западных сетевых «монстров», открытые рынки пытаются подстроиться под магазинные формы торговли. Все внимательно следят за своими конкурентами. И если какая-то компания начинает новую программу (на­пример потребительского кредитования), то очень скоро к ней присоединяется вторая, третья компании и т.д. В результате происходит стремительное распространение инноваций.

Резюме

Новая конкурентная ситуация на российских рынках потребительских товаров возникла в результате двух взаимосвязанных процессов. Первый из них был определен внешним вызовом, обусловленным приходом транснациональных компаний — новых игроков, претендующих на доминирующие позиции на этом рынке. Их действия далеко не всегда производят разрушительный эффект, ибо во многих отношениях транснациональные компании встраиваются в существующие структуры российского рынка. Они работают с мест­ными поставщиками, нанимают российских работников, соблюдают предъявляемые к ним финансовые и административные требования, соотносят свою ценовую политику с существующими уровнями цен. Однако их вход на рынок влечет за собой отнюдь не только количественные изменения и смену вывесок. Они предлагают качественно иные принципы действия и обучают поставщиков, наемных работников и потребителей этим принципам.

В результате российские сетевые компании — ведущие участники рынка на момент нашего исследования — вынуждены были заняться своим перепозиционированием, выработкой деловых стратегий одновременно наступательного и оборонительного свойства[406]. Это перепозиционирование касалось, впрочем, не только отношения к наступающим транснациональным операторам, которых рассматривали в качестве конкурентов или монстров-поглотителей. Речь шла также об открытых рынках. Если раньше многие из ведущих участников рынка ориентировались на относительно обеспеченные слои среднего класса, то теперь они устремились в более широкий спектр, с захватом все больших слоев населения. Наконец, московские компании пытались определить себя как российские (общенациональ­ные) сети, серьезно расширив свое присутствие в регионах. Хотя мы стали свидетелями и обратных случаев, когда в качестве общероссийской заявляла себя региональная сеть, приходя в Москву (при­мер — компания «Эльдорадо»).

В результате всех этих действий расширялись зоны, в которых пересекались интересы разных типов игроков, и в них нарастало конкурентное напряжение.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:
НОВАЯ ТОРГОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

На протяжении всей книги мы обращали основное внимание на действия деловых структур — производителей и торговцев. В завершение взглянем на ситуацию с точки зрения потребителей. И здесь мы вправе утверждать, что в торговле потребительскими товарами происходит революция. Это не шутка и не преувеличение. Мы становимся свидетелями настоящего переворота, последствия которого становятся все более явными в первые годы наступившего нового столетия — очевидно, перемены достигли некоего качественного рубежа.

Сначала в результате приватизации в торговле произошла смена вывесок, затем покупатели оказались фактически в новой среде. Начали исчезать привычные с советского времени продуктовые магазины с их мясными и молочными секциями, скучными бакалейными отделами и «соками-водами», с непременными очередями и судорожным метанием покупателей между прилавком и кассой. Уходят в прошлое «Электроники», «Школьники», «Спорттовары» и прочие старорежимные магазины. Вместе с ними постепенно вымирает тип угрюмых продавщиц, задерганных вечными требованиями что-то по­казать, выписать, взвесить-перевзвесить. И на которых при этом смотрели как на засевших за прилавок классовых врагов, оборонявшихся от народа с криками: «Вас много — я одна», стремящихся в лучшем случае отвязаться от назойливого покупателя, а в худшем — подсунуть что-то залежалое и подпорченное.

Сегодня неулыбчивые продавцы тоже не редкость. Но «классовая борьба» с ними завершена. Мы, покупатели, победили (точнее, нам позволили одержать победу). И дело не в том, что в условиях рынка люди стали лучше работать и внимательнее относиться к клиентам (хотя в этом есть немалая доля истины). Коренным образом меняют­ся сами формы торговли — доступ к товару и технологии продаж. Причем эти изменения необратимы, старый порядок обречен.

Зародыши «прогрессивных» форм торговли, когда покупатель ока­зывался хозяином положения («был всегда прав»), появились еще в советское время. Сначала это были колхозные рынки — островки относительного изобилия, извечно привлекательные, но в то же вре­мя малодоступные для большинства населения по уровню цен. Были полулегальные барахолки и толкучки, перегоняемые властями с места на место.

