Вопрос № 1. Исторические и современные аспекты понятия преступления

Проблемы единичного преступления прежде всего исходят из понимания преступления вообще. На первый взгляд здесь все ясно и просто: преступлением является асоциальное, наносящее вред существующим общественным отношениям поведение лица с его соответствующим социально-негативным внутренним миром. И, тем не менее, вокруг понятия и определения преступления возникает масса фикций, условностей и спекуляций, которые довольно часто сводят на нет указанную ясность и простоту. Попытаемся в кратком историческом экскурсе рассмотреть предлагаемые определения преступления с тем, чего мы достигли в познании данного явления социальной жизни.

В теории уголовного права уже была предпринята попытка рассмотреть двойственный характер преступления: с одной стороны – естественно-фактический, с другой – социальный.[4]

Как и всякое явление природы или социума, преступление также имеет свою структуру и сущность. Структура подразумевает его содержание, объем элементов, достаточный для возникновения и существования конкретного явления (преступления); именно поэтому при анализе структуры преступления нужно выделять и использовать только элементы. В отличие от структуры сущность преступления представляет собой совокупность признаков, на основе которой преступление выступает как самостоятельное социальное явление. Точно и полно понять явление мы можем только тогда, когда выявим его сущность. Отсюда идеальное определение любого явления должно исходить из совокупности признаков, которые привносят в определение достаточную ясность в понимание его сущности, поэтому важно установить, насколько полно отражали и отражают сущность преступления имеющие место ранее и существующие определения преступления и что они отражают – структуру или сущность.

Мы не будем глубоко в историческом аспекте исследовать данный вопрос, поскольку им достаточно полно занимается история государства и права[5]; начнем анализ с того периода, когда в России стала развиваться теория уголовного права.

В ст. 1 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1885 г. давалось следующее определение преступления: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано». Буквальное толкование данного законодательного определения, при условии, что под деянием понимается действие (это очевидно из законодательного противопоставления деяния неисполнению, то есть действия бездействию), показывает, что преступлением признается противозаконное действие или бездействие. Именно так понимали закон и теоретики: «Сущность преступления есть нарушение права…»[6], деяние может быть положительным (действием) и отрицательным (бездействием)[7] при непременном наличии свободной воли лица, совершившего преступления[8]. По мнению Спасовича, «преступление есть противозаконное посягательство на чье-либо право, столь существенное, что государство, считая это право одним из необходимых условий общежития, при недостаточности других средств охранительных, ограждает нерушимость его наказанием»[9]. А. Орлов критикует его: «И самая наказуемость преступления обусловливается собственно не нарушением чьего-либо частного права, а определяется государственным интересом»[10] и предлагает свое определение преступления, которое «есть нарушение закона, угрожающее неисполнению известного предписания или запрета публичным… наказанием»[11]. Похоже, что определение преступления ограничивалось указанием на деяние, нарушение закона, это напоминало поиски синонима термину «преступление» либо указание на один из элементов преступления – деяние. Однако при таком толковании оставались за пределами преступления последствия (вред), его объективная связь с деянием, другие объективные и субъективные элементы.

По мнению С. Пашина, «преступление может быть определено как признанное судом в соответствии с материальным или процессуальным правом нарушение уголовного закона, когда суд находит целесообразным возложить на нарушителя специфические меры ответственности, позволительные лишь при условии признания лица преступником»[12]. Эта позиция малоприемлема. Во-первых, в ней сквозит постоянное стремление судей к максимальной самостоятельности, в том числе и по установлению того, что такое преступление. Во-вторых, автор понимает под преступлением нарушение закона, что в принципе неприемлемо.

В других странах также не было надлежащего определения преступления. Так, по мнению А.Ф. Бернера, «преступлением называются те роды безнравственных поступков, которыми отдельное лицо становится вразрез с волей всеобщей, совершая посягательство на публичное или частное право, на религию или нравы, поскольку государство охраняет оба последние»[13]. Суть преступления здесь изложена достаточно верно, однако точным и полным данное определение назвать нельзя. Критикуя А.Ф. Бернера, его переводчик Н. Неклюдов пытается ввести в определение объект преступления: «Преступление есть заведомо бесправное посягательство на самый объект людских отношений in corpore»[14].

