double arrow

Лекция 2. Научные парадигмы

Методы

Эмиль Дюркгейм (1858-1917)[6] – мировая величина в социологии – признавал надындивидуальность социологии и надындивидуальный характер взаимосвязей и зависимостей в обществе. К ним он относил «способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и наделенные принудительной силой, вследствие которой они ему навязываются. Поэтому их нельзя смешивать ни с органическими явлениями, так как они состоят из представлений и действий, ни с явлениями психическими, существующими лишь в индивидуальном сознании и через его посредство» (Указ. соч., с. 31).

Организация поддерживает принудительную власть социального факта над индивидами и упорядочивает разнообразие фактов, их переходность, соотношение с неструктурированными, свободными течениями общественной жизни. Дюркгейм подчеркивает «родство жизни и структуры, органа и функции» (с. 39). «Социальным фактом является всякий способ действий, устоявшийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение; или иначе: распространенный на всем протяжении данного общества, имеющий в то же время свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений», – так Дюркгейм определяет ключевое понятие социологии – социальный факт (Указ. соч., с. 39).

Дюркгейм установил правила социологического метода:

· Социальные факты наблюдать как вещи, не подменяя реальность анализом понятий; объективность факта не в идеях, предпонятиях, с ним связанных, а в их фиксированности при «кодификации» жизни; прежде чем заменять реальность идеей, понятием, концепцией, надо сгруппировать факты по общим признакам и включить в эту группу все явления, определяемые данным фактом. «Признак, вследствие которого факты относятся к той или иной группе, может быть указан всем, признан всеми, и утверждения одного наблюдателя могут быть проверены другими», – писал Дюркгейм (Указ. соч., с. 39);

· Правило нормализации: следует различать нормальное и патологическое (исключительное, болезненное, уродливое) в обществе. Нормализуется то, что позволяет адаптироваться к условиям существования и соответствует природе данного явления. Однако общие условия коллективного существования могут измениться. Потребность в новых формах уже заявляет о себе, но распространенное явление еще держится силой привычки.

Нормальное явление определяется по тому, насколько оно укоренилось в прошлом, что его породило и в каких масштабах оно распространилось. Автор утверждает: «1) Социальный факт нормален для определенного социального типа, рассматриваемого в определенной фазе его развития, когда он имеет место в большинстве принадлежащих этому виду обществ….2) Можно проверить результаты применения предшествующего метода, показать, что распространенность явления зависит от общих условий коллективной жизни рассматриваемого социального типа….3) Эта проверка необходима, когда факт относится к социальному виду, еще не завершившему процесса своего полного развития» (Указ. соч., с. 84-85).

· Построение социальных типов. Задача исследователя – заменить «бесчисленное множество индивидов ограниченным числом типов» (с. 98). Дюркгейм предлагает выбирать для классификации наиболее существенные признаки, чтобы подступиться к поиску характерных свойств социальных типов. На этом пути самое главное – найти исходные явления, обладающие наипростейшей организацией. По мнению Дюркгейма, орда является простым обществом. «Это социальный агрегат, не заключающий в себе и никогда не заключавший никакого другого более элементарного агрегата, но непосредственно разлагающийся на индивидов» (Указ. соч., с. 101).

Орда как социальный сегмент меняет имя, объединенные орды становятся кланом, в котором позже появляется семейное разделение. Это простые полисегментарные общества. Усложнение его за счет присоединения дает общество «просто соединенного полисегментарного типа». К таким обществам Дюркгейм относил конфедерации ирокезских, кабильских племен. Особое внимание он уделял способу соединения составных элементов общества, процессам интеграции, слияния сегментов.

Введение вторичных морфологических признаков позволяет выявить степень влияния первоначальной (исходной) организации общества на последующие слившиеся сегменты. Административная и политическая жизнь полисегментированного общества мало зависит от исходной организации. Видовое разнообразие существует в социальном организме, в этом разнообразии закрепляются те или иные комбинации соединения сегментов.

· Объяснение социальных фактов – по Дюркгейму – не сводится к описанию роли, назначения этого факта. «Установление видов – это, прежде всего, средство группировки фактов с целью облегчить их интерпретацию» (Указ. соч., с. 107). Правило Дюркгейма: «В процессе объяснения социального явления нужно отдельно исследовать порождающую его реальную причину и выполняемую функцию» (с. 112). Он против индивидуализации в процессах объяснения. «Объяснения социальной жизни нужно искать в природе самого общества. Действительно, поскольку оно бесконечно превосходит индивида как во времени, так и в пространстве, оно в состоянии навязывать ему образы действий и мыслей, освященные его авторитетом. Это давление, являющееся отличительным признаком социальных фактов, есть давление всех на каждого» (Указ. соч., с. 118). Автор утверждает: «Определяющую причину данного социального факта следует искать среди предшествующих социальных фактов, а не в состоянии индивидуального сознания…. Функцию социального факта следует всегда искать в его отношении к какой-нибудь социальной цели» (с. 126).

· Правила доказательств. Сравнительный метод опирается на принцип причинности. «Одному и тому же следствию всегда соответствует одна и та же причина», – утверждает Дюркгейм. Он не видит особой доказательной силы в «методе остатков» (следов отдаленного прошлого, что казалось важным, например, М. М. Ковалевскому). Дюркгейм не акцентирует внимания на методах тождества (совпадения) и различия в доказательных процессах. «Шансов пропустить какое-нибудь явление больше, нежели заметить их все», – замечает автор.

Предпочтительнее для него метод сопутствующих изменений. «Преимущество этого метода заключается в том, что с его помощью причинная связь постигается не извне, как в предыдущих методах, а изнутри….Когда два явления регулярно изменяются параллельно друг другу, следует признавать между ними это отношение даже тогда, когда в некоторых случаях одно из этих явлений появилось без другого….Совпадение изменений может зависеть не от того, что одно явление есть причина другого, а от того, что оба они – следствия одной и той же причины, или от того, что между ними существует третье, промежуточное, но незамеченное явление, которое есть следствие первого и причина второго. Результаты, к которым приводит этот метод, должны быть, следовательно, подвергнуты интерпретации» (Указ. соч., с. 144-145).

Исследователь делает вывод не на основе случайных совпадений в «примерах», а выстраивая «регулярно устанавливаемые и достаточно длинные ряды изменений, которые примыкали бы друг к другу возможно полнее» и отражали «процесс развития этого явления при данных обстоятельствах» (с. 148). Это могут быть «морфологические» сравнения в рамках одного народа, сравнение институтов в различных странах. «Чтобы объяснить социальный институт, принадлежащий к определенному виду, надо сравнивать различные формы, принимаемые им, не только у народов этого вида, но и во всех предшествующих видах» (Указ. соч., с. 150). Необходимое требование – обеспечивать сопоставимость сравнения, исключить, например, искажающий фактор различий: «Достаточно рассматривать сравниваемые общества в один и тот же период их развития» (Указ. соч., с. 152).

Таким образом, Эмиль Дюркгейм обосновал основной метод социологии, предостерег от увлечения субъективным, показал технологию установления и преобразования социального факта на принципах научности, причинности, объективности. Признавая важность заимствований из других, уже сложившихся наук, Дюркгейм подчеркивает необходимость стремиться к независимости социологии, которая «имеет право на существование тогда, когда предметом ее служит категория фактов, не изучаемых другими науками» (Указ. соч., с. 157).

На мой взгляд, работа Э. Дюркгейма «Метод социологии» представляла ценность для его современников, в том числе и в России. Эта работа остается классическим образцом и сегодня. Автор заложил теоретико-методологические основы для вхождения социологии в круг других наук.

Он структурировал и процедурно оформил нормативное и поисковое в методе, отличающем социологическое познание от общефилософского, историко-культурного или экономического познания. «Метод социологии» утверждает некоторые принципы и ориентиры профессиональной компетентности социологов.

В отечественной социологии длительное время господствующим был сравнительно-исторический метод исследования, позволяющий проводить страноведческий и событийный анализ, сопоставлять эволюционные сдвиги в развитии различных обществ и сообществ. В конце XIX века отечественные социологи освоили статистические методы, опросные методы, владели методом наблюдения, использовали методы картографирования, изучения биографий, ряд психологических методов.

В истории социологии основная научная полемика велась, как мы отмечали ранее, между сторонниками «объективного» и «субъективного» методов. В современных условиях идет столкновение между приверженцами «количественных» и «качественных» методов.

Актуализация так называемых качественных методов и качественной социологии вызывает в последнее десятилетие противоположные ответные реакции в научном сообществе. Одни специалисты безоговорочно поддаются обаянию нового подхода (ренессанса субъективности в социологии). Другие исследователи начинают энергично сопротивляться, доказывая ненаучность, волюнтаристичность «качественных» построений и сделанных на их основе выводов.

Полагаю, что наилучший способ избежать однозначности оценок и крайностей в отношении к методу – это опереться на исследовательскую практику и мнение специалистов. Обратимся к работе Е. М. Ковалева и И. Е. Штейнберга «Качественные методы в полевых социологических исследованиях» (М.: Логос, 1999. 380 с.).

Необходимо отметить методическую ценность данной монографии. Организация исследования: «длинные» полевые процедуры, разбор и предупреждение ошибок, анализ коммуникативных ситуаций и содержания «случаев» жизни, анализ и интерпретация материалов, полученных качественными методами, например, с помощью «фокус-групп», глубинного интервью, бесед, групповыми дискуссиями, мозговыми штурмами, биографическим и сценарным методами, наблюдением, – все отражает шаг за шагом специфику нового подхода, трудные случаи профессиональной работы социологов.

Качественные методы предполагают интерактивную стратегию полевых исследований, в результате «вживания исследователя в сообщество» появляются новые свидетельства и новые, более тонкие толкования смыслов. Такое поддержание традиций антропологических исследований дает многомерный срез отношений, но требует значительных ресурсов, соблюдения меры в отношениях с участниками взаимодействия, дистанцирования от местного населения[7].

Итак, качественные методы могут применяться и в крупномасштабных проектах, наряду с традиционными «количественными» методами (анкетным опросом, формализованным интервью, прямым наблюдением, изучением документов, контент-анализом и т. д.).

Замечу, что актуализация качественных методов в 1990-е гг., в основном, вызвана свертыванием сложившейся в советское время системы отраслевых и региональных социологических структур, появлением новых возможностей в реализации международных проектов (под методологическим патронажем и организационным контролем зарубежных инвесторов и их менеджеров). Следует учесть также, что изменилась направленность деятельности крупных исследовательских центров, появились новые невузовские образовательные структуры и формы обучения (школы, центры курсовой переподготовки, кадровые центры, ведущие целевые профильные исследования).

Справедливости ради, надо напомнить, что элементы «качественных методов» давно были отработаны в советской социологии. Изменения контекста и появление новых нюансов, ведущих к более глубокому пониманию, учитывались при сборе данных путем бесед, свободных интервью, включенного наблюдения и т. д. За пределами анкетных опросов или наблюдений и опросных взаимодействий во время, например, подворных обходов населения появлялась дополнительная информация, значительно расширяющая видение объекта и инфраструктуры его жизненного мира. Академические работы также настраивали социологов на организацию коммуникативного взаимодействия.

Безусловно, специализированное осмысление методологии и методики «качественных» исследований – необходимый этап обогащения методологических основ социологии и методик прикладных исследований. Основной акцент делается не на анонимную усредненность результата, а на микроанализ социального контекста и механизмов, устанавливающих адекватную реакцию при взаимодействии, на понимание значений, смыслов, важных для партнеров в данном коммуникативном акте. Качественные методы обретают права в социологии, наряду с количественными методами. Достоинства качественных методов: получение дополнительной информации непосредственно от участников социальных взаимодействий, оперативное диагностирование и социальное консультирование «на местах», более глубокая проработка микропроцессов и локальных состояний в социальной микросреде и т. д.