В постсоветское время им на смену пришли так называемые открытые рынки, где покупатели не только получали непривычное право реального выбора, но и возможность человеческого общения, ус­тановления полуперсонального контакта с продавцом. Произошел расцвет «народного предпринимательства» в лице неутомимых гонцов на мелкооптовые базы с их пресловутыми ручными тележками и клетчатыми сумками и отчаянных челноков, перемещавших тюки с товарами через границы великой Родины. Они не только привели к удешевлению покупаемого нами товара, но и всячески демократизи­ровали торговлю. Впервые вчерашний советский человек независимо от толщины кошелька смог почувствовать себя Покупателем.

Что же касается магазинных форм торговли, то в советское время одним из прообразов будущего стали продуктовые универсамы, выросшие в спальных районах. Тогда их полупустые полки наводили уныние, а по внутреннему виду они более походили на недоиспользуемые складские помещения. Сегодня на их площадях разместились красивые и технологичные супермаркеты. Их становится все больше, масштабы торговых площадей все возрастают: начав с нескольких сотен или даже десятков квадратных метров, затем магазины расширялись до тысячи-полутора тысяч, а сейчас уже никого не удивишь торговым центром в 5 тыс. кв. м.

Новые торговые фирмы привлекают покупателей не только масштабами, но и новыми формами обслуживания, начиная от таких высоко ценимых мелочей, как возможность погрузить покупки в тележку и лихо докатить ее до машины или хотя бы до выхода, заканчивая более серьезными вещами — получением грамотных консультаций, длительных гарантий, потребительских кредитов, общим внимательным отношением к клиенту. Наряду с более широким ассортиментом и привлекательным антуражем, торговые фирмы предлагают открытый доступ к полкам. Ушло в прошлое время дефицита, когда товар нужно было держать подальше от покупателя, наступает время избытка, когда покупателя стараются затянуть поглубже в мир товаров, завлечь и не дать уйти с пустыми руками даже в том случае, когда он ничего приобретать и не собирался. Покупатель, получивший доступ к открытой полке с товарами, уже не откажется от завоеванного. Физически соприкоснувшись с вещью, которую хо­чется купить, человек уже не позволит отгородить себя от нее ненавистным прилавком.

Наконец, наступление «новой жизни» знаменуется возможностью приобретения товаров длительного пользования в кредит. Во времена всеобщего дефицита 1970—1980-х гг. советский человек ни о каком потребительском кредите не мог и помышлять. Все сколь-либо крупные покупки совершались на сбережения, которые во многом имели вынужденный характер, связанный с невозможностью купить нужные вещи. Более того, в погоне за дефицитом мы были счастливы, если нам позволяли кредитовать продавца — заплатить полную сумму вперед, чтобы получить талон, открытку или место в очереди, позволявшие (хотя и без стопроцентной гарантии) получить через какое-то время желанный предмет — уже без всякого выбора (как повезет). Сегодня продавцы начинают кредитовать покупателя, товар можно получить еще до полной уплаты денег.

Меняются и сами стили потребления. Былые, чуть ли не ежеднев­ные целевые походы за конкретными покупками (преимущественно в рабочее время) ныне превращаются в «шоппинг» — периодически совершаемую покупательскую акцию, не сфокусированную на отдельных предметах, но связанную с фронтальным шествием по торговым рядам. Все возрастающая часть населения таким способом уже не столько удовлетворяет отдельные потребности, сколько обеспечивает себя всем необходимым на определенный период времени (чаще всего на неделю). По мере все более массового обзаведения семей автомобилями супер- и гипермаркеты начинают выманивать покупателей за черту города. Поход за покупками превращается в выезд. А появляющаяся сегодня возможность приобрести вещь и пользоваться ею до произведения полной оплаты не только порождает в потребителе новые необычные ощущения, но и формирует совершенно иные формы финансового планирования в семье. Жизнь на сбережения постепенно уступает место жизни в кредит.

В итоге происходящие вокруг нас сегодня фундаментальные сдвиги в структуре и институциональном оформлении рынков касаются отнюдь не только непосредственных участников рынка, которым была посвящена данная книга. Они затрагивают всех. Более того, голосуя своими кошельками, мы активно формируем эту новую рыночную ситуацию.


Рис. 4.3. Основные структурные элементы рынка


 
 


Рис. 5.1. Основные институциональные элементы рынка

ГЛОССАРИЙ

Административный капитал — способность регулировать дос­туп к ресурсам и видам деятельности, используя власть и авторитет.

Бизнес — организационная структура, состоящая из совокупно­сти взаимосвязанных предприятий в одной или нескольких сферах деятельности.

Брэнд — совокупность характеристик и образов, с которыми ассоциируется данная компания или продукт с точки зрения потребителей.

Деловая ассоциация — объединение компаний, основанное на принципе формального членства.

Деловая сеть — совокупность устойчивых множественных связей между формально независимыми участниками рынка.

Деловая схема — элемент деловой стратегии, связанный с выбором правил обмена разной степени легальности.

Деловой клуб — неформальное объединение представителей компаний.

Деформализация деятельности — трансформация институтов, в ходе которой формальные правила в значительной мере замещаются неформальными и встраиваются в неформальные отношения.

Доверие — совокупность ожиданий того, что другие агенты будут выполнять свои обязательства без применения санкций.

Замыкание (блокировка) — эффект, возникающий в тех случаях, когда совершенный стратегический выбор одного из вариантов затрудняет выбор других возможных вариантов.

Импорт институтов — заимствование институциональных об­разцов из прошлого опыта данного сообщества, опыта других сообществ или модельных теоретических построений.

Институты — правила поведения и способы их поддержания.

Институциональная динамика — возникновение, отбор и подстройка новых правил.

Институциональная подстройка — процесс приспособления но­вых правил к уже существующим правилам и повседневным практикам.

Институциональное равновесие — ситуация, когда у основных участников отсутствуют стимулы к изменению существующих правил.

Институциональные режимы — альтернативные совокупности правил поведения или правил контроля, регулирующие один и тот же рынок.

Институциональный изоморфизм — заимствование способов действия более успешных участников рынка.

Институциональный компромисс — согласованный вариант частичного исполнения правила, который делает его приемлемым для участников.

Инструментальная рациональность — выбор способов дости­жения фиксированных целей путем количественной калькуляции из­держек и выгод.

Капитал — накапливаемый хозяйственный ресурс, приносящий дополнительную стоимость путем взаимной конвертации своих разнообразных форм.

Когнитивная схема — совокупность значений и смыслов, помогающих объяснять ситуацию и действия других.

Конвенция — типическое действие, предполагающее наличие доб­ровольного соглашения между агентами о том, что поступать нужно именно так.

Конкурентная ситуация — характер взаимного позиционирования и взаимодействия между участниками рынка, работающими в одном или смежных сегментах рынка, степень пересечения их интересов.

Конкуренция — действия двух и более участников рынка, нацеленные на получение одного и того же ограниченного ресурса, доступного при определенных усилиях с их стороны.

Контрафактная продукция — продукция, выпущенная с неправомочным использованием (подделкой, фальсификацией) товарных фирменных знаков в целях введения потребителей в заблуждение.

Концепция контроля — господствующие представления о том, что представляют собой данный рынок и успешная деловая стратегия на нем.

Культурно-нормативная схема — специфический социокультурный контекст, складываемый институциональными формами, цен­ностными ориентирами и социальными навыками.

Культурный капитал — совокупность навыков социализации в определенной социальной среде.

Легализация деятельности — сокращение или прекращение действий, связанных с прямым нарушением закона.

Неформальная экономика — совокупность форм хозяйственной деятельности, не фиксируемой в формальных контрактах и официальной отчетности.

Оппортунистическое поведение — следование собственному интересу вопреки установленным правилам.

Организация — относительно замкнутая, иерархически выстроенная совокупность рабочих мест и занятых на них работников, деятельность которых управляется из единого центра.

Организационное поле — локальный порядок взаимодействия организаций, в котором создаются и воспроизводятся институты.

Открытые рынки — места концентрации внемагазинных форм розничной торговли.

Отношенческая контрактация — форма контрактных отношений, принимающих во внимание характер контрагента.

Параллельный ввоз — импорт товаров, защищенных торговой маркой, без разрешения правообладателя.

Поддержание контрактов — обеспечение выполнения контрактов, включая надзор за соблюдением обязательств и применение санкций в случае оппортунистического поведения.

Политический капитал — способность к мобилизации коллективных действий и репрезентации интересов группы.

Правило — регулятивный принцип, подкрепленный легитимными правовыми или социальными нормами, разрешающий, предписывающий или запрещающий определенные способы действия.

Правила контроля — правила, регулирующие способы поддержания других правил.

Правила обмена — порядок взаимодействия между независимы­ми участниками рынка.

Права собственности — обоснованные (легитимные) притязания на распоряжение ограниченными ресурсами и извлекаемыми доходами.

Предприятие — организационная структура, образованная как единое юридическое лицо с целью ведения хозяйственной деятельности.

Принуждение — безальтернативное подчинение внешним условиям.

Принципы действия — конкретные практические императивы, на основе которых принимаются текущие хозяйственные решения.