Такое размытое положение вещей не устраивало теорию уголовного права и в ней с необходимостью возникли сомнения по поводу возможности определить преступление. Так, Ферри в конце XIX в. писал по вопросу об определении преступления: «Я думаю, что придет время, когда можно будет дать определение, потому что определения могут быть только синтезом из данных новейших наук, как уголовная антропология и социология, - данных, система которых еще не завершена»[15]. Эти сомнения подтверждает и К.В. Шавров, который на собственный вопрос: «Возможно ли определение преступного деяния по существу для всех времен и народов?» отвечает отрицательно, поскольку все попытки подобного ни к чему не привели[16]. Подобные сомнения высказаны и позже[17]. Разумеется, высказывать сомнения в науке по тем или иным вопросам можно и должно, поскольку благодаря им развиваются наука и окружающий мир. Однако вся проблема в том, что суды ежеминутно, ежечасно, постоянно наказывали за преступление, имея крайне смутное представление о том, с чем они сталкиваются.

Уголовное Уложение 1903 г. в какой-то степени закрепляет определение преступления, предлагаемое Уложением о наказаниях, и в ст. 1 признает преступлением «деяние, воспрещенное, во время его учинения, законом под страхом наказания». Комментируя данную норму, Н.С. Таганцев утверждает, что, во-первых, уложение говорит о запрещенности законом вообще, а не только уголовным законом, поскольку уголовно-правовая запрещенность содержится и в других отраслях права, во-вторых, ««деяние» обнимает собою не только непосредственное проявление воли преступника, его действие, но и последствия, поскольку они требуются для законного состава преступления…»[18] Однако в это же время было высказано и несколько иное представление о структуре «деяния»: «В учение о преступном деянии входят следующие разделы: 1) о формах виновности… 2) о необходимой объективной связи между действием и результатом, 3) о бездействии, 4) о покушении, 5) о соучастии»[19]. Тем самым Колоколов расширяет содержание «деяния» за счет вины, да и включение соучастия в деяние не столь уж и очевидно, по крайней мере, без рассмотрения «деяния» на двух уровнях.

Таким образом, в уголовном праве России конца XIX – начала ХХ в. определение преступления столкнулось с трудностями установления структуры деяния и места иных объективно-субъективных элементов (способа действия или бездействия, влияния места или времени совершения преступления, виновности, мотивационной сферы) в структуре преступления.

Советское уголовное право восприняло некоторые положения социологической теории и социальную сущность преступления определило через социальную вредность, общественную опасность, которые становятся одними из определяющих признаков преступления. По существу, общественная опасность в ее государственной оценке столь же странная категория, поскольку государство свою политическую суть и политические устремления скрывает за общественными интересами, отождествляя тем самым государство и общество, что противоречит истине.

Внедрение общественной опасности в канву преступления произошло с первых лет советской власти. Так, в руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. по этому поводу сказано: «5. Преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом. 6. Преступление как действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государственной власти с совершающими такие действия или допускающими такое бездействие лицами (преступниками)». Здесь видно, во-первых, внедрение в законодательный оборот фазы «общественные отношения» вместо не очень точных интересов государства, религии, нравов и так далее, что следует признать достижением в науке и законодательной практике; во-вторых, лукавое отождествление государства и общества и выступление от имени последнего, что позже было сформулировано во фразе «общество, выступающее в форме государства»[20], при этом упускается сущность указанного соотношения – либо государство подминает под себя общество и тогда возникает тоталитарное в той или иной степени государство, либо государство живет в согласии с обществом и тогда возникает относительно демократическое общество; в-третьих, введение категории общественной опасности; в-четвертых, очень точное понимание общественной опасности как явления, свойственного каждой конкретной системе общественных отношений; в-пятых, законодатель не использует термин «деяние», вместо него применяет термин «нарушение», но прямо указывает на действие или бездействие; в-шестых, закон пока ничего не говорит о субъективном элементе преступления; в-седьмых, в определении начинают смешивать элементы (действие или бездействие) и признаки (общественная опасность) преступления.

Согласно ст. 6 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г., «преступлением признается всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени». Из данного определения следует, во-первых, что законодатель решил не связываться с категорией общественных отношений и перешел к менее определенным понятиям строя и правопорядка; во-вторых, в законе сохраняется категория общественной опасности, которая связывается с действием или бездействием; в-третьих, отсутствует термин «деяние», законодатель обходится без родового понятия, обозначающего действие или бездействие; в-четвертых, много внимания законодатель уделяет политическим клише; в-пятых, субъективный элемент преступления по-прежнему в законодательном определение отсутствует. Некоторые ученые, толкуя понятие преступления, отраженное в данном УК, применяют термин «деяние», признавая таковым только действие (действие-операцию и действие-поступок)[21]. В УК РСФСР 1926 г. ситуация в целом остается прежней с повторением определения преступления, даваемого УК 1922 г. (ст. 6).