В то же время чрезмерное увлечение «качественной социологией» уводит научное сообщество от наращивания фундаментального социологического знания, реализации масштабных социальных проектов, требующих широкого макровзгляда на жизнь.

Парадигма – «совокупность философских, общетеоретических и метатеоретических оснований науки»[8]. Есть несколько определений парадигмы, но обычно все авторы ссылаются на работу Куна «Структура научных революций». Парадигма, по Куну, – «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу» (Кун Т. Структура научных революций. – М., 1975. – С. 11). Научное развитие – по Куну – состоит из четырех стадий: нормальное состояние, аномальное состояние, кризисы и революции. Считается, что с помощью парадигмы можно обосновать самостоятельный статус науки, провести ее границы. Парадигма – результат конвенциального взаимодействия ученых, ее признания научным сообществом в качестве предметной основной области науки.

Г. В. Осипов считает, что историческая логика развития социологии и парадигмальное развитие совпали: социология, «минуя стадию парадигматического статуса, прошла путь развития от допарадигматического к многовариантному статусу»[9].

«Совокупность основных положений и принципов, лежащих в основе той или иной теории, обладающих специфическим категориальным аппаратом и признающихся группой ученых, называется парадигмой ….Ни одна из парадигм не дает всеобъемлющий анализ общества, хотя и вносит свой конкретный частичный вклад в его рассмотрение», – пишет С. А. Кравченко, один из авторов коллективного учебного пособия по социологии[10]. Он делит парадигмы на две группы: структурные и интерпретативные.

Структурные парадигмы рассматривают общество как систему на макроуровне (структурный функционализм, марксизм). Сторонников этих парадигм интересуют элементы, составляющие систему, их функции, способы интеграции и взаимодействия в границах целостности. К данной группе относятся, к примеру, конфликтные парадигмы.

Интерпретативные парадигмы обеспечивают описание и объяснение человеческого поведения, в основном, на микроуровне. К таким парадигмам относятся феноменологические парадигмы, описывающие способы осмысления человеком явлений жизни и понимания актов сознания. Известны парадигмы социального действия, символического интеракционизма, этнометодологические парадигмы.

В публикациях подчеркивается подвижность границ между парадигмами и «попытки ликвидировать разрыв между макро– и микросоциологическими парадигмами» (Кравченко С. А. Указ. соч., с. 28). Примером может служить интегральная социология Питирима Александровича Сорокина. Он предлагал изучать «общество, его явления, взаимоотношения индивида и групп людей с обществом с позиций анализа сосуществования множества социокультурных систем, находящихся в сложном движении – по горизонтали, вертикали и в виде флуктуации (колебания)… Методологическая основа его парадигмы включает в себя в качестве внутренних компонентов интуитивный, эмпирический и рационалистический методы» (Кравченко С. А. Указ. соч., с. 28).

Такой же подход стремятся осуществить и современные функционалисты Ю. Хабермас, Н. Луман, Дж. Александер. Неофункционализм сосредоточивает внимание на коммуникативных действиях, их рациональности, представлениях различных субъектов о реальности и результатах их взаимодействия[11].

В определении парадигм существенными и инвариантными остаются три признака: а) это основополагающие формулировки идей, взглядов, концептуальных разработок и принципов; б) это признанные частью научного сообщества исходные формулировки и принципы; в) они продуктивны для развития науки.

Некоторые законы, выведенные социологами, вполне могут претендовать на роль парадигм. Например, систематизированное представление о социологической науке начинается с абстрактно изложенного «закона трёх стадий» Огюста Конта. Он положил начало изучению историко-эволюционного пути развития человечества. Конт конкретизировал этот закон рядом частных законов. Известно, что к общим законам Конт относил закон организации, закон конкуренции, законы роста и развития, социальной жизнью по Конту управляет закон инерции (мышления и самой жизни, если нет сопротивления), гармонии, сбалансированности акций и реакций во взаимодействиях[12].

Среди законов-парадигм можно выделить закон общественного бытия и общественного сознания и стадиального формационного развития, обоснованный Карлом Марксом, а также закон социальной солидарности, который Эмиль Дюркгейм охарактеризовал в связи с описанием разделения труда в обществе.

К метатеоретическим устоям социологии XIX в. Ю. Н. Давыдов отнес парадигму научности, которая была задана естествознанием. По ней в XIX в. сверяли подлинность социологического научного знания[13]. Возникновение контовской стадийности развития общества и формационного подхода К. Маркса имели один из общих источников – идеи таких предшественников, как Тюрго, Кондорсе, Сен-Симон и другие. Маркс выводит закон «отрицания отрицания», Конт – закон трех стадий, но суть этого краеугольного камня воззрений в том, что он находится на дороге прогресса[14].

Позитивисты, как известно, уподобляли социальную реальность с природной реальностью и соблюдали три неукоснительных требования: эволюционный подход, доступность объекта наблюдению, точность в счете и описании (измерение).

Конт сформулировал три социологических закона человеческой эволюции, умственного развития человечества[15]:

I. Закон трех состояний (телеологическое, метафизическое и научное, т. е. положительное), соответственно периодам фетишизма, политеизма и монотеизма (т. е. духовного единства);

II. Закон социальной иерархии (на идеалистических основаниях дается классификация познаваемых явлений и наук, самих людей для обеспечения порядка);

III. Дополнительный закон практической деятельности – об исторических формах деятельности человека (завоевательной, оборонительной и промышленной).

Идея поступательного движения человечества к более высоким рубежам развития была интересной, захватывающей. Крупные отечественные социологи обсуждали эту идею, связывали прогресс с общечеловеческими достижениями, неким совершенным общественным устройством. Оппоненты «формулы прогресса» ставили вопрос о социальной цене перехода от менее совершенной к более высокой и совершенной стадии развития, о судьбе локальной социальности (в малых сообществах, общинах). Они предупреждали об отрицательных последствиях всеобщего разделения труда. Но преобладающим настроением «прогрессистов» был оптимизм.

Расхождение между марксистской и либеральной, позитивистской социологией в этом вопросе было в диалектической гибкости марксистов и в их признании конфликтных способов достижения прогресса. Классические позитивисты признавали эволюционизм.

Третьей метатеоретической установкой классической социологии XIX в. Ю. Н. Давыдов считает социологический реализм, утверждающий «безусловный приоритет социума по отношению к составляющим его индивидам» (Указ. соч., с. 12). Именно это исходное положение укрепляло так называемую биологическую социологию, влияние «органицистов», отождествляющих общество с биологическим организмом. Дань социологическому реализму отдали на Западе Г. Спенсер, представители биосоциологии А. Шеффле, А. Фулье, Р. Вормс, Э. Дюркгейм, в России – П. фон Лилиенфельд (1829-1903).

Социологический реализм, как отмечает Ю. Н. Давыдов, приводил к обожествлению науки будущего (сциентизму), абсолютизации идеи прогресса и к редукционизму – объяснению «сложных и более развитых явлений путем их сведения к менее сложным и неразвитым с помощью аналогии с продвинутыми, естественными науками» (Указ. соч., с. 17).

Стремление к формулировке общих, универсальных законов, «единообразно действующих на всех ступенях эволюции, независимо от их иерархии», становится, как замечает Ю. Давыдов, «патологическим симптомом», скрывающим начавшийся кризис классической социологии[16].

К началу XXI века парадигма системности дала трещину[17]. Во-первых, глобализация стала очевидной тенденцией развития, и актуализировался вопрос о мировой социальной системе. Во-вторых, заявила о себе антиглобалистская тенденция в осмыслении социальной реальности. Появился интерес к коммунитарным формам самоорганизации жизни, т. е. к самовоспроизводству жизни локальных сообществ. В-третьих, появился интерес к новой повседневности, взаимодействию индивида, личности с непосредственным социальным окружением, ближайшей социальной средой.

Жизненный мир отдельного человека и конструируемая человеком социальная реальность потребовали обращения к социологическому номинализму, парадигме понимающей социологии.

Но одновременно обострилась проблема интеграции индивидуализированного человека в общество через малые группы, перемещения его в целостное образование – общество. Коммунитаристские механизмы, например, свободно создаваемые ассоциации, поддерживающие местное развитие (хозяйственное, политическое, духовное) и гражданские инициативы, вполне прижились в европейском сообществе и обыденной американской жизни.

Специалист по социальным системам Никлас Луман (1927 г. р., Германия) признает, что сегодня наблюдаются кризисные явления в освещении общества как системы[18]. «Невероятное увеличение разнообразия в рамках глобальных систем и возрастание возможностей, освобожденных функциональной дифференциацией и технологическим развитием, ведет к реакции на семантическом уровне общественных самоописаний», – пишет Н. Луман (Указ. соч., с. 97).

Он ставит вопрос: глобальная социальная система или система обществ (национально-государственных образований). Свобода и равенство, самореализация и солидарность разбиваются о функциональную дифференциацию.

Луман считает, что схема современного общества строится не с помощью стратификационного (иерархического) различения, а на основе «включения-выключения» функциональной дифференциации. Практически все голодающие массы, беженцы, политически гонимые и разбросанные по стране люди, пережившие военное вторжение, могут преодолеть «двойную закрытость», «двойное обрамление» отдельных обществ (их внешние и внутренние границы).

Правила диктует функционально действующая система. В ней различаются правила, центр и периферия, главные и неглавные функции. «Многим людям приходится жить без свидетельств о рождении и удостоверения личности, без школьного образования и постоянной работы, без доступа к адвокатам и без способности вызвать полицию. Одно исключение служит поводом для других исключений. На этом уровне, и только на этом, общество тесно интегрировано в отрицательном смысле. И современные ценности, такие как равенство и свобода, служат в качестве прикрытия для сохранения иллюзии невиновности», – справедливо замечает Н. Луман (Указ. соч., с. 99).

Приверженец системного описания, Н. Луман признает, что у глобального общества нет «вершины» и «центра», в нем соединены «вход» и «выход». Это порождает повышенный риск, невозможность самоконтроля и приспособления к внешней среде.

«Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего столетия примет метакод включения / исключения. А это значит, что некоторые люди будут личностями, а другие – только индивидами, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра; что некоторые будут освобождены как личности, а некоторые – как физические тела, что забота и пренебрежение окажутся по разные стороны границы, что тесная связь исключения и свободная связь включения различат рок и удачу, что завершатся две формы интеграции: негативная интеграция исключения и позитивная интеграция включения» (Луман Н. Указ. соч., с. 107).

Социология должна заниматься самоописанием общества, входя в социальную систему и занимаясь самосовершенствованием. Коммуникации социологии с обществом строятся на когнитивной рациональности. Задача – обеспечивать самоописание общества, живя общественной жизнью, наблюдая его изнутри, и в то же время оставаться наукой (Луман Н. Указ. соч., с. 108-109).

До 1960-х г. XX века зарубежная социология развивалась под влиянием необихевиоризма, функционализма и структурализма. Только в 1960–80-е годы было ослаблено влияние функционализма, и начался этап соединения системной парадигмы с историческим взглядом на общество. В контексте интереса к микросоциологии и психосоциологии актуализировались проблемы рационального выбора – конструктивного объяснения и обоснования действий человека, отдельных поведенческих актов.

В 1990-е годы в современной отечественной социологии появились более широкие трактовки парадигм. «Под парадигмой обычно понимается система исходных принципов, которая служит основой для постановки и решения научных проблем. Представляется целесообразным расширить это понятие, включив в него системы исходных принципов и посылок, явно или имплицитно присутствующих в основе различных типов практической деятельности (В. Н. Турченко, 1994). Это касается, например, возрожденной виталистской парадигмы в социальной работе (Л. Г. Гуслякова, 2002), в социальной политике (см. Социальная политика: парадигмы и приоритеты. – М., 2000).

Новая парадигма современной социологии – качественный анализ тех значений, смыслов, которые придаются состояниям или действиям объекта. Значения, смыслы и их понимание могут зависеть от уровня профессионализма и ценностных установок интерпретатора, от обзора видения субъектом исследовательского поля (контекста жизни). Это означает отказ от универсальных подходов и поисков, отказ от попыток строгой верификации (проверки) материала и от канонических правил организации исследования.

Свободная интерпретация стимулирует творческое самовыражение исследователей и социологическое воображение, а также акцентирует внимание на жизненном мире отдельной личности, индивидуализированных формах проявления социального.

А. В. Леднева характеризует альтернативные концепции социальных наук и условия их появления[19] по нескольким универсальным критериям:

Ø допущения и посылки для концепций;

Ø интерпретации объекта исследования;

Ø методы;

Ø уровень социологического анализа.

Смену предметных и познавательных парадигм она видит в том, что за последние 25 лет расшаталось единство логического статуса социологии и естественных наук, характерного для позитивизма и всех «объективистов». Функционализм, натурализм и объективизм обеспечивали собой «ортодоксальный консенсус» в социологии. Общество (объект познания), факты доминировали над субъектом познания.

Социологи – «субъективисты» направляли свою критику против «объективизма» (структурной социологии). Актуализировалась критика с феноменологических, герменевтических позиций в русле символического интеракционизма, коммуникативного взаимодействия.

«Критика классических подходов и пересмотр функций социологии с субъективистских позиций способствует формированию иных оснований для социальных теорий», – утверждает А. В. Леднева. Ссылаясь на Энтони Гидденса, к «иным основаниям» она относит:

Ø отказ от ортодоксальной посылки, «что социальное поведение рассматривается как результат сил, которые человек не контролирует и не понимает»; действия имеют рефлексивный и активный характер;

Ø внешний мир существует объективно, но наши мысли и суждения о нем зависят от языка, специфического концептуального аппарата для восприятия мира; аргументы, знания организуются с помощью языка;

Ø придание объектам, событиям смысла, значений, т. е. их интерпретация, зависит от «культурного кода, определяющего восприятие» (Указ. соч., с. 9-10).

Анализируя методологию Хабермаса, Дэвид Хелд обращает внимание на стремление ученого раскрыть методологическую парадигму и конституирующий интерес, те позиции, с которых познается социальная реальность. Так, герменевтика интерпретирует реальность с позиций интерсубъективности. Поведение нельзя понять без учета мотивов, убеждений, целей действующего субъекта, ориентированного на взаимопонимание. Жизненные практики, жизненный опыт познаются исследователем через проникновение в язык объекта. Обыденный язык подвергается лингвистическому анализу и интерпретируется.

«Если возникает явное рассогласование между предложенной интерпретацией и ее объектом, то оно будет пониматься как разрыв между предлагаемыми и действительно происшедшими действиями. Интерпретация не работает в ситуациях разрушенных ожиданий. В заданном социальном контексте разрушение ожиданий принимает форму нарушения определенной взаимности или консенсуса. Такой консенсус является существенным фактором взаимодействия и интеграции общества» (Леднева А. В. Указ. соч., с. 92-93).

Некоторые исследователи рассматривают развитие неклассической социологии на основе человекоцентристской парадигмы (Субетто А. И., Григорьев С. И., Барнаул). Эта парадигма выводится на основе перевода социальной эволюции от стихийного развития к управляемой социоприродной эволюции на базе общественного интеллекта[20].

Логика традиционного социально-исторического развития человечества указывала только тот порядок, который устанавливался в рамках социума. А. И. Субетто предлагает соотносить и связывать эту логику с биосферными процессами, учитывать негативный характер «эколого-катастрофического окаймления человечества» (Указ. соч., с. 183). Главным в таких условиях становится управление качеством жизни. Качество самого человека, его творческих возможностей меняется под воздействием образовательной революции. Парадигма социогенетического воспроизводства общественного интеллекта, способного творчески управлять настоящим и будущим развитием, отражает потребности новой цивилизации, по мнению А. И. Субетто.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: