Пример 4. С. (23 года). Да, рождение ребенка действительно изменило нашу жизнь

С. (23 года). Да, рождение ребенка действительно изменило нашу жизнь. Я никогда и не предполагал, что будет именно так. Мы с женой совершенно перестали общаться, все наши отношения, темы разговоров обусловлены одной проблемой — забота, уход за ребенком, удовлетворение его физиологичес­ких потребностей. Жена постоянно жалуется на то, как ей скучно, тяжело, одиноко. От такой психологической атмос­феры в доме хочется бежать, и я, как правило, стараюсь долъ -ше задерживаться на работе, под любым предлогом отлучать -ся из дома. Из-за этого — постоянные ссоры, конфликты, обиды на то, что я не хочу быть с ней и с ребенком. Возможно, это действительно так. А что ждет меня дома?...Постоянно кричащий ребенок, недовольная и вечно раздраженная жена.

Пример 5.

Н. (25 лет). После рождения ребенка жена совершенно за­была о том, что есть я, и что я — полноценный мужчина. Она постоянно находится рядом с ребенком, на меня ей времени со­вершенно не хватает. Я, конечно, люблю своего ребенка, но мне тоже хочется внимания и ласки. Мне не хватает той женщи -ны, которой была раньше моя жена.

Как видим, рождение ребенка действительно оказывает влия­ние на душевное равновесие, изменяет состояние внутреннего мира мужчины. Важное жизненное событие — рождение ребенка в се­мье — требует кардинальной перестройки моделей поведения отца.

Трудности, связанные с материальным обеспечением семьи, — это единственный фактор, относящийся к традиционным представ -лениям мужчины о распределении ролей в семье. Другие явления касаются проблемы «нового отцовства», качественно преобразо­ванной роли отца. Эти факторы составляют доминирующее коли­чество в данном списке. К сожалению, проблеме «нового отцов­ства» посвящено мало отечественных исследований, особенно это касается переживаний и чувств мужчины-отца. Единственный ас­пект, о котором упоминается в психотерапевтической литературе о семье, — это второстепенность роли мужчины в отношениях «мать — ребенок». До рождения ребенка партнеры могли свобод­но оказывать эмоциональную поддержку друг другу, но родившийся ребенок теперь поглощает силы и внимание матери полностью. А это значит, что ей для восполнения ресурсов требуется больше прежнего любви и поддержки мужа. Она отдает ребенку столько, что вернуть мужу и нечего. Значит, «муж лишен своей обычной доли эмоциональной поддержки», — пишет английский психотерапевт Р. Скиннер.

Тем не менее успешная адаптация к отцовству возможна. Р. В. Ма-неров предполагает, что на успешность адаптации к отцовской роли влияет большое количество сложно взаимодействующих факторов, таких как личностные особенности (прежде всего, особенности лич -ностной адаптации), история жизни мужчины, особенности его взаимоотношений со своим отцом, модель отцовства своего отца, культурные, социальные и семейные особенности, физическое и психическое здоровье.

Были выделены такие важные аспекты принятия роли отца муж­чиной, как уважение и привязанность к отцу со стороны матери:

только в такой обстановке, считают специалисты в этой области, мужчина может проявить себя как отец и воспитатель. Еще один немаловажный фактор — возраст мужчины (не слишком рано, ког­да существует опасность легкомысленного отношения к отцовству, и не слишком поздно, когда ответственность за судьбу детей может испугать), то есть личностная зрелость. Важны также участие отца в общении с ребенком до рождения и в период младенчества; учас­тие отца в родах, так как беременность жены — это первая проба реальной готовности мужчины к появлению ребенка.

Выделяют следующие показатели успешной адаптации к отцов -ству:

1) удовлетворенность своей отцовской ролью;

2) отцовская компетентность;

3) отсутствие проблем во взаимодействии с ребенком;

4) успешное развитие ребенка (в том числе, его общее эмоцио­нальное благополучие).

Исследования немецких ученых (Д. Руссельидр.) показали, что отцовство, когда оно интернализовано, влияет на собственную по-лоролевую идентификацию мужчины, его удовлетворенность жиз­нью и мировоззрение. Вовлеченные в воспитание своих детей муж­чины продемонстрировали менее ригидное понимание мужской роли и стереотипа мужественности, они рассматривают отцовство как важнейший фактор своей мужской роли, таким образом, иден­тифицируя себя с собственным отцом. Кроме того, установлено, что мужчины, принимающие значительное участие в воспитании сво­их детей, обнаруживали большую удовлетворенность жизнью, чем бездетные мужчины. Они имели более высокую самооценку и были более уверены в себе. Была обнаружена взаимосвязь между само­уважением и принятием отцовской заботы о детях на себя. Инте­ресные результаты получены исследователями из Австралии: ока­залось, что отцовство влияет и на мировоззрение и убеждения личности. Меняется представление мужчины о ценности челове­ческой жизни, очень важным становится благополучие ребенка, его нормальное развитие. Таким образом, принятие роли оказывает влияние на операциональный аспект ее выполнения и влияет на лич -ностные изменения мужчины.

К сожалению, адаптация к отцовству у многих личностно-не­зрелых мужчин, еще не начавшись, тут же заканчивается вместе с известием о беременности супруги. Многие мужчины после таких

новостей либо пропадают, оставляя свою беременную женщину наедине со своим новым положением, либо требуют от нее немед­ленного прерывания беременности.

Проблемы, связанные с девиантным отцовством, стали в наше время весьма острыми и актуальными. Доказательством этого является возникновение новых форм отклоняющегося отцовского поведения: уход из семьи, отказ от совместной жизни с супругой и ребенком; проявление насилия по отношению к своему ребен­ку. Причины отклоняющегося отцовского поведения следует ис­кать, прежде всего, в эгоцентризме, инфантильности, сексуаль­ной неразборчивости мужчин. А это, в свою очередь, связано с низким уровнем сформированности матрицы отцовского отно­шения.

Кроме того, при неблагоприятном развитии событий возможен ролевой конфликт, когда представления о ролях, выполняемых од­ним человеком, разнятся. Есть мнение, что многие проблемы бе­гущих от отцовства мужчин связаны, прежде всего, с ролевым кон -фликтом. Условно выделяют два типа мужчин: для первых роль отца несовместима с профессиональным ростом, свободой и ро­лью «свободного» мужчины, для вторых сложности взаимоотно­шений с собственными родителями и связанная с этим безответ -ственность являются препятствием для выполнения отцовской роли.

Таким образом, результаты адаптации либо дезадаптации муж­чины к новой социальной роли обусловлены многими обстоятель­ствами: свойствами его личности, устойчивостью личности, куль­турными, социальными и семейными особенностями. Но главными, детерминирующими все вышеперечисленные особенно­сти, являются: 1) уровень сформированности матрицы отцовского отношения, которая складывается в родительской семье, прежде всего, под влиянием взаимоотношений с собственными отцом и ма­терью; 2) выбранный стиль совладеющего поведения.

Мы также предположили, что трудности, связанные с ситуа­цией родительства, провоцируют возникновение у определенной группы мужчин-отцов пессимистичных взглядов на жизнь и, как следствие, отказ от активной жизненной позиции. Уровень жиз­ненных ориентации (оптимизм / пессимизм) мужчин, впервые ставших отцами, мы изучали с помощью методики ТЖО (тест жизненных ориентации), которая была разработана Е. Чангом

(1997). Оказалось, что 57% мужчин-отцов оптимистичны, у до­статочно многочисленной группы мужчин (42,5%) явно выражен пессимизм.

Жизненные принципы мужчин с негативной жизненной ориен­тацией звучат следующим образом:

• «лучше не ждать самого хорошего, потому что, скорее всего, наступит разочарование»;

• «я редко ожидаю хороших событий»;

• «если шансы равны (50 / 50), то я обязательно выбираю не­правильный вариант».

Таким образом, можно сделать вывод о том, что ситуация, в ко­торую попадает мужчина после рождения первого ребенка в семье, нередко негативным образом сказывается на его эмоциональном благополучии и влияет на изменение жизненных ориентации.

Большая часть мужчин-отцов с преобладанием пессимизма ис­пытывают состояние субдепрессии, тревожности, чрезмерного бес­покойства. Пессимизм как жизненная ориентация личности имеет средние устойчивые положительные связи с выбором мужчинами определенных стратегий / стилей совладеющего поведения: эмоци­онально-ориентированный копинг; принятие ответственнос­ти; бегство-избегание. Пессимизм также связан со следующими показателями социально-психологической адаптации (Р. Даймонд, К. Роджерс): ожиданием внешнего контроля; ведомостью; эскапиз­мом; дезадаптивностью; также наблюдается отрицательная связь пессимизма с принятием себя. Значимые связи между оптимиз­мом и выбором мужчинами-отцами стилей и стратегий совлада-ния с трудностями не были установлены.

Кроме того, примерно треть мужчин, впервые ставших отцами, испытывают состояние субдепрессии. Уровень депрессивности (из­меренный с помощью методика BDI, адаптация Н. В. Тарабриной, 2000) влияет на достаточном и высоком уровнях значимости на следующие переменные: а) отрицательно — на степень принятия других; б) положительно — на эмоциональный дискомфорт.

Пример 6.

Вот как можно описать состояние молодою отца К. (26 лет).

Это человек, который...

• чувствует себя несчастным;

• думая 6 будущем, чувствует себя разочарованным;

• не получает столько же удовольствия от жизни, как раньте;

• довольно часто чувствует себя виноватым;

• думает о том, чтобы покончить с собой, но он этого не сделает;

• обеспокоен тем, что выглядит постаревшим и непривле­кательным;

• беспокоится по поводу психосоматических заболеваний;

• меньше, чем обычно, интересуется сексом. Из рассказа жены К. стало известно:

Мы постоянно ругаемся, кричим, все отражается на ребенке. Малыш очень пугается, когда мы в повышенном тоне выясняем отношения, он замирает в одном положении и смотрит на нас.

Сейчас мы в очередной раз серьезно поругались, муж ушел из дома и когда вернется, я не предполагаю...

Мы выяснили, что в целом наиболее часто выбираемым спосо­бом совладания с трудностями у мужчин, впервые ставших отца­ми, является проблемно-ориентированный копинг (заинтересо­ванность и прямые действия по разрешению проблемы). У мужчин-отцов с преобладанием пессимистичных взглядов на жизнь, пассивной жизненной позиции и наличием симптомов суб-депрессии самой выбираемой копинг-стратегией в совладании с трудностями оказалась стратегия бегство-избегание. Полученные результаты подтверждаются наблюдениями за поведением моло­дых мужчин-отцов (многочисленные случаи ухода из дома, алко­голизм, интимные отношения вне семьи).

Во многом выбор мужчиной - отцом проблемно -ориентирован -ною копинга в совладеющем поведении обусловлен ориентацией на существующий в общественном сознании образец идеального муж­чины — тендерный стереотип (мужчина сильный, независимый, инструментальный, ему нельзя показывать свои негативные чув­ства, эмоции, поскольку это не одобряется обществом). Но «цена» такого поведения в совладании с трудностями высока.

На этом этапе у мужчины-отца появляются и механизмы пси­хологической защиты, в частности реакция избегания, что было под­тверждено с помощью проективной методики «Дом. Дерево. Че­ловек». Эта реакция проявляется в неосознаваемой установке «Если я не могу качественно разрешить проблему, я от нее отдалюсь, про -игнорирую». Мужчины, впервые ставшие отцами, предпочитают скорее психологически отделиться от ситуации и уменьшить ее зна-

чимость, чем выражать свои негативные эмоции, «выбрасывать» агрессию на окружающих людей, достигая этим лучшего эмоцио­нального самочувствия.

Второе место у мужчин, впервые ставших отцами, занимает ко­пинг, ориентированный на избегание. Он помогает мужчинам, оказавшимся в новой ролевой ситуации, сохранить эмоциональный комфорт, оптимистичные взгляды на жизнь и, возможно, лучше адаптироваться к новой социальной роли.

Мы считаем, что мужчина, впервые ставший отцом, несомнен­но, испытывает стресс, который он частично вытесняет, поскольку считает, что ему нельзя показывать свои чувства, рассказывать о своих переживаниях, мыслях.

И безусловно, в поведении современного молодого мужчины-отца присутствуют как защитные механизмы, так и механизмы со­владания, при ведущем значении совладания.

Современное отцовство — это разнообразное и динамичное яв­ление. К счастью, существуют и мощные позитивные тенденции. Одна из них — большее вовлечение отца в воспитание ребенка, до­ступность в общении, ответственность, компетентность в делах и потребностях ребенка.

Контрольные вопросы

1. С какими трудностями сталкивается семья на начальном эта -пе жизненного цикла?

2. Какова динамика родительских установок на этапе принятия роли матери?

3. Как определяет отцовство М. Мид, каковы взгляды современ -ных авторов?

4. Что такое «новое отцовство» и насколько оно распростране­но в России?

5. Каковы переживания мужчины во время беременности жены?

6. Какие трудности, в том числе эмоциональные, испытывает отец с появлением в семье первого ребенка?

7. Назовите особенности эмоционального состояния и совлада -ющего поведения мужчин, впервые ставших отцами?

8. В чем отличия совладающего поведения отца и матери пер -вого ребенка?

Задания для самостоятельной работы

1. Сходство и различие между принятием материнской и отцов -ской ролей.

2. Влияние добрачного поведения на стабильность молодой семьи.

3. Психологическая близость в молодой семье и отношения с родителями.

4. Мотивация рождения первого ребенка и родительские уста­новки.

ЛИТЕРАТУРА

1. Андреева Г. М. Социальная психология. М.: АСПЕКТ -Пресс, 2000.

2. Алешина Ю. Е., ВоловичА. С. Проблемы усвоения ролей мужчины и женщины // Вопросы психологии. 1991. № 4.

3. Ахмеров Р. А. Биографические кризисы личности: Дис.... канд. психол. наук. М., 1994.

4. Борисов И. Ю. Полоролевая дифференциация во взаимоот­ношениях супругов на разных стадиях жизненного цикла се­мьи // Вестник МГУ. Серия 14. Психология. 1987. № 1.

5. БрутманВ. И., Варга А. Я.,Хамитова И. Ю. Влияние се­мейных факторов на формирование девиантного поведения матери // Психологический журнал. 2000. № 2.

6. Витакер К. Полночные размышления семейного психотера -певта. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

7. Евсеенкова Ю. В. Тендерные аспекты формирования родительских чувств при ожидании ребенка // Ежегодник РПО: Материалы 3-го Всероссийского съезда психологов. Т. 3. СПб.: Изд-во С.-Петербургскогоун-та, 2003. 8. Зацепин В. И. Молодая семья: Социально-экономические, правовые, морально-психологические проблемы. Киев: Украша, 1991. 9. Калмыкова Е. С. Психологические проблемы первых лет суп -ружеской жизни // Вопросы психологии. 1983. № 2. 10. Келлерман П. Ф. Психодрама крупным планом: Анализ те­рапевтических механизмов. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

11. Кон И. С. Введение в сексологию. М.: Медицина, 1988.

12. Кратохвил С. Психотерапия семейно - сексуальных дисгар -моний. М.: Медицина, 1991.

13. Манеров Р. В. Психология отцовства // Ежегодник РПО: Материалы 3-го Всероссийского съезда психологов. Т. 5. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2003.

14. Мид М. Культура и мир детства. М.: Наука, 1998.

15. Мину хин С, Фишман Ч. Техники семейной психотерапии. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

16. Подобина О. Б. Особенности психологического совладения

(молодой матери // Ежегодник РПО: Материалы 3-го Все­российского съезда психологов. Т. 6. СПб.: Изд-во С.-Пе­тербургского ун-та, 2003. у.

1 7. Скиннер Р., Клииз Д. Семья и как в ней уцелеть. М.: Неза­висимая фирма «Класс», 1995.

18. СлободчиковВ. И., ИсаевЕ. И. Основы психологической

(антропологии. Психология развития человека: Развитие субъективной реальности в онтогенезе: Учебное пособие для вузов. М.: Школьная Пресса, 2000.

19. СмирноваВ.А. Исследование совладающего поведения мужчин, впервые ставших отцами. Квалификационная работа. (На пра­вах рукописи.) Кострома, 2004 (научн. рук. Т. Л. Крюкова).

Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Ин­ститута Психотерапии, 2002.

Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб.: Речь 2000.

Эйдемиллер Э. Г., Добряков И. В., Никольская И. М. Се­мейный диагноз и семейная терапия. СПб.: Речь, 2003. LazarreJ. The mother: Knot. N. Y.: Dell, 1977. Rich A. Of woman born: Motherhood as experience and institution. N. Y.: Norton, Cop., 1976.

Stress and the Family. Vol. 1. Coping with Normative Transitions / Ed. by H. I. McCubbin, С R. Figley. N.Y.: Brunner/Mazel Publishers, 1983.

ГЛАВА 4 СЕМЬЯ С «ОСОБЫМИ» ТРУДНОСТЯМИ

МАТЕРИ НЕДОНОШЕННЫХ ДЕТЕЙ

Сердце матери лучше солнца греет. Русская народная пословица

В последние десятилетия большое внимание уделяется материн -ству на этапе беременности, родов и младенчества, социально - эмо -циональному развитию младенцев во взаимодействии с матерью. Все большим числом специалистов он рассматривается как приори­тетный. Во многом это обусловлено падением рождаемости, рос­том социальных сирот и «отказных детей», ухудшением состояния здоровья детей, малоразработанностью социально-психологичес­ких программ и проектов сопровождения семьи с ребенком, дост­раиванием отсутствующей структуры — системы раннего вмеша­тельства.

Значительный вклад в изучение роли матери в образовании ран -них личностных структур, осознание включения раннего вмеша­тельства как одного из направлений психологической деятельности в учреждениях родовспоможения и детства внесли зарубежные и отечественные исследования и теории: положение о социальности развития младенцев (Л. С. Выготский); влияние раннего эмоцио­нального опыта ребенка на его дальнейшее развитие (Дж. Боулби); теория психологии младенчества и генезиса общения (М. И. Лиси­на); концепция взаимодействия матери и младенца (Р. Ж. Муха-медрахимов). Несмотря на растущий интерес к психологии бере­менности и материнства, преждевременные роды и последующее становление материнства — одна из наименее изученных проблем современной психологии.

Особенности психического развития недоношенного младенца

В нашей стране наблюдение за развитием недоношенных детей находится исключительно в поле зрения медиков. Согласно совре­менному определению, недоношенный ребенок — это ребенок, ро­дившийся преждевременно до окончания нормального срока бере­менности — сорока недель. Недоношенные дети в нашей стране составляют около 5% от всех новорожденных детей. Преждевремен -ные роды — ситуация, в которой страдают двое — и ребенок, и мать.

Многочисленные отечественные и зарубежные специалисты от­мечают, что на раннее психическое развитие недоношенных мла­денцев значительное влияние оказывают следующие биологические факторы: гестационный возраст (то есть продолжительность дан­ной беременности), общая морфофункциональная незрелость ор­ганов и систем (прежде всего, ЦНС), критически низкая масса тела при рождении (от 700 до 1100 г), неврологические нарушения.

Недоношенные дети составляют группу высокого риска в отно­шении возникновения у них в дальнейшем нарушений соматичес­кого, неврологического характера, зачастую ведущим к отклонени­ям в психическом развитии. Недоношенность часто сочетается с врожденными заболеваниями и нередко является основой для ин­валидности с детства. Данные, накопленные зарубежной статисти­кой (М. Э. Вернадская, 2003), свидетельствуют о том, что среди недоношенных младенцев:

• в 16 % случаев был поставлен диагноз ДЦП; процент данного заболевания оказался достаточно стабильным и был принят в качестве показателя распространенности ДЦП у выживших недоношенных младенцев;

• в 20% случаев отмечается умственная отсталость;

• в 21 % случаев уровень интеллектуального развития был ниже нормы;

• в 10% случаев обнаруживалась недостаточность развития зрения и слуха;

• в 33% случаев встречался сложный дефект развития. Среди психосоциальных факторов называют раннюю госпиталь -

ную депривацию (продолжительностью до 4—6 мес), негативно

окрашенное взаимодействие с другими взрослыми — врачебным пер -соналом (недоношенный младенец подвергается процедурам, неко­торые из них достаточно болезненны) и проявление «стереотипа не­доношенного» (недоношенного считают более болезненным, ранимым, хрупким и инфантильным, есть данные о пролонгирован-ности действия стереотипа вплоть до школьного возраста).

Преждевременно родившиеся младенцы, по данным Р. Ж. Му-хамедрахимова, попадают в группу младенцев с высоким риском. Процесс взаимодействия матери и ребенка описывается им как асинхронный, с дефицитом взаимной регуляции уровня возбужде­ния и стимуляции, нарушением «танца» взаимодействия. Если мать не в силах настроиться на «волну» младенца и установить с ним вза­имонаправленные отношения с целью удовлетворения базовых по­требностей ребенка, то в дальнейшем высока вероятность форми­рования небезопасной привязанности. Необходимо отметить, что интенсивная вовлеченность матери во взаимодействие с младенцем таит опасность для нее, так как ведет к внутреннему «перегоранию» уже в течение первого года жизни ребенка.

Так, эмоциональная привязанность из - за психической незрело -сти ребенка (в результате которой отмечаются неясность сигналов, непоследовательность поведения ребенка) уже страдает, а отлуче­ние его от матери на достаточно продолжительное время усугубля­ет и без того нарушенное взаимодействие и мешает установлению эмоциональных связей.

Как известно, в первые дни своей жизни недоношенные дети под­вержены смертельной опасности в значительно большей степени, чем те дети, которые провели в утробе матери все «положенные» 9 месяцев. Согласно современным исследованиям, воспоминание об этой смертельной опасности остается глубоко в памяти ребенка. Установлено, что недоношенные дети чаще сверстников страдают от страха перед смертью или страха потери матери (в исследовании принимали участие 50 подростков в возрасте от 14 до 16 лет, кото­рые родились раньше положенного срока и со слишком малым ве­сом).

В системе отечественного здравоохранения сложилась обстанов­ка, не содействующая социально-эмоциональному выхаживанию детей. Так, в отделении выхаживания недоношенных отмечается ограниченное количество коек для матерей (например, всего 18 матерей 50 младенцев могут находиться в отделении выхаживания

недоношенных детской городской больницы г. Костромы), для ос­тальных матерей посещения сведены к минимуму, у медицинских специалистов нет грамотного четкого представления о значении раннего эмоционального контакта (привязанности) с родителями в развитии ребенка, отсутствуют программы, оптимизирующие вза­имодействие в системе «недоношенный — родитель».

Послеродовая депрессия

Почти полвека назад Дж. Боулби выдвинул предположение о том, что депрессивные матери «присутствуют наполовину»: физи­чески присутствуют, но эмоционально отсутствуют. С тех пор было проведено множество исследований, каждое из которых различным образом развивало эту идею.

В группу риска по возникновению послеродовой депрессии от -носят:

1) женщин, у которых в семье были психопатологии;

2) женщин, переживающих рождение ребенка с физическим или психическим дефектом;

3) женщин, у которых начало материнства связано с негатив­ными эмоциями и трудностями;

4) женщины, которым не оказывается социальная поддержка. Изучение концепции «материнствования» («mothering»), a

именно реального материнского поведения и реакции матери на события после родов, позволило выделить две группы матерей — «помогающих» и «регулирующих».

В первую группу вошли женщины, ориентированные на есте­ственные роды и отводящие ребенку центральное место в своей жиз -ни. Ко второй относят женщин, не желающих оставить работу, ка­рьеру, у которых появление ребенка обусловлено социальными нормативными представлениями о семейной жизни.

Женщины обеих групп одинаково подвержены послеродовой депрессии. У «помогающих мам» депрессия возникает из-за не- I возможности эффективно осуществлять материнские функции либо

находиться рядом с ребенком (например, в случае ранней госпи­тализации новорожденного). «Регулирующие матери» склонны к депрессии, поскольку не могут объединить карьеру и заботу о ре­бенке, а также ощущают потерю независимости.

Зарубежные исследователи отмечают, что неблагоприятное дей -ствие перинатальной депрессии не проходит с рождением ребенка и затрагивает не только самочувствие матери; она отражается и на здоровье ребенка (P. Meredith, P. Noller, 2003). Следует добавить, что состояние депрессивной матери, по сравнению с состоянием матерей с другими диагнозами, менее благоприятно влияет на пси­хическое развитие ребенка, особенно на чувство базисного доверия, внутренние защитные механизмы, речевое развитие.

Замечено, что социальная поддержка способна смягчить послед­ствия неблагоприятных событий в жизни женщины. Так, женщи­ны, получающие менее качественную социальную поддержку пе­ред родами, находятся под большим риском развития предродовой и послеродовой депрессии (L. H. Zayas, К. R. Jankowski, M. D. МсКее,2003).

Исследователи отмечают, что матери, испытывающие постна-тальную депрессию, имеют затруднения в общении с детьми, ока­зываются неспособны к невербальному общению с новорожденным. Депрессивное состояние женщины мешает заботе о ребенке и по­ниманию его потребностей. Они реже берут младенцев на руки, не подходят к ним во время плача и даже отказываются кормить гру­дью. Многие авторы указывают на наличие более значимых труд­ностей в детско-родительских отношениях у матерей с постнаталь-ной депрессией, чем у матерей с нормальным эмоциональным состоянием (P. Meredith, P. Noller, 2003).

Мы не можем обойти вниманием и аспекты, связанные с корм­лением грудью младенцев. По мнению М. Кляйн, прикладывание к груди и взаимоотношения ребенка с материнской грудью — одна из наиболее существенных составляющих эмоциональной жизни младенца. Грудь, дающая ощущение удовлетворения от принятия пищи, оказывается любимой и ощущается как «хорошая», что ста­новится позитивной «основой отношения к «хорошей» матери» (М. Кляйн, 2001). Если же грудь является источником фрустра­ции, она «вызывает ненависть и ощущается как «плохая»».

Таким образом, первые переживания ребенка, связанные с кор -млением («хорошая / плохая» грудь) и присутствием его матери,

влияют на способность младенца любить и доверять хорошим объектам, инициируют объектное отношение к матери. Следова­тельно, любое сильное эмоциональное переживание и негативное состояние женщины способны нарушить (а порой и разрушить) отношения с младенцем, послужить источником развития у ребен­ка базальной тревоги.

Существуют данные, свидетельствующие о глубоком влиянии материнской депрессии на поведение младенца. Так, в одном из исследований обнаружено, что младенцы отражают поведение и состояние своих депрессивный матерей (P. Meredith, P. Noller, 2003). Дети депрессивных матерей в процессе спонтанного взаи­модействия оказываются менее активными, реже выражают удов­летворение, чаще протестуют и отводят взгляд по сравнению с мла­денцами недепрессивных матерей.

Женщины, страдающие от депрессии и испытывающие сильный стресс, разговаривают со своими детьми в более грубой форме, они больше ругают своих детей и меньше хвалят их (в сравнении с жен­щинами, избежавшими депрессии).

Таким образом, психическое здоровье матери после родов (и во время беременности) может оказать влияние на ее способность со­ответствующе заботиться о новорожденном и о себе.

Преждевременные роды и женщина: социально-психологическое исследование

Исследование переживаемых психологических трудностей и эмоционального состояния женщины, связанных с рождением не­доношенного ребенка, проводилось на базе отделения выхажива­ния недоношенных новорожденных детской городской больницы г. Костромы. Известно, что матери детей с любым типом наруше­ния развития рассматриваются как первые кандидаты для эмоцио­нальных расстройств.

Методическая схема проведенного исследования включала 4 методики: опросник депрессивности А. Бека (BDI), рисуночный

тест «Я и мой ребенок», опросник «Копинг-поведение в стрессо­вых ситуациях» (CISS), «Опросник о способах копинга» (WCQ).

Большинство детей поступает в больницу в возрасте от четырех до семи дней с разной степенью недоношенности (1 степень — 35—36 недель; 2 степень — 32—34 недели; 3 степень — 29—31 неделя; 4 сте­пень — меньше 29 недель), а следовательно, и разной массой тела (от 850 г до 2200 г). Дети, поступающие в отделение, имеют различную перинатальную патологию (пневмопатии, гемолитическая болезнь, перинатальные энцефалопатии и т. п.). Наряду с перинатальной патологией у малышей встречаются различные пороки развития: порок сердца, врожденный дакриоцистит, органические пораже­ния центральной нервной системы, пороки развития почек, а так­же множественные пороки развития.

Следует рассмотреть контингент матерей, участвовавших в ис­следовании, которым оказывалась психолого-педагогическая по­мощь. Всех женщин можно условно разделить с учетом возраста на две группы: молодые матери (средний возраст 21 год) и матери старше 32 лет. Если для молодых матерей материнство еще не стало ценностью жизни, так как социальная роль матери ими не освоена и находится только в стадии принятия, да и карьера не стала важ­ной частью жизни, то для матерей старшего возраста, как показал анализ интервью, ребенок представляет самостоятельную ценность. Они реже говорят о случайности появления ребенка, чаще он явля­ется долгожданным и «последней надеждой иметь детей». В ходе интервью они отмечали, что ребенок в их семье желанен, любим, появление его на свет радует всех, включая сестер и братьев.

С помощью опросника депрессивности Бека (BDI) было уста­новлено, что в группе женщин старше 32 лет чаще, чем в группе молодых матерей, отмечается более высокий уровень депрессии, так называемый «критический уровень». Среди психопатологической симптоматики на когнитивно-аффективном уровне отмечаются печаль, неудовлетворенность собой, ощущение наказания, плакси­вость, нерешительность. На соматическом уровне проявления деп­рессии выражены бессонница, потеря аппетита, потеря в весе, по­теря сексуального влечения.

В ходе интервью женщины описывали сильные эмоции и нега­тивные переживания, связанные с рождением недоношенного ре­бенка. Для некоторых матерей беседа, состоявшаяся в рамках ис­следования, была единственной возможностью погоревать

152,

(«проделать работу» горя) по поводу травматичного рождения «не такого, как у всех» ребенка.

Психика любой матери, к тому же ожидающей первенца, обыч -но не готова к травме. Кроме того, женщина в послеродовом пери­оде оказывается достаточно ранимой, находится в состоянии по­вышенной чувствительности и хрупкости. Мать, как и отец, никогда не думают, что их ребенок может быть инвалидом. Поэтому первое негативное сообщение о рождении младенца вызывает у матерей шок. И результатом этого шока бывает боль. Боль такой интенсив­ности, что может парализовать либо «свести с ума» женщину. Это нарушает защитные механизмы психики, лишая человека возмож­ности прибегнуть к адаптивным реакциям и стратегиям совлада-ния с кризисной ситуацией. Вслед за шоком и болью появляются вина («что я сделала..?»), гнев («моя доля несправедлива»), от­рицание происходящего («... это происходит не со мной»), депрес -сия («мне все равно...»). Шок и эмоции дезорганизуют психику, как будто образуют в ней «разрывы», и полностью блокируют ее нормальное функционирование.

С психоаналитической точки зрения, подобные неполноценные эмоциональные переживания негативно сказываются на представ­лениях женщины о самой себе. Так, у женщин с самопроизвольным выкидышем и склонных к недонашиванию отмечаются потеря са­моуважения и ненависть к собственному женскому телу, которое не смогло родить полноценного / живого ребенка (Д. Пайнз, 1997). Ощущая чувство собственной неполноценности, матери ис­пытывают страх перед будущим: «о будущем думать страшно», «ок­ружающие не должны знать о том, что случилось», «не могу гово­рить... даже думать... что дальше...».

По яркому выражению Д. Пайнз, «материнство — опыт трех поколений»: беременная играет роль матери для своего ребенка, одновременно оставаясь ребенком для своей матери.

В психоанализе преждевременные роды, выкидыш рассматри­ваются как соматизация эмоциональных трудностей детства жен­щины, разрешающихся в итоге «отказом плоду в жизни». Психи­ческий конфликт, бессознательно переживаемый женщиной и' решаемый на психосоматическом уровне, вызван двуличным объек­том своей матери. Пробуждаемые чувства у лиц, становящихся ро- _t дителями, «имеют много общего с теми чувствами, которые были пробуждены» реальными родителями в детстве (Дж. Боулби,

2004). Вскормившая их мать, с одной стороны, «могущественная, щедрая, питающая и жизнедающая» фигура, с другой, полная ее противоположность — «злая ведьма, убийца, несущая возмездие дочери» (Д. Пайнз, 1997).

Материнская амбивалентность имеет два выхода (разрешения): женщина либо «удерживает, защищает, позволяет расти», либо «физически отвергает беспомощное зависимое создание». Таким образом, «женщина может содействовать жизни плода и собствен­ному материнству или разрушить и то и другое» (Д. Пайнз, 1997).

Рисунки матерей недоношенных младенцев на тему «Я и мой ре­бенок» соответствовали двум типам переживания ситуации материн­ства. Первый тип рисунков (33%) указывает на наличие у женщин незначительных симптомов тревоги, неуверенности, конфликтности.

Во втором типе рисунков (67%) присутствовал конфликт с си­туацией материнства. О конфликте свидетельствуют такие призна­ки, как отсутствие на рисунке себя и / или ребенка, замена образов на растения / символы, отказ от рисования.

Примером может служить рисунок Ю. 18 лет (роды в срок 34— 35 нед.), который содержит признаки конфликта с ситуацией ма­теринства (рис. 2). Молодая женщина нарисовала черным цветом сердце небольшого размера, символизирующее ее ребенка.

Первая ассоциация, возникающая в связи с этим изображени­ем, — темная сторона любви. В данном случае Ю. использовала компенсирующий символ для выражения своей потребности в материнской любви. Ю. имеет проблемы со своей матерью.

Другая вызванная рисунком ассоциация была эмоционального плана. Ю. ощущает подавленность, тревогу, страх. Черный цвет, ассоциируясь с архетипом «тень», несет символическую суть — не- Л доступность, фрустрацию, утрату привычного ощущения «Я», пе- \ риод ухода в бездействие.

В ситуации конфликтного материнства также начинают действо -вать отнесенные к личности ребенка эмоции разочарования, недо-. вольства, весь тот сложный эмоциональный комплекс отношений к ребенку, который именуется комплексом «не оправдавшего на­дежд». Понятно, что этот эмоциональный узел весьма неблагоп- ] риятен для психического и личностного развития детей.

Исследование выявило особенности психологического совладания женщины на этапе адаптации к роли матери «особого» ребенка, когда актуализируется реальное ролевое материнское поведение в отноше -нии собственного неполноценного ребенка. По данным исследова­ния оказалось, что женщины имеют более высокие показатели по сле­дующим стилям / стратегиям совладающего поведения: с одной стороны, у матерей отмечаются проблемно-ориентированный ко-! пинг (направлен на решение задач), планирование решения пробле -КЫ (проблемно-фокусированные усилия по изменению ситуации), положительная переоценка (усилия по созданию положительного значения, включая религиозные намерения), принятие ответствен­ности (признание своей роли в проблеме); с другой, они чаще ис­пользуют бегство—избегание (мысленное стремление и поведенчес­кие усилия, направленные к бегству) и дистанцирование (когнитивные попытки уменьшить значимость ситуации).

Так, женщины готовы использовать активные стратегии совла- I дания, ориентированные на решение проблемы, и готовы к пере­смотру ситуации, что создает благоприятные условия для выхода из кризиса. Однако ввиду дезорганизации психики конструктивные, адаптивные стратегии защиты не срабатывают, появляются и до-| минируют неконструктивные, что, в свою очередь, ведет к усиле­нию дистресса. Тем самым женщины пытаются уменьшить значи­мость стоящей перед ними проблемы, чтобы далее от нее отсоединиться и искусственно отодвинуть на второй план. По мне- ' нию специалистов, субъекты «ухода» — это, прежде всего, инди­виды, пережившие много разочарований и неудач. Уход или бег- ство из проблемных ситуаций, связанных с ребенком, осуществляется не только на поведенческом уровне, путем избега-

ния контактов с реальными лицами кризисной ситуации (напри­мер, с ребенком) и ухода от решения проблем, связанных с ребен­ком, но также и на чисто психологическом уровне — путем внут­реннего отчуждения от ситуации, связанной с ребенком, и подавления мыслей о ней.

Таким образом, ситуация преждевременных родов представляет обширные возможности развития негативных последствий для ре­бенка, матери и семьи, включая риск развития нарушения привя­занности, жестокого обращения с ребенком, социальных проблем, трудностей, связанных с развитием дисфункциональных супружес­ких отношений. Анализ результатов исследования указывает на не­обходимость психолого-педагогической работы на начальных эта­пах развития ребенка, позволяющей изменить негативное отношение родителей к своему малышу и оказать ему необходимую раннюю по -мощь для избежания проблем в младшем дошкольном возрасте.

СОЦИАЛЬНЫЙ КРИЗИС СЕМЬИ: ДЕВИАНТНЫЕ МАТЕРИ И ИХ ДЕТИ

В современной научной литературе распространены взгляды на произошедшие семейные изменения как на исключительно объектив -ный процесс, неизбежно и закономерно ведущий к деформации се­мьи в ходе индустриального развития общества. Тем не менее, читая жесткие категоричные суждения о задачах преобразования брачно-семейных отношений идеологов советского государства и имея объек­тивную картину кризиса современной семьи, нельзя игнорировать причастность государства к формированию семейной динамики и отрицать возможность целенаправленного воздействия государствен­ных структур на семью. Так в 1919 г. небезызвестная Инесса Ар­манд писала: «Мы должны и мы уже начали вводить общественное воспитание детей и уничтожать власть родителей над детьми».

К «успехам» подобной целенаправленной политики в области семейных отношений можно отнести наблюдаемые в современном

обществе асоциальные явления: социальное сиротство, девиантное поведение, подростковые суициды, социальная и школьная деза­даптация, детская проституция, наркомания, алкоголизм, преступ­ность.

В их число включается и девиантное материнство, под которым понимается отклоняющееся поведение матери, проявляющееся в эмоциональном и физическом отвержении ребенка и выражающе­еся в различных формах (гипоопека, авторитаризм, гиперопека, физическое и психическое насилие, отказ от ребенка), которые име­ют большое влияние на формирование дефицита в психическом и физическом развитии ребенка.

Девиантное материнство можно рассматривать и как причину, и как следствие семейного неблагополучия. Девиантная мать сама происходит из неблагополучной семьи. Таким образом, это про­блема многопоколенная. Причины девиантного материнства коре­нятся в драме женщины с девиантным поведением и ее собствен­ной матери. Девиантная мать — это мать, которой недодали материнства, это та, которая отвергалась своей матерью с детства. Эта материнская депривация сделала невозможным процесс иден­тификации с матерью, как на уровне психологического пола, так и на уровне формирования материнской роли. Ведущая потребность женщины с девиантным поведением — получить любовь и призна­ние своей родной матери. Такая потребность приводит к эмоцио­нальной зависимости от матери и во многом блокирует личност­ный рост женщины, не позволяя ей в будущем стать хорошей матерью.

Особенность развития материнской сферы женщины в челове­ческом обществе состоит в том, что общество и сама мать частично осознают материнские функции, частично они представлены в фор -ме поверий, примет, суеверий. В процессе детско-материнского взаимодействия мать, наряду с сознательной регуляцией своей де­ятельности, пользуется интуицией и своими эмоциями. Борьба за равенство мужчины и женщины, как достижение идеалов социа­лизма, и целенаправленная, на протяжении многих лет, политика государства в области семейных отношений привела к тому, что со -временная российская женщина несет на себе бремя ответственно -сти за семью (В. Н. Дружинин, 2000). Женщина стала излишне «мужественна», недостаточно отзывчива и эмпатична, но требо­вательна и категорична. Подобное извращение ролевой структуры

семьи можно рассматривать как одну из причин детских неврозов.

«Модель материнского поведения, в которой ребенок должен быть только сыт, здоров, обут, одет, имела под собой реальные (и ужасные) основания: опыт миллионов женщин, для которых фи­зическое выживание детей стало важнее всего остального. Игнори­рование, отрицание травм и лишений, причиняемых отрывом от матери при помещении ребенка «в детские учреждения», играло роль пусть примитивной, но все же защиты от чувств боли и вины» (Л. М. Кроль, Е. Л. Михайлова, 1999).

Современная женщина — это стержень, основа, на которой дер­жится благополучие семьи. Но именно женщина чаще всего в повсед­невной жизни сталкивается со стрессом и не всегда успешно с ним со­владает. Возрастание обеспокоенности и, в итоге, постоянное стрессовое состояние современной женщины, отсутствие социальной поддержки, одного из мощных средовых копинг-ресурсов, — все это оказывает пагубное воздействие на женщин, многим из которых лич­ностных ресурсов недостаточно для эффективного совладения с жиз­ненными трудностями. Это, пожалуй, самая важная причина семей­ного неблагополучия. Несовладание или деструктивное совладание женщин приводит к саморазрушению, к нивелированию роли матери и больнее всего бьет по детям. Женщины, поглощенные разрешением собственных проблем, с трудом воспринимают или вообще игнориру­ют сигналы, исходящие от ребенка, пренебрегают его потребностями и избегают контакта с ним. Большинство девиантных матерей имеют статус одинокой матери, то есть вынуждены выполнять как женские, так и мужские функции в жизни неполной семьи. И, к сожалению, многие из них не справляются с жизненными трудностями, выбирая деструктивные способы совладания (алкоголь, отказ от ребенка).

Семья является витальной, то есть жизненно необходимой сре­дой для развития и воспитания ребенка. Она может выступать и стрессором, и социальной поддержкой (В. Н. Дружинин, 2000). Неблагополучная семья — семья, характеризующаяся низким со­стоянием психологического комфорта внутри семейного простран­ства. Такая семья полностью или частично не удовлетворяет потреб -ность членов семьи в эмоциональной поддержке, чувстве безопасности, ощущении ценности и значимости своего «Я», эмо­циональном тепле и любви.

Жизнь детей в неблагополучной семье особенно тяжело сказыва­ется на психическом развитии ребенка. Наиболее чувствительными

к воздействию семейного неблагополучия оказываются стержневые образования личности ребенка — его представления о себе, самоот­ношение, самооценка, образ себя. Отсутствие положительного са­мопринятия особенно заметно в поведении детей без семьи. Оно вы­ражается в избегании прямого зрительного контакта как с партнером по общению, так и с собственным отражением в зеркале, а также в задержке развития графической деятельности (в частности, в отказе детей 4—6 лет рисовать человека, в том числе свой портрет). Причи­на этого явления — невыполнение матерью функций «биологичес­кого зеркала» и «биологического эха», когда ее лицо, мимика, инто -нации служат подтверждением желательных форм поведения и отвержением нежелательных. С первых дней жизни ребенку нужно общение с матерью, нужна ее помощь, он связывает с ней опреде­ленные ожидания, вправе по-своему «располагать ей». Он хочет как бы «отражаться» вней. Но это возможно лишь при условии, что мать действительно видит в нем маленькое беспомощное единственное и неповторимое существо, а не собственные ожидания, страхи, пла­ны-проекции относительно будущего ребенка. В последнем случае ребенок видит в матери отражение не себя самого, а ее проблем. Сам он остается без зеркала и в дальнейшем будет совершенно напрасно искать его. Если же ребенку повезло, и он рос, видя в матери отра­жение себя и чувствуя, что мать заботится о его развитии, то в нем с годами может развиться здоровое самосознание. В оптимальном слу­чае именно мать создает дружелюбную эмоциональную атмосферу и с пониманием относится к потребностям ребенка (А. Миллер, 2001).

По мнению Э. Фромма, материнская любовь — это безуслов­ное утверждение жизни и потребностей ребенка. Поддержание жиз -ни имеет два аспекта: один — это забота и ответственность, абсо­лютно необходимые для обеспечения жизни и развития ребенка. Но другой аспект касается более важных проблем, чем просто сохра­нение жизни. Мать должна внушить ребенку любовь к жизни, ощу­щение, что жить — прекрасно, прекрасно быть мальчиком или де­вочкой, прекрасно жить на этой земле.

Земля — всегда символ матери, она «течет молоком и медом». Молоко — символ первого аспекта любви, то есть заботы и утверж­дения. Мед символизирует сладость жизни, любовь к жизни и сча­стье от того, что живешь на свете. Большинство матерей могут дать своим детям «молоко», но лишь немногие дают еще и «мед». Что-

бы давать мед, женщина должна быть не просто «хорошей мате­рью», но счастливым человеком, а это — достижение немногих. Материнская любовь к жизни столь же заразительна, как и ее тре­вога.

Мать может дать жизнь, но может и отнять ее. Она возрождает, но она же и уничтожает; она может творить чудеса любви — никто не умеет ранить больнее, чем она. Материнство, мать настолько вос­петы в нашей культуре, что человеческому рассудку трудно смириться с амбивалентностьтю этого явления. По мнению К. Юнга, архетип матери подвержен неприметному скольжению от положительного полюса к отрицательному: «Заботливая — убаюкивающая — обво­лакивающая — удушающая — пожирающая». На уровне психоло­гической защиты происходит отрицание темной стороны матери как самой матерью, так и ее ребенком. Но сны, которые дают выход бессознательному, порождают чудовищ, в которых хорошо угады­ваются образы родителей, в первую очередь матери. Вот, напри­мер, сон 10-летнего мальчика, находящегося в Социально-реаби­литационном центре для несовершеннолетних и остро переживающего конфликтные отношения с отчимом и холодность матери. Главное действующее лицо повторяющегося кошмарного сна— маленький человечек, всемогущий, злобный, который спо­собен убить даже Бога и Ангела-хранителя, он постоянно угрожает мальчику. Арядом большая, плачущая, добрая в душе планета Зем­ля, которую этот человечек заставляет быть злой. И далее, по сю­жету сна возникает образ собаки, охраняющей ворота к счастью, собака злая, подчиняется маленькому человеку, она глухая и сле­пая, с ней невозможно договориться, разве только, если она про­глотит мальчика, и тот изнутри будет ей кричать и просить о помо­щи. В процессе психологической работы со снами, стабилизации жизни ребенка в Социально-реабилитационном центре произош­ло примирение и прощение матери на символическом уровне (она посещала ребенка крайне редко). Мальчику приснился сон, где он играет с собакой, катается на ней, гладит и обнимает ставшую доб­рой собаку.

Родительство — это нелегкий труд. И любая мать испытывает всю гамму чувств по отношению к своему ребенку, от огромной любви до раздражения и, порой, ненависти. Но, осознавая и разрешая себе эти чувства, она тем самым побеждает их, еще более укрепляя свет -лые стороны материнства.

16o

Поведение матери, уклоняющейся от воспитания ребенка, ха­рактеризуется активным использованием психологических защит, ведущих к неэффективной адаптации, и использованием неконст­руктивных копинг-стратегий. На первом этапе встречи с жизнен­ной трудностью, лишением ребенка, женщина использует защиту по типу регрессии. Типичное поведение: слезы, обещание испра­виться, избегание зрительного контакта, неловкость в движениях, сутулость, желание вызвать жалость. Следующий этап характери­зуется некоторой нестабильностью, нарастанием уверенности, уменьшением страха и тревоги. И нередко завершается демонстра­цией психологической защиты по типу проекции, выражающейся в агрессивности по отношению к работникам социальных служб, вос­питателей, желании снять с себя вину за отказ от ребенка.

Результаты изучения стратегий совладания со стрессом у жен -щин, чьи дети попали в Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних, свидетельствуют о бедном репертуаре их со-владающего поведения. Оказавшись в трудной жизненной ситуа­ции, женщины часто думают о ней, переживают чувство вины, но редко или никогда не пытаются решить ее, не используют свой опыт, не учатся на своих ошибках. Немногие обращаются за социальной поддержкой, так как, вероятно, бессознательно боятся отказа. С подругами чаще всего обсуждают бытовые проблемы, а муж, если он есть, чаще всего не интересуется не только переживаниями, но и вообще какими-либо изменениями в жизни женщины. Часто ре­бенок в такой семье становится личной проблемой матери, либо на первом месте оказываются супружеские, сексуальные отношения, а воспитание детей уходит на второй план. Женщины испытывают трудности в отреагировании эмоций, редко плачут, чаще ведут себя деструктивно: кричат, дерутся, ломают вещи, бьют мужа, стремятся отдалиться от травмирующей ситуации, уходят из дома, иногда ос­тавляя детей с пьяным мужем, объясняя это тем, что им ничего не грозит. С целью отвлечения от жизненных проблем смотрят теле­визор либо используют многовековой способ снятия напряжения — алкоголь.

У родителей из неблагополучных семей наблюдаются особые, годами вырабатываемые, установки и способы восприятия мира. Эти установки и способы направлены на поддержание иллюзорно­го, призрачного, но, в то же время, эмоционально комфортного мироощущения. У большинства матерей, чьи дети были изъяты из

16l

семьи, есть стремление переменить свою жизнь, начать работать, не пить и вернуть ребенка в семью. Они уверяют, что решение этих проблем не является для них трудным или невозможным. Не имея в арсенале стратегии поиска социальной поддержки, они практи­чески никогда не обращаются за помощью к социальным работни­кам. Необходимость обращения к наркологу воспринимают с удив -лением, иногда с негодованием. Подобную реакцию объясняют тем, что у них отсутствует алкогольная зависимость, они выпивают толь­ко по праздникам в хорошей компании, в любой момент могут бро­сить пить. Можно с уверенностью отметить парадокс психологии этихженщин: на словах — осуждение пьянства, представление себя любящей, заботливой матерью, на деле — видимые последствия алкогольной зависимости, пренебрежение близкими, приличиями и нормами.

Проводя интервью и диагностируя особенности детско-роди­тельских отношений у матерей, дети которых оказались в Социаль­но-реабилитационном центре для несовершеннолетних, можно от­метить преобладание рационального, интеллектуального отношения к своей материнской роли и к ребенку. Анализируя детско-роди­тельские отношения, женщины, как правило, описывают их как гар­моничные, отмечают привязанность к ребенку, понимание его про­блем и подчеркивают жертвенность своего отношения («ради него я готова на все»). Тем не менее, наблюдая за встречей матери и ребенка, можно отметить особенности поведения, которые проти­воречат сказанному. При наблюдении фиксировались несколько параметров: эмоциональная окраска встреч — расставаний, ини­циаторы контакта (взрослый или ребенок), основное содержание общения.

При анализе данных наблюдения можно было отметить особен -ности в поведении матерей и детей. Объектом наблюдения высту­пали дети-дошкольники, так как именно их чаще всего посещают родители или родственники. Дети по-разному реагировали на при­ход матери, чаще всего спокойно подходили к ней, внешне никак не проявляя радость, садились рядом и молчали. Матери смущенно начинали обнимать детей, сажали их на колени и начинали кор­мить сладостями. Создавалось впечатление, что физический кон­такт чужд этим отношениям матери и ребенка, поцелуи и объятия выглядят нелозкими, попытка улыбки у матерей сочетается с грус­тным уставшим холодным выражением глаз. Особую неловкость

испытывают матери, когда в присутствии воспитателя дети не сра­зу устремляются к ним, а пытаются что-то продемонстрировать, показать. Инициатором контакта чаще выступают матери, задавая односложные вопросы: «Ну, как ты тут? Что ел?». Наиболее рас­пространенной картиной является молчаливое присутствие рядом друг с другом; время посещения заканчивается, когда ребенок съест принесенные сладости. Расставание ребенок переносит достаточно тяжело, будучи внешне совершенно спокойным при встрече, он за­ливается горьким плачем, но в редких случаях хватается за мать. Матери обычно смущенно поторапливают ребенка («ну, давай, иди, все, я приду»), при этом оставаясь холодными и отстраненными. Анализируя результаты наблюдения, можно сделать вывод, что зна­чительный процент детей, попадающих в Социально-реабилитаци­онный центр, находятся в эмоциональной изоляции от взрослого (матери), испытывая дефицит в ласке и тепле. Мать интуитивно не чувствует своего ребенка, отстраняется от него, не использует воз­можности тесного контакта с ним, встречи проходят в форме обя­занности.

Интересно, что дети, поступающие в Социально-реабилитаци­онный центр, на первом этапе ведут себя одинаково настороженно, присматриваясь к ситуации. Дети - дошкольники редко плачут, даже когда сильно ударятся, если и появляются слезы, то «тихие и неза­метные». Лишь со временем, привыкнув к новой ситуации, узнав людей, которые с ними живут и работают, многие дети становятся «вдруг» непослушными, капризными, неуправляемыми. Стабиль­ность отношений в новом мире, где они оказались, позволяет детям ослабить цензуру в проявлении эмоций, так как свое умение воз­держиваться от проявления чувств они превратили в настоящее ис­кусство. Ведь ребенок способен испытывать чувства лишь в том слу­чае, если рядом находится человек, с пониманием относящийся к нему. Но если маленький ребенок из-за своего душевного волнения рискует утратить любовь взрослых, он не просто скрывает от окру­жающих свои эмоции, но вынужденно вытесняет их в бессознатель­ное. С годами они накапливаются в организме ребенка, оказываясь источником внутреннего воздействия на его психику (А. Миллер, 2001).

Глубина эмоциональных нарушений и способность к адапта­ции детей, находящихся в Социально-реабилитационном центре, во многом зависят от предыдущего опыта семейной жизни, его

i6₃

продолжительности и эффективности, а также от личностных осо­бенностей самих детей. Неблагополучная для ребенка семья — это не синоним асоциальной семьи, все зависит от восприятия ребен­ком семейной ситуации и отношения к происходящему в ней. И чаще всего дети дорожат такими понятиями, как «дом, семья, мать, отец, родственники». Ребенок, особенно подросток, может сказать, что ненавидит свою мать, но испытывает неприятные, а порой агрессивные чувства, если кто-либо чужой говорит о ней плохо. Дети, лишенные родительского попечения, стремятся в род­ную семью. В Социально-реабилитационном центре дети нахо­дятся постоянно, но старшие из них время от времени или регу­лярно ездят домой, даже если там их ждет пьяная мать. Ощущения своего, а не казенного дома, родных людей, семьи, видимо, остро необходимы для становления семейной социальной идентичности и самосознания ребенка. В воспоминаниях маленьких детей так­же часто возникают образы дома, родителей, совместной с ними деятельности («ходил с отцом на рыбалку»). Редко случается, что­бы маленький ребенок чужого человека стал называть «мамой». Собственные воспоминания, нечастый приход родственников не дают ребенку забыть того, что у него есть мать, есть свой дом. Приятные воспоминания связаны с возможностью самостоятель­ного времяпровождения («гулял, где хотел»), с семейным отды­хом, с рождением брата, и чаще всего просто с ощущением родно­го места, принадлежности к семье («самое приятное воспоминание, когда я была дома»). Встречались и ответы, когда семью вспоминают редко. Они были связаны в одном случае со смертью отца, в другом, мы полагаем, с еще не проработанным и незалеченным временем горем и страданиями, касающимися се­мьи. У ребенка есть органически необходимая потребность в се­мье, прежде всего, матери, и дети часто в своих фантазиях идеа­лизируют ее образ. Подобные фантазии находят свое выражение в рисунках детей, лишенных родительского попечения.

Образ идеальной матери может быть усвоен как семейный миф. Отрицание реальной действительности самой матерью, постоян­ная вербализация желаемого, запрет на выражение реальных чувств и мыслей приводят к тому, что ребенок хорошо усваивает положение вещей и начинает транслировать этот миф. Но при со­хранном интеллекте, умении анализировать и сравнивать ребенок испытывает противоречивые чувства. Подобная амбивалентность

чувств и мыслей проявляется в нарастающей тревожности, когда дру -гие люди начинают внимательно изучать его семью. Примером мо­жет служить поведение семилетней девочки, описывающей свою мать «очень хорошей, доброй, совсем не пьющей». Матери 39 лет. На вид пожилая женщина, с алкогольной зависимостью, на лице синяки, как результат семейных конфликтов с сожителем. Из беседы выяснено, что в прошлом у нее около 10 лет тюремного заключения за участие в драках и разбоях. Говорит об этом, смущаясь, подобная информа­ция открыто не разглашается. Считает себя жертвой обстоятельств. В разговоре постоянно пытается доказать то, что она хорошая мать своей дочери: «Я вырастила ее, многому научила, она самостоятель­ный, взрослый человек» (речь идет о девочке 7 лет). На протяжении всего разговора девочка испытывала тревогу, прислушивалась к бе­седе, старалась быть в курсе обсуждаемого.

Дети, находящиеся в Центре, в отличие от детей из детских до­мов, имеют одно важное преимущество. Они знают, что у них есть семья, дом, живут воспоминаниями, часто идеализированными, и надеются, что родители не предадут их. В данной ситуации есть воз­можность оказать помощь таким семьям. Но только психологичес­кими средствами проблемы не решить. Нужна системная политика государства, реализация социальных программ, создание социаль­но-кризисных центров для женщин с детьми, так как социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних защищают ре­бенка, но не в силах решить проблему семьи, куда этому ребенку рано или поздно придется вернуться.

ПЕРЕЖИВАНИЕ РОДИТЕЛЯМИ СИТУАЦИИ

РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА С СЕНСОРНЫМИ НАРУШЕНИЯМИ

Рождение ребенка с отклонениями в развитии является тяже­лым жизненным событием в семье. Трудности, связанные с воспи­танием ребенка с отклонениями в развитии, вызывают качествен­ные изменения жизнедеятельности семьи, нарушают адаптацию,

как отдельных ее членов, так и группы (семьи) в целом, приводя к семейному кризису (В. В. Ткачева, 2004).

В научной литературе не зафиксировано случаев, где семья, име­ющая ребенка с нарушениями, обходилась бы без кризиса. Однако исследователи отмечают, что сам процесс переживания кризиса та­кого характера и совладание с ним у семей различны и определя­ются особыми семейными и личностными ресурсами.

По данным исследований В. В. Ткачевой, функционирование подобной семьи претерпевает ряд качественных изменений, про­являющихся на нескольких уровнях: психологическом, социальном, соматическом. Психологический уровень характеризуется измене­ниями в эмоционально-волевой и личностной сферах родителей. Социальный уровень проявляется нарушениями супружеских, родительских и экстрасемейных отношений (общение с родствен­никами, друзьями и другими людьми). Соматический уровень затрагивается в связи с превышением уровня переносимых нагру­зок: как результат перенапряжения у родителей могут возникать различные соматические заболевания, астенические и вегетативные расстройства.

Такая семья также испытывает воздействие стресса ежедневных трудностей. Возникают особые проблемы и переживания, которые проявляются изо дня в день на разных этапах жизненного цикла, проверяя семью на прочность и устойчивость. Семья и все ее члены находятся перед необходимостью противостоять неблагоприятным изменениям и вырабатывать новые формы поведения, приспосаб­ливаясь к данной ситуации или выживая в ней.

Не все семьи, имеющие детей-инвалидов, конструктивно совла­дают с переживаниями. В научной литературе описаны случаи не­способности семьи или родителей приспособиться или совладать с тяжестью действующего стрессора. Итогом несовладания является прямое устранение проблемы — отказ от ребенка или косвенное — эмо­циональное отвержение, жестокое обращение с ребенком (Л. М. Ши-пицына, 2005; Е. М. Мастюкова, 2003).

Семейные кризисы, вызванные наличием какого-либо заболе­вания или нарушения в развитии у ребенка, можно рассматривать как стрессоры экстремального уровня, серьезно и неожиданно на­рушающие жизнь семьи.

Семьи, имеющие детей-инвалидов, являются психологически незащищенными и чувствуют свое отличие от других. В этом случае

мы можем говорить, что такая семья —носитель определенной стиг­мы (от лат. stigma — пятно). Главной причиной, стигматизирую­щей семью, является особенное, нетипичное, отклоняющееся от нормы развитие ребенка.

Изучение системы отношений и переживаний в такого рода се­мье затруднено, поскольку родители в большинстве случаев закры­ты от внешнего вмешательства (М. М. Семаго, 1992). Необходи­мые условия процесса общения с такой семьей — чувство эмпатии и профессиональное сопереживание.

&ля того чтобы понять и представить, что переживают родите­ли, имеющие детей с нарушениями в развитии, и как они совладают с трудностями, в работе с такими семьями использовалось фено­менологическое интервью.

Интервью состояло из трех блоков вопросов. Вначале использо­вались вопросы, помогающие родителям составить рассказ о своем ребенке. Сюда относятся представления родителей о ребенке, све­дения об общении с ребенком, особенностях и целях воспитания, ценности ребенка в жизни родителей, характеристика себя как ро­дителя и т. д. Вводная часть интервью не содержит психологически острых вопросов, что позволяет снять некоторое волнение родите­лей, настроить их на процесс общения, расположить к исследовате -лю. Примерные вопросы вводной части:

1) Расскажите, пожалуйста, о себе и вашем ребенке.

2) Ребенок и вы: назовите три важных для вас момента воспи­тания.

Далее предлагались вопросы, позволяющие понять пережива­ния родителей, вызванные рождением ребенка с проблемами в раз -витии, жизнедеятельность семьи в данных условиях и особенности семейных или индивидуальных ресурсов совладения:

1) Попробуйте описать ваши личные переживания на момент возникновения нарушения у ребенка.

2) Что вы делали, как вы вели себя в тот период?

3) Как вы считаете, что помогло или кто помог (и помогает) вам справиться с тяжелыми переживаниями?

Завершали интервью вопросы, связанные с наличием, поиском и принятием родителями внешних ресурсов, способствующих се­мейному и индивидуальному совладанию:

1) Каково ваше отношение к существующей системе помощи ре­бенку с проблемами в развитии и его семье? Эффективна ли такая помощь?

1б₇

2) Существует ли, на ваш взгляд, потребность родителей в пси­хологической поддержке? От кого, чья?

В исследовании принимали участие родители, воспитывающие детей дошкольного и младшего школьного возраста с сенсорными нарушениями (по одному родителю из каждой семьи).

Предпочтение отдавалось родителям, не имеющим отклонений в сенсорной сфере. В фокусе внимания были, прежде всего