В УК РСФСР 1960 г. «преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую или экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное, посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом» (ст. 7 УК). Здесь мы сталкиваемся с несколько иной ситуацией: 1) законодатель возвращается к термину «деяние», которое в свое время отражалось в законах досоветской России; 2) жестко очерчен круг деяния – им признано только действие или бездействие, что исключало споры о его структуре; 3) общественная опасность деяния как категория остается в законе; 4) законодатель перечисляет основные общественные отношения, на которые деяние посягает, ставя во главу угла их политический строй, государство и социалистическую собственность; 5)деяние признается предусмотренным уголовным законом, при этом законодатель не заметил, что «скатился» в сторону позиции Биндинга и других, рассматривающих уголовный кодекс как совокупность видов преступлений и делающих из этого вывод о том, что преступник не нарушает уголовный кодекс, а выполняет его предписания; данная позиция традиционно подвергалась критике как лишенная жизненного начала[22] и никогда не была господствующей; 6) по-прежнему в законодательном определении преступления отсутствует упоминание о его субъективном элементе; 7) по-прежнему законодатель смешивает элементы и признаки преступления.

Разнобой в понимании преступления характеризовался тем, что законодатель сам не знает, что признавать деянием. В законодательных предположениях по новому уголовному закону не было однообразия в этом вопросе. Так, в теоретической модели Основ 1987 г. «преступлением признается предусмотренное уголовным законом виновно совершенное деяние (действие или бездействие), посягающее на… (те или иные общественные отношения), представляющее общественную опасность по своему характеру, направленности и последствиям». В Проекте УК Министерства юстиции РФ 1994 г. сказано «Преступлением признается запрещенное уголовным законом деяние (действие или бездействие), причиняющее вред или создающее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству». В проекте УК 1995 г. «преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), запрещенное уголовным законом под страхом наказания».

Не меньшим разнообразием характеризуются и принятые законы. Так, в Основах уголовного законодательства 1991 г. «преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), запрещенное уголовным законом под угрозой наказания». В ч. 1 ст. 14 УК РФ 1996 г. «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Как видно, законодатель в определенной степени привел новую формулировку преступления в соответствии с определением, бытовавшим еще в русском праве, заменив ею «предусмотренность». Очень похоже на то, что, вопреки имеющимся в теории сомнениям по поводу целесообразности такой замены и ее практической значимости[23], указанная замена терминологии имеет важное значение, поскольку запрещенность не исключает предусмотренности (чтобы что-то запретить, необходимо указать запрещаемое), но вносит в закон недостающий элемент – наличие нарушения прав и свобод. Именно поэтому правы сторонники внесения запрещенности в закон.

Раскрывая современные аспекты понятия преступления в обычной речи мы часто оперируем термином «преступление», мало заботясь о том, чему он соответствует. Однако если этот термин не употребляется в каком-либо ироническом или абсолютно извращенном смысле, то в наших устах он всегда имеет одну окраску. Суть ее заключается в оценке поступка человека, преступившего какую-то черту.

Наша собственная совесть, мироощущение и миропонимание могут быть сугубо личными и субъективными. Поэтому наша оценка соответствующего поступка как преступления может быть и чисто субъективной. В таком случае весь заряд негодования будет холостым, поскольку неприятное нам действие нельзя назвать преступлением, ибо в глазах государства оно таковым не является. С другой стороны, для того чтобы стать преступлением, тот или иной поступок вовсе не нуждается в нашем личном порицании, так как преступлению дает оценку прежде всего государство, а не отдельное лицо.

Как показывают сами термины «преступление», «проступок», «преступное деяние», «нарушение», такое деяние должно заключать в себе переход, преступление за какой-то предел, отклонение и разрушение чего-либо[24]. Однако отклонение или переход каких-либо границ, даже если это границы дозволенного, не всегда является преступным. Отклоняющееся поведение может знаменовать собой и героический поступок, самопожертвование, самоотречение и тому подобное. Следовательно, преступление может быть образовано лишь таким отклонением от какой-то нормы или границы, которое вызывает отрицательную оценку со стороны государства.

В российском уголовном праве определение понятия преступления содержится в ч. 1. ст. 14 УК: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Следовательно, преступлением в российском уголовном праве является только деяние, то есть поведение человека, выраженное вовне в виде конкретных актов действия лил бездействия. А в ч. 2. ст. 14 УК РФ сказано, что не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного УК, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности. В ст. 7 УК РСФСР 1960 г. говорилось, что преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие). Из всего этого видно, что и в прошлом и в ныне действующем УК законодатель при определение преступления использует термин «деяние». В буквальном смысле этот термин употребляется для обозначения действия или бездействия – внешних форм преступного поведения. Вместе с тем термин «деяние» в юридической литературе используется и для обозначения преступления в целом. Намерения, цели, мысли и другие компоненты интеллектуально-волевой сферы человека, не выраженные вовне в определенной объективированной форме, ни при каких условиях не могут быть признаны преступлением. Этот вывод находит прямое подтверждение в ст. 8 УК, согласно которой «основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». УК в определенной части разрушил даже то единственно устоявшееся, что характеризовало законодательные предположения предыдущего период – признание деяния действием или бездействием.

На этом фоне изменений уголовного законодательства не следовало ожидать стабильности в научном толковании преступления и деяния, что сразу же с необходимостью и проявилось. Так, по мнению Г. П. Новоселова «в оптимальном варианте: Преступление есть предусмотренное УК РФ в таком качестве отношение лица, выразившееся в виновном совершении им опасного деяния».[25] Возможно автор несколько «перегнул». Прежде всего, он сознательно обходится в определении без «деяния», поскольку «преступление есть не само по себе деяние, проявление виновности, причинение вреда или правонарушение (нарушение запрета), а отношение, характеризующееся определенной взаимосвязью внешнего (деяния) и внутреннего (виновностью), субъективного (отдельное, физическое, вменяемое, достигшее необходимого возраста лицо) и объективного (направленностью против личности, общества или государства), материального (общественной опасностью) и идеального (запрещенностью не в уголовно-правовом, а в широком смысле слова)»; «преступление само есть определенный вид отношений между людьми». Вообще-то автор пишет о банальных аксиоматичных вещах: преступление есть взаимосвязь объективного и субъективного, о чем писали и в XIX, и в XX вв.

Сформулированное в УК РФ (ч. 1 ст. 14) определение понятия преступления является материально-формальным, поскольку содержит указание как на материальный признак (общественную опасность деяния), раскрывающий социальную природу преступления, так и на формальный (нормативный) признак – его запрещенность уголовным законом. Конструирование материально-формального определения понятия преступления является традиционным для послереволюционного отечественного уголовного законодательства, а также уголовного законодательства большинства государств СНГ. Например, согласно ст. 11 УК Республики Беларусь «преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), характеризующееся признаками, предусмотренными настоящим Кодексом, и запрещенное им под угрозой наказания»[26]. Напротив, в уголовном законодательстве ряда зарубежных стран также традиционно определение понятия преступления является формальным, то есть содержит указание только на запрещенность деяния уголовным законом под угрозой наказания. Так, в Уголовном кодексе ФРГ «преступлениями являются противоправные деяния, за которые предусмотрено в качестве минимального наказания лишение свободы на срок не менее одного года и более строгое наказание»[27].

Преступление является важнейшей категорией уголовного пра­ва. Все другие понятия и категории уголовного права связаны с преступлением.

Наука уголовного права рассматривает преступление не как аб­страктную категорию, неизменную, раз и навсегда данную, ни от чего не зависимую, а как реальную социальную категорию, тесно связанную с другими, обусловливающими ее появление и сущес­твование социальными явлениями. Рассматривая преступление подобным образом, наука уголовного права устанавливает, что пре­ступление является исторически изменчивой категорией, которая существовала не всегда, а возникла на определенном этапе разви­тия человеческого общества: с общественным разделением труда, образованием частной собственности, делением общества на клас­сы, с появлением государства и права.

Преступным признается такое поведение человека, которое при­чиняет существенный вред, нарушает общественные отношения в государстве.

В эпоху первобытнообщинного строя, когда не было государства и права, не было и понятия преступления, наказания. Если совер­шались какие-либо эксцессы, действия, вредные, опасные для рода и племени, отдельного лица, то с ними боролись посредством при­менения мер принуждения, исходящих от рода, племени, напри­мер, изгнание из рода, племени, лишение мира, лишение воды.

Понятие преступления, его содержание менялось со сменой об­щественно-экономических формаций, но его социальная сущность, которая определяется общественной опасностью для существующих общественных отношений, охраняемых уголовным законом, оста­валась неизменной.

Преступление характеризуется рядом обязательных признаков:

к ним закон относит общественную опасность деяния, его проти­воправность, виновность и наказуемость. Только наличие таких признаков в совокупности характеризует правонарушение как пре­ступление.