Проблема «безбилетника» — перекладывание одними агентами на других издержек производства общественных благ.

Рациональность — последовательный отбор наилучших вариан­тов на пути к достижению фиксированной цели.

Розничная сеть — совокупность торговых предприятий, работа­ющих под единой торговой маркой.

Рынок — совокупность структурно связанных продавцов и поку­пателей определенного товара (товарной группы), деятельность которых регулируется сходными правилами и разделяемыми большин­ством участников концепциями контроля.

«Серая» схема — деловая схема, связанная с организацией легальной хозяйственной деятельности с частичными нарушениями закона.

«Серый» импорт — ввоз товаров с нарушениями порядка таможенного оформления, связанными с занижением стоимости и/или количества ввозимых товаров.

Символический капитал — способность к производству мнений и манипулированию оценками.

Социальная норма — идеальная форма поведения, предписанная при выполнении определенных способов действия и подкрепля­емая санкциями.

Социальная укорененность действия — встроенность действия в социальные структуры, институциональные формы, культурные и властные отношения.

Социальный капитал — совокупность социальных связей и накопленных взаимных обязательств.

Социальный навык — способность следовать установленным правилам и побуждать других к их исполнению.

Специфические активы — активы, которые наиболее эффектив­но могут использоваться именно в данном сегменте рынка или в дан­ной фирме.

Стратегия — устойчивый рефлексивный выбор способов дейст­вия на пути к достижению фиксированной цели в условиях ограниченного набора ресурсов.

Стратегический альянс — соглашение между независимыми участниками рынка о совместной деятельности в течение определен­ного периода времени или для реализации определенного проекта.

Стратегический выбор — выбор принципов действия.

Структурная автономия — ситуация, при которой максимизировано число структурных пустот на стороне контрагентов и минимизировано число структурных пустот на своей стороне.

Структурная пустота — ситуация, при которой непосредственные контакты данного участника рынка не связаны между собой.

Структурная эквивалентность — ситуация, при которой участники рынка связаны с одними и теми же контрагентами.

Структурное подобие — ситуация, при которой участники рынка связаны с одними и теми же типами контрагентов, т.е. имеют сход­ную структуру связей.

Структуры — устойчивые формы связи между участниками рынка.

Типическое действие — широко распространенный в данном со­обществе способ действия, совершаемый без непосредственного вза­имодействия и согласования.

Торговая марка — совокупность обозначений (названий, логоти­пов, символов), закрепленных в собственности компании, с помощью которых компания или ее продукты отличаются от других компаний и продуктов.

Трансакционные издержки — издержки, сопряженные с присво­ением, спецификацией и защитой прав собственности, построением управленческих схем и поддержанием правил обмена.

Управленческая схема — способ построения экономических и административных связей внутри хозяйственной организации.

Фальсифицированная продукция — продукция, натуральный состав которой не соответствует ее названию или отклоняется от установленных требований к этому составу.

Формализация деятельности — замещение неформальных правил формальными предписаниями и встраивание хозяйственных практик в законодательные и контрактные рамки.

Хищническое ценообразование — использование демпинговых цен для разорения конкурентов с последующим повышением цен до нормального уровня рентабельности после завоевания рыночной ниши.

Хозяйственная власть — возможность реализовать свои хозяйственные интересы независимо от интересов других агентов.

Хозяйственная культура — совокупность накопленных профес­сиональных знаний и навыков, сформированных хозяйственных норм и ценностей, значений и символов.

Хозяйственный мотив — внутреннее побуждение к хозяйственному действию.

Человеческий капитал — совокупность профессиональных знаний, умений и навыков, накопленных в процессе образования и повышения квалификации.

«Черная» схема — деловая схема, связанная с организацией незаконной хозяйственной деятельности.

«Черный» импорт — ввоз товаров с нарушениями порядка таможенного оформления, связанными с перекодировкой товаров, или без таможенного оформления (контрабанда).

Экономический капитал — совокупность денежных, материаль­ных, технологических, информационных активов и товарных запасов.

Экономическое действие — ненасильственное использование ограниченных ресурсов, имеющих различное употребление, для достижения количественно определенной цели, связанной с обеспечением жизнедеятельности людей.


[1]О специфике данного подхода см.: Радаев В.В. Еще раз о предмете экономической социологии // Социологические исследования. 2002. № 7. С. 3—14. См. также: Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 3. С. 21—35 (публикация на сайте: http://www.ecsoc.msses.ru/NewText.php); Радаев В.В. Экономическая соци­ология: Курс лекций. М.: Аспект Пресс, 1997. Гл. 4. C. 64—71; Гл. 5. С. 94—95 (http://www.ecsoc.ru/books_description_ru.php).

[2]О теориях как аналитических инструментах см.: Радаев В.В. Есть ли шанс создать национальную теорию в социальных науках? // Pro et contra. 2000. Т. 5. № 3. С. 202—214 (http://pubs.carnegie.ru/russian).

[3]Подробнее о новых направлениях в современной экономической социологии см.: Радаев В.В. Основные направления развития современной экономической со­циологии // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и науч. ред. В.В. Радаев. М.: РОССПЭН, 2002. С. 3—18; Сведберг Р. Новая экономическая социология: что сделано и что впереди // Жур­нал социологии и социальной антропологии. 2002. Т. 5. № 2. С. 13—35.

[4]«Новая экономическая социология куда более склонна утверждать, что социологам есть что сказать о стандартных экономических процессах — такого, что дополнило бы, а в некоторых случаях и заместило бы положения экономической теории. Сегодняшние социологи, отчасти в силу меньшего преклонения перед стандартными экономическими доводами, более нацелены добраться до самого ядра экономической теории» (см. интервью М. Грановеттера в книге: Swedberg R. Economics and Sociology. Redefining Their Boundaries: Conversations with Economists and Sociologists. Princeton: Princeton University Press, 1990. P. 107).

[5]«Очень странно, но экономическая литература… уделяет слишком мало внимания центральному институту, на котором базируется неоклассическая экономическая теория — рынку» (North D. Markets and Other Allocation Systems in History: The Challenge of Karl Polanyi // Journal of European Economic History. 1977. Vol. 6. P. 710). «Весьма примечательно, что в экономической литературе не так легко найти какие-либо определения рынка, и содержательные обсуждения его институциональных трактовок чрезвычайно редки. Зато изобилуют математические модели рыночных явлений, и существует поистине огромная литература по теоретическим основаниям рыночного равновесия» (Hodgson G.M. Economics and Evolution. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996. P. 172).

[6]Об этом развитии см.: Lie J. Sociology of Markets // Annual Review of Sociolo­gy. 1997. Vol. 23. Р. 341—360.

[7] Уайт Х. Рынки и фирмы: размышления о перспективах экономической социологии // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и науч. ред. В.В. Радаев. С. 96—118; White H.С. Where do Markets Come From? // American Journal of Sociology. 1981. Vol. 87. Р. 517—547.

[8] Granovetter М. The Sociological Approaches to Labor Market Analysis: A Social Structural View // The Sociology of Economic Life / М. Granovetter, R. Swedberg (eds.) Boulder: Westview Press, 1992. P. 233—263; Sorensen A.B., Kalleberg A.L. An Outline of a Theory of the Matching of Persons to Jobs // Sociological Perspectives on Labor Markets / I. Berg (ed.). N. Y.: Academic Press, 1981. P. 49—74.

[9] Abolafia M. Making Markets, Opportunism and Restraints on Wall Street. Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1996; Baker W.E. The Social Structure of a National Securities Market // American Journal of Sociology. 1984. Vol. 89. № 4.
Р. 775—811; Baker W. Floor Trading and Crowd Dynamics // The Social Dynamics of Financial Markets / P.A. Adler, P. Adler (eds.). Greenwich: JAI Press, 1984.

[10] Zelizer V. Human Values and the Market: The Case of Life Insurance and Death in 19th-century America // American Journal of Sociology 1978. Vol. 84.
Р. 591—610.

[11] Baker W.E., Faulkner R., Fisher G. Hazards of the Market: the Continuity and Dissolution of Interorganizational Market Relationships // American Sociological Review. 1998. Vol. 63. April. p. 147—177.

[12] Powell W., Brantley P. Competitive Cooperation in Biotechnology: Learning thro­ugh Networks? // Networks and Organizations: Structure, Form, and Action / N. Nohria, R. Eccles (eds.). Boston: Harvard Business School Press, 1992.

[13] Fligstein N., Mara-Drita I. How to Male a Market: Reflections on the Attempts to Create a Single Market in the European Union // American Journal of Sociology. 1996. Vol. 102. № 1. July. P. 1—33; Gereffi G. The International Economy and Economic Development // The Handbook of Economic Sociology / N. Smelser, R. Swedberg (eds.). Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 206—233; Martinelli A., Smelser N. Economy and Society: Overviews in Economic Society. London: Sage, 1990. Part 3.

[14] Biggart N., Guillen M. Developing Difference: Social Organization and the Rise of the Auto Industries of South Korea, Taiwan, Spain, and Argentina // American Sociological Review. 1999. Vol. 64. October. P. 722—747; Dore R. Stock Market Capitalism: Welfare Capitalism. Japan and Germany Versus the Anglo-Saxons. Oxford: Oxford University Press, 2000.

[15] Радаев В.В. Российские предприниматели: кто они? // Вестник статистики. 1993. № 9. С 3—14; Гимпельсон В. Новое российское предпринимательство: источники формирования и стратегии социального действия // Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 6. С. 31—42; Радаев В.В. Новое российское предпринимательство в оценках экспертов // Мир России. 1994. Т. 3. № 1.
С. 36—54; Бунин И.М. и др. Бизнесмены России: 40 историй успеха. М.: ОКО, 1994; Заславская Т.И. Бизнес-слой российского общества: сущность, структура, статус // Социологические исследования. 1995. № 3. С. 3—12; Чепуренко А.Ю. и др. Малое предпринимательство в России: тенденции развития // Малое предпринимательство в контексте российских реформ и мирового опыта / Отв. ред. А.Ю. Че­пуренко. М.: РНИСиНП, 1995. С. 5—39; Radaev V. Emerging Russian Entrepre­neurship as Viewed by the Experts // Economic and Industrial Democracy. Suppl. to 1993. Vol. 14. № 4. Р. 55—77; Radaev V. Practicing and Potential Entrepreneurs in Russia // International Journal of Sociology. Fall 1997. Vol. 27. № 3. Р. 15—21.

[16] Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий, 1998 (http://www.ecsoc.ru/books_description_ru.php); Радаев В.В. Российский биз­нес: структура трансакционных издержек // Общественные науки и современность. 1999. № 6. С. 5—19; Воздействие государственного и местного регулирования на предпринимательство. М.: Институт стратегического анализа и развития предпринимательства, 1998; Радаев В.В. Предпринимательство в регионе: состояние малого бизнеса / Региональный подход к промышленной реструктуризации в Томской области РФ. Париж: Организация экономического сотрудничества и развития, 1998. С. 273—316; Частный бизнес: становление и развитие в регионах России. М.: Институт стратегического анализа и развития предпринимательства, 1998; Цыганов А. Предприниматель и власть: проблемы взаимодействия // Вопросы экономики. 1997. № 6. С. 97—103; Чепуренко А.Ю. и др. Малый бизнес после августа 1998 г.: проблемы, тенденции, адаптационные возможности // Осенний кризис 1998 года: Российское общество до и после / Ред. М.К. Горшков и др. М.: РНИСиНП: РОССПЭН, 1998. С. 177—183; Волков В.В. Силовое предпринимательство в современной России // Социологические исследования. 1999. № 1. С. 56—65; Radaev V. Corruption and Administrative Bar­riers for Russian Business // Political Corruption in Transition. A Sceptic's Handbook / S. Kotkin, A. Sajo (eds.). Budapest, N. Y.: Central European University Press, 2002. Р. 287—311; Radaev V. Entrepreneurial Strategies and the Structure of Transaction Costs in Russian Business // The New Entrepreneurs of Europe and Asia: Patterns of Business Development in Russia, Eastern Europe and China / V. Bonnell, T. Gold (eds.). Armonk: M.E. Sharpe, 2001. P. 191—213.

[17] Радаев В.В. Малый бизнес: поддержали и хватит // Эксперт. 2000. 25 сентября (№ 36). С. 12; Radaev V. The Development of Small Entrepreneurship in
Russia // Small and Medium Enterprises in Transitional Economies / R.J. McIntyre, B. Dallago (eds.). Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2003. P. 114—133.

[18] Капелюшников Р. «Где начало того конца?..» (к вопросу об окончании переходного периода в России) // Вопросы экономики. 2001. № 1. С. 138—156; Яковлев А. Почему в России возможен безрисковый уход от налогов? // Вопросы экономики. 2000. № 11. С. 142—144; Олейник А. «Бизнес по понятиям»: об институциональной модели российского капитализма // Вопросы экономики. 2001. № 5. С. 4—25; Радаев В.В. Новый институциональный подход и деформализация правил в российской экономике // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и науч. ред. В.В. Радаев. С. 157—209 (см. публикацию на сайте: http://www.ecsoc.ru); Радаев В. Российский бизнес: на пути к легализации? // Вопросы экономики. 2002. № 1. С. 68—87 или Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 1. С. 42—62 (публикация на сайте: http://www.ecsoc.msses.ru/NewText.php).

[19]Подробнее об этих проектах см. гл. 9 данной книги.

[20] Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика; Радаев В.В. Российский бизнес: структура трансакционных издержек. С. 5—19; Радаев В.В. Неформальная экономика и внеконтрактные отношения в российском бизнесе // Неформальная экономика: Россия и мир / Ред. Т. Шанин. М.: Логос, 1999. С. 35—60; Радаев В.В. Некоторые институциональные условия формирования российских рынков // Социологический журнал. 1998. № 3—4. С. 57—85; Радаев В.В. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чиновников и предпринимателей
// Мир России. 1998. № 3. С. 57—90; Radaev V. Entrepreneurial Strategies and the Structure of Transaction Costs in Russian Business. P. 191—213; Radaev V. Entre­prise, protection et violence en Russie la fin des annees 1990 // Le crime organise en Russie: nouvelles approches, Cultures et Conflits. 2001. № 42. Р. 47—68; Radaev V. Corruption and Violence in Russian Business in the Late 90s // Economic Crime in Russia / A. Ledeneva, M. Kurkchiyan (eds.). L.: Kluwer Law International, 2000.
Р. 63—82.

[21] Boyer R. The Variety and Unequal Performance of Really Existing Markets: Farewell to Doctor Pangloss // Contemporary Capitalism: The Embeddedness of Institutions / J.R. Hollingsworth, R. Boyer (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 62—65.

[22]Подобная позиция характерна, например, для классического маркетинга (Кот­лер Ф., Армстронг Г., Сондерс Дж., Вонг В. Основы маркетинга. М.: Вильямс, 1998. С. 28).

[23] Swedberg R. Markets as Structures // The Handbook of Economic Sociology
/ N. Smelser, R. Swedberg (eds.). Princeton: Princeton University Press. 1994.
Р. 257—260.

[24] Радаев В.В. Рынок как объект социологического исследования // Социологические исследования. 1999. № 3. С. 28—37.

[25]Об экономическом империализме см.: Радаев В.В. К обоснованию модели по­ведения человека в социологии (основы «экономического империализма») / Социологические чтения. Вып. 2. М.: Институт «Открытое общество»: Институт социологии РАН, 1997. С. 177—189.

[26]Приведем характерное высказывание Г. Беккера: «Когда мужчины и женщины решают вступить в брак, завести детей или развестись, они пытаются повысить свое благосостояние путем взвешивания сравнительных выгод и издержек. Таким образом, они заключают брачный союз, если ожидают, что это повысит степень их благополучия по сравнению с тем, если бы они оставались в одиночестве, и разводятся, если это должно привести к росту их благосостояния» (Becker G. Nobel Lecture: The Economic Way of Looking at Behavior // Journal of Political Economy. 1993. Vol. 101. P. 395—396). См. также: Беккер Г. Выбор партнера на брачных рынках // THESIS. 1994. Вып. 6. С. 12—36; Шульц Т. Ценность детей // THESIS. 1994. Вып. 6. С. 37—49.

[27] Бьюкенен Дж.М. Сочинения. Т. 1. М.: Таурус-Альфа, 1997. С. 22—23.

[28] Шерер Ф., Росс Д. Структура отраслевых рынков. М.: ИНФРА-М, 1997. С. 4—6.

[29]«В кратком определении рынок суть организованный и институционализированный обмен» (Hodgson G.M. Economics and Evolution. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996. P. 174).

[30] Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс // Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 2. С. 62—73 (см. также публикацию на сайте: http://www.ecsoc.msses.ru/Transl.php).

[31] Weber M. Economy and Society. Berkeley: University of California Press, 1978. Vol. 1. P. 84. Интересно, что, например, первый современный рынок капитала в Англии был организован по партийному принципу, в соответствии с которым доступ к ресурсам обеспечивался только лицам, принадлежащим к одной или близким партиям (Carruthers B. City of Capital: Politics and Markets in the English Financial Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1996).

[32]Эту форму хозяйства пытались представить (в духе Я. Корнаи) с помощью концепции «бюрократических рынков». Однако при всей ее плодотворности по­нятие рынка здесь остается в кавычках, указывая на альтернативный характер обменных и распределительных отношений (Корнаи Я. Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма. М.: НП "Редакция журнала «Воп­росы экономики»", 2000. С. 272).

[33]Это прекрасно осознается и самими экономистами: «Хотя у ценовой системы множество достоинств, возможности ее отнюдь не беспредельны. Есть случаи, когда она просто не работает, и, как бы хороша она ни была в определенных сферах, она не может быть единственным и непререкаемым арбитром всей общественной жизни… Ценовая система при всех ее достоинствах есть лишь одна из возможных форм организации торга, даже в условиях частной собственности» (Эрроу К. Возможности и пределы рынка как механизма распределения ресурсов // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. C. 55, 58).

[34] Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002; Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. C. 10—17.

[35]«Чтобы понять германский фашизм, мы должны вернуться в рикардианскую Англию» (Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. С. 42).

[36]Мы имеем в виду не какую-то отдельную политико-экономическую школу,
а скорее общее направление, ставящее во главу угла взаимосвязь экономических и политических факторов (об этом см.: Радаев В.В. Есть ли перспектива у российской политической экономии // Российский экономический журнал. 1998.
№ 9—10. С. 74—78).

[37]«Автономный рынок не «возникает»; он конструируется в процессе утверж­дения политической и государственной власти... Исторически мы не сможем по­нять функционирования и развития рынков без признания того, в какой степени они были сформированы фискальными интересами государства и формами легитимации государственной власти, которые, в свою очередь, находились под воз­действием международной гонки вооружений» (Friedland R., Robertson A.F. Beyond the Marketplace // Beyond the Marketplace: Rethinking Economy and Society
/ R. Friedland, A.F. Robertson (eds.). N. Y.: Aldine de Gruyter, 1990. P. 7, 11).

[38]Об этой позиции применительно к российской истории см.: Радаев В.В. Два корня российского предпринимательства: фрагменты истории // Мир России. 1995. Т. 4. № 1. С. 159—179.

[39]Между государственными органами может возникать конкуренция — например конкуренция силовых органов за крупных плательщиков (или, наоборот, неплательщиков) налогов. Однако такая конкуренция является не имманентным признаком государственной власти, а скорее свидетельством ее размывания.

[40] Радаев В.В. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чи­новников и предпринимателей // Мир России. 1998. № 3. С. 57—90.

[41] Block F. The Role of the State in the Economy // The Handbook of Economic Sociology / N. Smelser, R. Swedberg (eds.). Р. 696.

[42] Evans P.B. Embedded Autonomy. Berkeley: University of California Press, 1995. Пользуясь метафорами А. Шляйфера и его соавторов, либеральной модели государства как «невидимой руки» (invisible hand) и его социалистической модели как «грабящей руки» (grabbing hand) противопоставляется модель государства как «помогающей руки» (helping hand) (Frye T., Shleifer A. The Invisible Hand and the Grabbing Hand // American Economic Review. Papers and Proceedings. 1997. Vol. 87. № 2. P. 354—358; Shleifer A., Vishny R. The Grabbing Hand: Government Pathologies and Their Cures. Cambridge: Harvard University Press, 1998).

[43] Weber M. Economy and Society. Vol. 1. Р. 82—83.

[44] Радаев В.В. Экономическая социология: Курс лекций. М.: Аспект Пресс. 1997. Гл. 4.

[45]В данном тексте мы будем использовать обобщенное название «электробы­товая техника» для обозначения всех четырех товарных групп.

[46]Некоторые результаты данного проекта см.: Радаев В. Российский бизнес: на пути к легализации? // Вопросы экономики. 2002. № 1. С. 68—87. Электронную версию см.: Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 1. С. 43—64 (публикация на сайте: www.ecsoc.msses.ru); Радаев В.В. Как легализовать российский бизнес // Управление персоналом. 2002. № 5. С. 53—57; Радаев В.В. Издержки легализации // Эксперт. 2001. 29 октября (№ 40). С. 50.

[47]В первую очередь речь идет об аналитических еженедельниках «Эксперт», «Деньги», «Компания» и газете «Ведомости». Мы благодарим М.С. Добрякову и Т.Н. Филиппову за помощь в сборе дополнительных материалов.

[48] Weber М. Economy and Society. Vol. 1. Berkeley: University of California Press, 1978. P. 38. Термин «мирные» (peaceful) не должен вводить в заблуждение. Он касается не результатов конкуренции, которая может быть нацелена на физическое устранение конкурента, но характера применяемых средств, которые в данном случае не связаны с физическим насилием. В этом смысле точнее было бы сказать «ненасильственные попытки».

[49] Шерер Ф., Росс Д. Структура отраслевых рынков. М.: ИНФРА-М, 1997. С. 15—16.

[50] Гальперин В.М., Игнатьев С.М., Моргунов В.И. Микроэкономика. СПб.: Эко­номическая школа, 2002. Т. 2. С. 18—22.

[51] Радаев В.В. Что такое экономическо


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: