Лекция 13. Институционально-социологическое направление в экономической науке

1. Общая характеристика институционализма.

2. Американский (ранний) институционализм.

3. Обновленный институционализм в трудах Дж. Гелбрейта, Ф.Перу.

4. Современный институционализм.

1. Общая характеристика институционализма

Институционализм, возникнув в конце XIX в. в США, уже к середине ХХ в. стал широко известным и популярным во всем мире течением. Его идеологические и методологические предпосылки были заложены в середине XIX в. учеными исторической школы Германии, которые первыми стали говорить о необходимости изучения внеэкономических факторов экономического развития для понимания особенностей и общего вектора в развитии народного хозяйства страны.

Название нового направления экономической теории связано с признанием его создателями и последователями важности наряду с материальными факторами духовных, моральных, правовых и других переменных, рассматриваемых в историческом контексте в качестве первичного элемента движущей силы общества в экономике и вне ее. При этом объекты исследования (институты) не подразделяются на первичные и вторичные и не противопоставляются.

Суть институционализма отражена в трех характеристиках, относящихся к области методологии.

1. Неудовлетворенность высоким уровнем абстракции, присущей неоклассике, и в особенности статическим характером ортодоксальной теории цен. Это точно выразил теоретик и историк институционального направления П. Хомен: «Институционализм оспаривает ортодоксальную теорию по следующим положениям: он утверждает, что ортодоксальная политэкономия основана на дискредитированной гедонистической теории человеческого поведения; что ее основной постулат об индивидуалистической конкуренции неверен и неточен и что ее центральная проблема об определении условий экономического равновесия основана на несостоятельной аналогии с физической наукой и предполагает статический взгляд на экономическую организацию в отличие от действительного процесса развития».[274]

2. Стремление к интеграции экономической теории с другими общественными науками, или «вера в преимущества междисциплинарного подхода». Институционалисты пытались подойти к анализу проблем современной экономической теории, применяя методы других социальных наук: социологии, политологии, права, психологии и др.

3. Недовольство недостаточной эмпиричностью классической и неоклассической теорий. Институционалисты, призвав к детальным количественным исследованиям, сосредоточили свое внимание на конкретике, что помешало создать им единую концепцию, и поэтому институционализм иногда называют «теорией без теории».

Термин «институционализм», который ввел в научный оборот У. Гамильтон, тесно связан с двумя понятиями: «институция», под которой понимают установление, обычай, порядок, принятый в обществе, и «институт» – закрепление обычаев и порядков в форме закона или учреждения. Разделение этих понятий весьма условно, поскольку в теориях институционалистов они имеют часто широкое и размытое содержание. Так, У. Гамильтон определяет институты как «...словесный символ, который применяется для обозначения совокупности социальных обычаев. Они означают преобладающий и постоянный способ мышления или действия, который стал привычным для группы или превратился для народа в обычай. В повседневной речи это аналог «процедуры», «общего согласия» или «договоренности»; на литературном языке нравы, народные обычаи, равно как денежная экономика, классическое образование, фундаментализм и демократия являются «институтами»... Институты устанавливают границы и формы человеческой деятельности. Мир обычаев и привычек, к которому мы приспосабливаем нашу жизнь, представляет собой сплетение и неразрывную ткань институтов».[275] Из данного определения видно, что этот термин охватывает достаточно широкий круг категорий и явлений, предопределяющих действия отдельных экономических субъектов и эволюцию экономики в целом.

Наиболее видными идеологами раннего институционализма были Торстейн Веблен (1857-1929), первые работы которого вышли еще в конце XIX века, а также Джон Коммонс (1862-1945) и Уэсли Митчелл (1874-1948), пик творческой деятельности которых приходится на период между двумя мировыми войнами.

Новое направление имело много общего с исторической школой, как на уровне методологических принципов, так и конкретной тематики исследований. Оба течения опирались на историзм и учет факторов социальной среды для обоснования путей экономического роста. Использование биологической метафоры для анализа развития общества и фокусирование внимания на роли насилия в капиталистическом предпринимательстве сближали Т. Веблена и В. Зомбарта, изучение цикличности экономических процессов – У. Митчелла и А. Шпитгофа. Внимание к рабочему вопросу, политико-правовым аспектам социальных движений, экономическому реформизму одинаково характерно для школы Г. Шмоллера и Дж. Коммонса.

Однако Т. Веблен достаточно критически отзывался об исторической школе. Он считал, что она сумела «дать лишь описательный обзор явлений, но отнюдь не генетическую характеристику развертывающегося (экономического) процесса... (и) полученные результаты едва ли можно назвать экономической теорией».[276]

В отличие от неоклассической теории, институционалисты пытались взглянуть на капиталистическое общество критически. По мнению Э. Жамса, Т. Веблен «убил оптимизм, который американцы видели в работах Дж. Кларка».[277] В работах Т. Веблена, Дж. Коммонса, У. Митчелла и других представителей даются отрицательные оценки ряду явлений капиталистической действительности.

Для институционализма с самого начала его развития характерно отстаивание идеи «социального контроля», вмешательства общества, главным образом государства, в механизм капиталистического воспроизводства. Эта идея оказалась одной из основных идей западной политэкономии XX в. наряду с концепцией свободного развития рыночного капиталистического хозяйства.[278] Таким образом, в теоретическом плане они подготовили определенную почву для последующего распространения кейнсианства.

Представителям институционализма была свойственна практическая направленность, выработка рекомендаций по механизму вмешательства в капиталистическую экономику. Их практические рекомендации оказались весьма разнородными: поставить «совет техников» во главе экономики (Т. Веблен); осуществлять планирование капиталистической экономики (У. Митчелл); создать представительное от всех социальных слоев правительство, способное примирить противоположные интересы (Дж. Коммонс) и др.[279]

В своем развитии институционально-социологическое направление прошло ряд этапов: классический, ранний, который также называют американским, так как его родоначальники и последователи проживали на территории США, послевоенный и обновленный, или современный.

2. Американский (ранний) институционализм

Основными представителями американского этапа развития институционализма являются Т. Веблен, У. Митчелл, Дж. Коммонс, А. Берль, Г. Минз, У. Гамильтон, Э. Богарт, К. Паркер, П. Хомен, Р. Тагвелл и др. Наибольшего влияния эта школа добилась в период между двумя мировыми войнами благодаря вниманию, которое она уделяла анализу институциональных структур, регулирующих функционирование и развитие бизнеса.

Торстейн Веблен (1857–1929) является представителем социально-психологического (технократического) направления в институционализме. Его перу принадлежит ряд исследований: «Теория праздного класса» (1899), «Теория делового предпринимательства» (1904), «Инстинкт мастерства и уровень развития технологии производства» (1914), «Крупные предприниматели и простой человек» (1919), «Инженеры и система ценностей» (1921), «Абсентеистская собственность и предпринимательство в новое время» (1923).

Веблен родился в семье норвежского крестьянина-эмигранта, в сельской местности штата Висконсин. Получив благодаря выдающимся способностям высшее образование и даже докторскую степень, он так и не стал своим в академическом мире. Большую часть жизни Веблен провел в суровой борьбе за хлеб насущный, часто меняя колледжи и университеты, в которых преподавал. Умер он в бедности, за несколько недель до начала биржевого краха 24 октября 1929 г. - «черного четверга», от которого ведет отсчет «великая депрессия», подтвердившая во многом социальный критицизм его теорий.[280]

Как основоположник институционализма Веблен выводит ряд экономических явлений из общественной психологии; в основе его взглядов лежит своеобразное понимание человека как биосоциального существа, руководимого врожденными инстинктами. К числу последних Т. Веблен относит: инстинкт самосохранения и сохранения рода («родительское чувство»), инстинкт мастерства («склонность или предрасположение к эффективным действиям»).[281]

Более сложная психологическая подоплека свойственна категории «завистливое сравнение», играющей в системе чрезвычайно важную роль. При помощи этой категории Веблен интерпретирует такие экономические явления, как приверженность людей к престижному потреблению, а также к накоплению капитала: собственник меньшего по размеру состояния испытывает зависть к более крупному капиталисту и стремится догнать его; при достижении желаемого уровня появляется стремление перегнать других и тем самым превзойти конкурентов.[282]

Книги Веблена содержат скрытую, а порой и явную полемику с экономистами неоклассического направления. Всем своим творчеством он давал понять, что экономическая наука не должна быть только наукой о ценах и рынках. Веблен писал, что предметом политической экономии является человеческая деятельность во всех ее проявлениях, общественные науки призваны заниматься отношениями людей друг к другу.

Неоклассики нередко представляли человека в виде идеальной счетной установки, мгновенно оценивающей полезность того или иного блага, с целью максимизировать общий эффект от использования наличного запаса ресурсов. Однако, согласно Веблену, экономическое поведение людей носит более сложный, часто иррациональный характер, ибо человек - не «машина для исчисления ощущений наслаждения и страдания».[283] На поведение людей сказываются, например, мотивы демонстративного престижного потребления, завистливого сравнения, инстинкт подражания, закон социального статуса и прочие врожденные и благоприобретенные склонности. Поведение человека не может сводиться к экономическим моделям, основанным на принципах утилитаризма и гедонизма. Данные рассуждения Т. Веблен использовал, в частности, в полемике против одного из столпов неоклассики - Дж. Б. Кларка.

Согласно Веблену, институты, или «принятая в настоящее время система общественной жизни», определяют непосредственные цели, подчиняющие себе поведение людей. Но благоприятные условия экономического развития существуют лишь в том случае, когда система институтов находится в гармонии с конечными целями, вытекающими из инстинктов.[284]

Другим важнейшим фактором, лежащим в основе изменения институтов, Т. Веблен считал технику, технологию. Согласно его учению, эту доминирующую роль техника выполняет не всегда, а лишь на стадии машинного производства. Таким образом, в методологии Веблена присутствуют элементы историзма, хотя во многом технократического свойства: институты изменяются потому, что на них воздействует человеческая психология, с одной стороны, и сплошной поток технических факторов - с другой. Эта двойственная психолого-технократическая концепция заложила основы современных теорий стадийности экономического роста и индустриальной цивилизации.

Центральное место в произведениях Веблена занимает его учение о «праздном классе». Учение о праздном классе вкупе с методологией технократизма лежит в основе вебленской концепции «индустриальной системы». Согласно этой теории капитализм (в терминологии Веблена - «денежное хозяйство») проходит две ступени развития: стадию господства предпринимателя, в течение которой власть и собственность принадлежат предпринимателю, стадию господства финансиста, когда финансисты оттесняют предпринимателей. Для последней стадии особенно характерно противостояние между индустрией и бизнесом, интересы которых совершенно различны.

Дихотомия между индустрией и бизнесом заключается, по Веблену, в том, что в индустриальной сфере функционируют слои, необходимые для общества, тогда как бизнес персонифицирован в «праздном классе», не несущем полезной нагрузки. В «праздный класс» Веблен включал лишь наиболее крупных финансовых магнатов; мелких и средних предпринимателей он не считал социальными иждивенцами и даже (с известными оговорками) зачислял в производительный класс.

Важнейшим итогом теоретической деятельности Веблена стало его учение об «абсеитеистской собственности» («абсентеистская» - отсутствующая, неосязаемая). Это собственность бизнесменов, не принимающих непосредственного участия в производстве. Если раньше, на стадии «господства предпринимателей», прибыль была закономерным итогом полезной предпринимательской деятельности, то в условиях «денежного хозяйства» XX в. главным средством извлечения прибыли сделался кредит. Именно при помощи кредита бизнесмены (представители «праздного класса») присваивают акции, облигации, другие фиктивные ценности, которые приносят огромные спекулятивные доходы. В итоге непомерно расширяется рынок ценных бумаг, рост размеров «абсеитеистской» собственности во много раз превосходит увеличение стоимости материальных активов корпораций. «Абсентеистская собственность» - основа существования «праздного класса», причина обостряющегося конфликта между индустрией и бизнесом.[285]

Таким образом, Веблен весьма тонко анализирует многие реальные аспекты экономики США начала ХХ в.: переход экономической власти в руки финансовых магнатов, манипулирование фиктивным капиталом как одним из главных средств приумножения финансового капитала, значительный отрыв капитала-собственности от капитала-функции и т.д. Вместе с тем этот экономист был убежденным сторонником меновой концепции: корень социальных конфликтов он искал в сфере обращения, а не производства, противоречия последней трактовались им как второстепенные.

Конкретно картина установления «нового порядка» выглядела в произведениях Веблена следующим образом: научно-техническая интеллигенция начинает всеобщую стачку, которая парализует промышленность. Паралич экономики заставляет «праздный класс» отступить. Власть переходит в руки технократов, приступающих к преобразованию индустриальной системы на новых началах. Веблен утверждает, что достаточно объединиться незначительному числу инженеров (вплоть до одного процента их общего числа), чтобы «праздный класс» добровольно отказался от власти.

Однако, по мнению Веблена, социализация собственности нужна лишь там, где паразитизм высших слоев особенно сильно задерживает технический прогресс. При описании своего социального идеала Веблен ставил акцент на проблемах управления, а не собственности. Он полагал, что в условиях высоко развитого капитализма, на стадии господства финансиста, акционерная форма автоматически превращает крупную капиталистическую собственность в нечто «абсентеистское» (отсутствующее, неосязаемое).[286]

Вебленовская концепция эволюции «индустриальной системы» не прошла бесследно для левореформаторского крыла американской экономической мысли. Она получила дальнейшее развитие в исследованиях видного экономиста и социолога Дж. К. Гелбрейта, в ряде футурологических моделей О. Тоффлера, Р. Хейлбронера и др. Если Веблена можно с полным основанием причислить к технократическому направлению американского институционализма, то его последователь Джон Коммонс (1862–1945) возглавил социально-правовую разновидность этого течения.

Коммонс был первым, кто написал специальную книгу «Институциональная экономическая теория» (1934). Но она вышла, когда автору было уже за 70, а его стаж профессиональной и общественной деятельности перевалил за 40 лет. Коммонс окончил духовный кол­ледж (1888) и продолжил образование в престижном университете Джонса Гопкинса, где стал любимым учеником Ричарда Эли (1858-1943), пытавшегося в свое время создать американское ответвление исторической школы в политэкономии.

В своем первом произведении, вышедшем в 1893 г., Дж. Коммонс выразил несогласие с маржиналистской индивидуалистической трактовкой распределения общественного дохода и игнорирования исторической изменчивости отношений собственности и прав личности, включающих в себя право на возможно более высокую долю в национальном продукте. Он констатировал рост монополистических тенденций в экономике и оправдывал существование профсоюзов как фактора, противостоящего и защищающего работников от давления крупного капитала. Дж. Коммонс, видя отрицательные последствия деятельности крупных корпораций, все же считал, что последние могут быть полезны в той мере, в какой способны смягчить остроту депрессии и наращивать масштабы производства. Поэтому на первый план он выдвигал поиск инструментов компромисса между организованным трудом и крупным капиталом, примирения экономических противоречий через взаимные действия, определив институциональную экономику как экономику коллективных действий.

Коллективные действия в качестве институтов направляют и контролируют поведение людей. Неразрывно связанные с отношениями собственности, они определяют рамки и находят свое выражение через суды. Эволюционный характер экономической науки требовал изучения судебных решений за период развития капитализма, чтобы иметь ясное представление о способах ограничения индивидуальных действий коллективными. Другой задачей, требующей решения, Дж. Коммонс считал изучение истории экономических учений для определения того, каким образом в экономическую теорию проникли представления о коллективных действиях. Выполнению этих задач посвящены книги «Правовые основания капитализма» и «Институциональная экономика».[287]

В своих ранних работах «Промышленная доброжелательность» и «Промышленное управление» он развивал идею социального соглашения рабочих и предпринимателей посредством взаимных уступок. С одной стороны, критикуя марксистское учение о классовой борьбе, он считал, что новый этап промышленного развития, связанный с ростом крупных корпораций, способствовал «диффузии капитализма в гущу широких масс народа»,[288] что привело к улучшению положения рабочего класса. С другой, он призывал капиталистов наладить «добрые отношения» с рабочими, перестать притеснять профсоюзы и признать за ними статус законной и необходимой составляющей зрелого промышленного общества. Значительное место в этой структуре Дж. Коммонс отводил политической системе, в частности избирательной и государственной. Он призывал голосовать за тех политиков, которые признают экономические требования профсоюзов, а исполнительную и судебную ветви государственной власти считал высшей инстанцией в классово-политическом арбитраже.

Дж. Коммонс понимал под институтами исторически сложившиеся и освященные юридическим авторитетом обычаи, уходившие своими корнями в коллективную психологию. Сформировавшись, действующие коллективные институты направляют поведение людей. Центральное место среди них Дж. Коммонс отводил «группам давления», т.е. крупным организациям (корпорациям, профсоюзам и политическим партиям), выражающим профессиональные интересы различных групп и страт общества.[289] Он предложил собственную теорию стоимости, в соответствии с которой стоимость товарной продукции определяется как результат юридического соглашения коллективных институтов.

Другое важное понятие институциональной экономики – сделка, или трансакция. Каждая сделка приходит три этапа: переговоры, принятие обязательства и его выполнение. В процессе переговоров стороны сначала заявляют свои позиции, отражающие чаще противоположные взгляды, а затем стараются прийти к согласию – найти решение, удовлетворяющее обе стороны. Трансакционный процесс служит определению «разумной ценности», возникающей из согласия о выполнении в будущем условий контракта. Контракт – это «гарантия ожиданий», без которой не может быть ценности. Дж. Коммонс различает три типа сделок: торговые, рационирующие и управленческие. Наиболее распространенный тип сделок – торговый. Рационирующие сделки связаны с налогообложением, бюджетом, регулированием цен, решениями правления корпораций. Управленческие сделки отражают отношения субординации (подчинения) в организациях.

В концепциях Дж. Коммонса и Т. Веблена много общего, но там, где пессимист Т. Веблен видел нелепости и непримиримые конфликты, более оптимистически настроенный Дж. Коммонс находил постепенное возникновение «разумных обычаев и разумных стоимостей, под влиянием которых меняются сами институты».[290] Проводя различие между действующими предприятиями, цель которых – повышение эффективности производства, и функционирующими фирмами, занятыми заключением сделок, Дж. Коммонс считал возможным уравновешивание интересов индустрии и бизнеса. «Самое лучшее производственное предприятие – это такое, где технические факторы используются наиболее пропорционально благодаря усилиям менеджеров. Самая лучшая фирма – та, где правильно соразмеряются покупки и продажи путем рыночных сделок. Самый лучший действующий коллективный институт – тот, где в правильном соотношении находятся техника и бизнес».[291]

Уэсли Клэр Митчелл (1874–1948) - ученик и последователь Т. Веблена, продолжил развитие идей своего учителя и стал родоначальником нового направления в институционализме: эмпирико-прогностического. Он подверг критике методологические принципы неоклассической теории, особенно модель рационального гедониста. По его мнению, «человек, который изучает забастовки и локауты, переменчивую фортуну деловых комбинаций, современные методы преодоления «потребительской инерции», или бумы и депрессии, не подтверждает впечатлений об экономической рациональности, выраженной в теоретических трактатах».[292] У. Митчелл считал, что посредством анализа эмпирического материала можно выявить реального экономического субъекта – среднестатистического человека в его отношении к денежным институтам. В современной цивилизации искусство делать деньги значительно опережает умение их рационально расходовать. Особенно нецелесообразна трата денег в семейных бюджетах, где характер расходов часто определяется желанием превзойти других, а изощренные способы траты денег являются одним из важнейших путей самоутверждения в обществе, завоевания престижа.

У. Митчелл продолжил исследование и развитие выдвинутой Т. Вебленом идеи дихотомии промышленности и бизнеса, которая у него нашла отражение в разрыве между динамикой промышленного производства и динамикой цен. У. Митчелл пытался увидеть более глубокие, чем у неоклассиков, причины, вызывающие изменение цен. Он полагал, что противоречивые мотивы действий людей, занятых добыванием и расходованием, – главная причина этого процесса. «...Самое важное, что надо понять в деньгах, это – механизм денежного хозяйства, т.е. общественную роль высоко организованной группы денежных институтов и то, как они развивались со времен Средневековья, стали квазинезависимыми и оказывали обратное влияние на деятельность и умы их создателей».[293]

Собственные разработки У. Митчелла связаны, во-первых, с раскрытием влияния внеэкономических (психологических, поведенческих и др.) факторов на экономические (денежное обращение, кредит, финансы и др.) посредством изучения количественных показателей и установления закономерностей между ними на основе значительного массива статистической информации и ее математической обработки. Во-вторых, он попытался обосновать концепцию бескризисного развития посредством различных вариантов государственного регулирования экономики.

Известность в США У. Митчеллу принесло возглавляемое им с 1920 г. Национальное бюро экономических исследований, которое занималось сбором и обработкой статистических данных, необходимых для прогнозирования экономических колебаний. Результатом деятельности в этом бюро стало признанное классическим исследование, дополненное переиздание книги «Деловые циклы». В 1920-х гг., а затем и в период Великой депрессии он выступал за активное государственное воздействие на экономику в области денежных, финансовых и кредитных факторов во взаимосвязи с социально-культурными проблемами и с учетом психологического анализа, а также активно участвовал в мероприятиях по восстановлению экономики.

Представители статистического течения институционализма в 1920-е гг. в своем «Гарвардском барометре» стали публиковать первые прогнозы экономического роста посредством построения кривых, представляющих средние индексы ряда показателей национального хозяйства. На основе эконометрических инструментов, которые позволили У. Митчеллу и его коллегам рассчитать длительность малых и больших циклов, они намеревались создать модель бескризисного развития экономики и предсказывать отклонения в динамике показателей, предотвращающих их спад. Средством смягчения циклических колебаний, по их мнению, должна стать организация национального планирования. Неудачный прогноз «Гарвардского барометра» в преддверии кризиса 1929–1933 гг. отразил несовершенство методологии исследований, но убедительно показал правильность необходимости социального контроля над экономикой.

Адольф Берль (1895–1971) и Гардинер Минз (1896–1982) в 1932 г. опубликовали книгу «Современная корпорация и частная собственность», которая принесла им известность. Эти авторы, проанализировав большой массив статистических данных, пришли к выводу, который намечен в последних работах Т. Веблена, – о прогрессирующем отделении собственности от управления в крупных акционерных компаниях. Большинство собственников превратилось в пассивных инвесторов, а реальное управление предприятиями, по их наблюдениям, переходит к наемным менеджерам – профессиональным управляющим, которые могут осуществлять контроль над корпорациями в своих интересах. «Концентрация экономической мощи, отделенной от собственности, фактически создала экономические империи и передала эти империи в руки новой формы абсолютизма».[294]

А. Берль и Р. Тавгвелл готовили тексты для речей Ф. Рузвельта, в которых проводилась идея, что перед лицом господства концентрированной власти менеджеров корпораций, государство должно стремительно выйти на первый план и защитить общественные интересы.

В годы Великой депрессии институционализм мог занять ведущее место среди других направлений экономической науки и осуществить свои идеи, но заметного влияния на практику не оказал. Некоторые ученые считают, что причиной неудачи послужила политическая неискушенность, другие – их мнение более справедливо – настаивают, что этого не произошло из-за отсутствия четких и понятых инструментов, которые помогли бы правительству справиться со сложившейся ситуацией. Такой вариант предложил Дж. Кейнс, последователи и интерпретаторы его концепции быстро завоевали господствующее положение в науке.

К концу 1930-х гг., после «кейнсианской революции», влияние институционалистов пошло на спад, однако заложенная ими традиция продолжила свое развитие. Таким образом, отличительными чертами раннего, американского, этапа развития институционализма являются ярко выраженная критическая направленность и обоснование необходимости социального контроля.

3. Обновленный институционализм в трудах Дж. Гелбрейта, Ф.Перу

После второй мировой войны институциональное направление западной политической экономии, возникшее в США на рубеже XIX – XX вв., получило распространение и в странах Западной Европы. Это было связано с особенностями их социально-экономического развития в тот период, заметным усилением монополизации и экономической роли государства. Вследствие вызванных войной серьезных экономических трудностей перед западной экономической наукой встала задача поиска действенных форм государственного регулирования хозяйственной жизни.

Новый интерес к институциональным идеям приходится на 1950–1960 гг. В этот период институционализм представляли такие известные экономисты, как Дж. Гэлбрейт, Р. Хейлбронер (теории технократического детерминизма), Ф. Перу, Ж. Фурас-тье (концепции социологического направления), Г. Мюрдаль, К. Виттфогель, У. Льюис (исследования проблем развивающихся стран). Характерной чертой данного этапа развития институционального направления является преобладание индустриально-технократического подхода. Истоки индустриальных концепций заложены в работах Т. Веблена.[295] Однако в этот период институциональные концепции утратили прежнее критическое звучание. У многих институционалистов это проявилось в теоретической реабилитации большого бизнеса, поскольку с ним связывали научно-технический прогресс. Согласно институциональной концепции научно-техническая революция - величайший процесс, способный решить основные общественно-политические проблемы. В качестве основного носителя рациональности и движущей силы экономического прогресса выступают крупные корпорации, которые функционируют на основе императивов индустриализма.

В 1950–1960-е гг. особой популярностью пользовалась идея о происходящей спонтанной трансформации капитализма, прежде всего за счет изменения природы крупных корпораций. Эти идеи были связаны, во-первых, с концепцией «революции управляющих» и, во-вторых, с учением демократизации собственности на капитал. Решающую роль приобрели понятия, представляющие социально-экономическую систему капитализма как качественно новый этап – «народный капитализм», «общество всеобщего благоденствия» и др.

Государство, с точки зрения теоретиков институционализма, претерпело существенные изменения, вследствие чего основной целью его стало обеспечение благоденствия для всех членов общества. На этой основе получили развитие различные теории социального контроля, что наряду с идеей трансформации капитализма было характерно для институционального направления послевоенного периода.[296]

Лидером этого этапа развития институционализма является экономист Джон Кеннет Гэлбрейт (1908–2006), который сыграл значительную роль в разработке политики «новых рубежей» при президенте Кеннеди. В число его основных произведений входят: «Американский капитализм», «Общество изобилия», «Новое индустриальное общество» и «Экономические теории и цели общества».

Изучая экономику нового индустриального общества на примере США, Дж. Гэлбрейт выделяет на основе технико-экономических факторов производства (наличие передовой технологии и сложной организации) две качественно различные системы: планирующую и рыночную. Планирующая система состоит из тысячи корпораций, производящих около половины всех товаров и услуг негосударственного сектора, а рыночная включает в себя миллионы мелких фирмы, работающих в разных отраслях экономики. Различия между этими двумя системами заключаются в силе экономической власти, которую они имеют над ценами, издержками, потребителями и экономической средой. Основная власть в современном обществе сосредоточена в руках крупных корпораций или планирующей системы, поэтому последняя эксплуатирует рыночную, перекладывая на нее значительную часть своих издержек.

Главным элементом планирующей системы является «зрелая» корпорация. Основой крупной корпорации служит соединение передовой техники с массовым применением капитала. Дж. Гэлбрейт выделяет две стадии развития корпорации: на первой стадии доминирует предпринимательская корпорация, «которая по времени своего возникновения, размеру и простоте операций еще позволяет отдельному лицу, контролирующему капиталы, пользоваться единоличной властью...».[297]

В ходе развития фирмы индивидуальные предприниматели теряют исключительный контроль над корпоративной собственностью, и начинается вторая стадия развития корпорации. Власть в ней переходит к специальной группе людей, охватывающей специалистов производства и управления. Дж. Гэлбрейт назвал ее техноструктурой и включил в ее состав: «...ученых, инженеров, техников, специалистов по реализации, рекламе и торговым операциям, экспертов в области связей с общественностью, лоббистов, адвокатов и людей, хорошо знакомых с особенностями вашингтонского бюрократического аппарата и его деятельности, а также посредников, управляющих, администраторов».[298] Таким образом, власть в развитой, «зрелой» корпорации принадлежит именно им. Переход власти к техноструктуре привел к смене стратегии ее развития: максимизация прибыли перестала быть основной целью. Основные цели техноструктуры, по мнению Дж. Гэлбрейта, можно разделить на два класса: защитные, связанные прежде всего с сохранением своего положения в организации, и положительные, направленные на укрепление и расширение собственной власти.

По мнению Дж. Гэлбрейта, планирование – объективная необходимость современной промышленности. Фирма должна осуществлять контроль за продукцией, которую она продает, и продукцией, которую она покупает. При этом ей надо поставить на место рынка планирование. Потребность в планировании объясняется усложнением технологии производства, значительным увеличением капиталовложений в новую технику, повышением уровня требований к организации производства.

Идею замещения рыночного механизма промышленным планированием Дж. Гэлбрейт использовал для обоснования трансформации капитализма в новое индустриальное общество. Он считал, что основой и главным инструментом замены рынка планированием является развитая корпорация, а экономическую деятельность государства рассматривал как необходимый элемент, «венчающий здание планирования».

Вмешательство государство, по мнению Дж. Гэлбрейта, необходимо для решения важных проблем американского капитализма, в основе которых лежит противоречие между планирующей и рыночной системами. К последней он причислял малое предпринимательство, сельское хозяйство, образование, здравоохранение, транспорт и другие социальные сферы. Для решения этих противоречий был предложен проект реформирования американской экономики.[299]

Важной задачей на первой стадии реформирования народного хозяйства является эмансипация убеждений, которая выражается в неприятии общепринятых норм, насаждающих культ потребления. На второй стадии предполагается осуществить эмансипацию государства. Главной задачей правительства Дж. Гэлбрейт считал проведение мероприятий, направленных на улучшение условий развития рыночной системы и уменьшение уровня ее эксплуатации плановой системой. Для этого необходимо осуществить ряд мероприятий: ввести регулирование цен, гарантировать минимальный уровень дохода, поддержку профсоюзных организаций, проводить льготную политику в обеспечении рыночной системы капитализма и др. Здравоохранение, городское строительство и транспорт Дж. Гэлбрейт предлагает перевести в государственный сектор.

Одновременно с действиями, направленными на развитие рыночной системы, он считает необходимым провести реформирование плановой системы путем введения прогрессивного налогообложения с целью сократить разрыв в доходах, мероприятий по стабилизации цен и заработной платы, межотраслевой координаций, национализации крупных военных компаний, борьбы с загрязнением окружающей среды. Политика в отношении плановой системы состоит в том, чтобы дисциплинировать ее цели и поставить на службу общественным задачам. Дальнейшее развитие эта концепция получила в теории конвергенции.

Среди французских сторонников институционально-социологического направления особого внимания заслуживает Франсуа Перу (1903–1987), который изложил свои идеи в работе «Экономика ХХ века».

Основополагающим принципом хозяйственной жизни, по его мнению, является неравенство, существование которого объясняется рядом причин: различия в размерах производства и капитала, асимметричность информации, принадлежность к разным сферам хозяйства. Неравенство приводит к делению всех экономических единиц на доминирующие и подчиненные. Первые принуждают вторые к сделкам и сотрудничеству на условиях, предлагаемых в одностороннем порядке. Следствием неравенства хозяйственных единиц является деформация экономического пространства. Одним из видов деформации, описанных Ф. Перу, является поляризация экономического пространства вокруг ведущей отрасли, которую он называет «полюсом роста».[300]

«Отрасли-моторы» (химическая промышленность, машиностроение, электроника, атомная электроэнергетика и др.) как доминирующие единицы наделены мощным «эффектом увлечения». Они повышают масштабы и темпы экономической экспансии и изменяют структуру национального хозяйства. «Эффект увлечения» основан на взаимосвязи всех экономических единиц. Ф. Перу выделяет несколько способов воздействия «увлекающей» единицы на «увлекаемую»: посредством эффекта размеров (высокий спрос на ее продукцию и стимулирование роста ее производства), эффекта производительности (снижение цен на свои товары) и эффекта нововведений.

Деформация экономического пространства вокруг доминирующей единицы приводит к изменению формы и содержания связей между хозяйственными единицами, входящими в него. Попав в поляризованное пространство, каждая единица должна при принятии решений учитывать прямое и косвенное принуждение, оказываемое на нее доминирующей единицей. Это изменяет условия равновесия в данном пространстве. Его параметры отклоняются от параметров в других местах общенационального (или мирового) экономического пространства, становятся частично независимыми. В поляризованном пространстве хозяйственные единицы ведут себя как члены единого целого. Высшая экономическая единица, принимая решение, руководствуется наибольшим количеством известных параметров. Обладая достаточной властью для принуждения, единица уже на стадии выработки планов может повлиять на зависимые единицы, чтобы обеспечить наибольшую экономичность всей группе. Такую совокупность Ф. Перу называет макроединицей.[301]

Предлагаемую концепцию Ф. Перу применяет не только к отдельным фирмам, но и отраслям национальной экономики, социальным группам, государствам. По его мнению, внутри макроединицы модифицируется природа и содержание конкуренции, последняя становиться коллективной и превращается в «борьбу-соревнование». Изменение природы конкуренции влияет на механизмы распределения ресурсов цен.

Доминирующая единица – своеобразный «полюс роста», который вызывает «эффект агломерации» и объединяет различные видов деятельности в единое целое. «Полюса роста», обладающие сильным «эффектом увлечения», образуют зоны, или оси, развития в регионе или стране. Важнейшая задача экономической политики, по мнению Ф. Перу, состоит в создании таких «полюсов роста» и сознательном управлении средой распространения их эффекта. Концепция, разработанная автором, позволила ему сделать ряд выводов относительно практики планирования в условиях рыночной экономики:[302]

– недостижимость сбалансированного роста;

– политика роста, проводимая как структурная, предполагает активное изменение пропорций в желаемом направлении;

– поскольку рост неравномерный, то структурная политика избирательна, ориентирована на приоритетные задачи.

Важная роль в системе доминирующей экономики отводится государству, которое не только проводит антициклическую политику, но и составляет и реализует долгосрочные программы развития максимально быстрыми темпами. Именно такая политика является залогом успеха гармонизированного роста.

Ф. Перу выделяет три принципа, на основе которых разрабатывается политика гармонизированного роста:

1) максимизация валового продукта и минимизация его колебаний;

2) уменьшение диспропорциональных соотношений между сферами экономики;

3) гуманизация последовательных состояний равновесия.

Теория всеобщей экономики, изображающая образ будущего, представляет собой развитие учения гармонизированного роста. Во всеобщей экономике люди подчиняют требованиям максимальной экономичности темпы роста, структуры производства и основные принципы организации хозяйства и общества, выраженные в разного рода правовых институтах, социальных режимах.

Для капиталистического хозяйства это означает преобразование природы прибыли, превращение ее в функциональный доход, а также изменение психологии предпринимателя, который будет стремиться к удовлетворению не только корыстных мотивов, но и благородных побуждений. Государство усилит арбитражную функцию, общество будет заинтересовано в формировании типа хозяйства, в котором учитываются интересы каждого человека, всех членов общества без исключения, а не отдельных социальных групп или личностей. Ф. Перу обеспечил институционально-социологическому направлению во Франции ведущее место в экономической науке, а его идеи использовались при разработке принципов индикативного планирования.

3. Современный институционализм

В конце 1960-х – первой половине 1970-х гг. институционализм столкнулся с рядом противоречивых процессов в экономике капитализма: с одной стороны – углубление социальных противоречий и структурный кризис, а с другой – резкое ускорение научно-технического прогресса и обострение рыночной конкуренции. Подход, который предложили институционалисты послевоенного периода, – вытеснение рынка всеохватывающим планированием, оказался неадекватным. Правительства ведущих промышленно развитых стран приняли рекомендации, разработанные сторонниками неоконсервативного направления.

В этой ситуации последователям институционализма пришлось, во-первых, кардинально пересмотреть свои взгляды и попытаться совместить основные принципы собственной концепции с признанием ведущей роли рыночного механизма. Во-вторых, институционалисты в своих теориях стали больше внимания уделять позитивным началам, чем критическим. Уже в 1970-е гг. у институционалистов появился ряд позитивных разработок, и были сделаны попытки их синтеза. В-третьих, представители обновленного традиционного институционализма стали стремиться включить в свои концепции некоторые элементы, присущие неоклассической теории (элементы кейнсианской концепции используются институционалистами уже продолжительное время). В настоящий момент институционализм можно сравнить со стержнем, вокруг которого группируются различные школы и направления, охватываемые эволюционной экономической теорией.

Если в США организационно оформленное течение институциональной экономической мысли существует давно, то «Европейская ассоциация эволюционной политической экономии» создана только в 1988 г.

Видным представителем современного институционализма и эволюционной экономической теории является Дж. Ходжсон.

Главную задачу эволюционной теории он видит в утверждении «совершенно иного пути восприятия и анализа экономических явлений, проистекающих из науки о жизни, а не из науки об инертной материи».[303] Иными словами, он предлагает заменить ключевой принцип неоклассической теории – механическую максимизацию при статических ограничениях, широком применении биологических идей.

Среди теорий экономической эволюции Дж. Ходжсон выделяет два магистральных направления: теории развития, к которым относит учение К. Маркса и его последователей, концепцию Й. Шумпетера и др., и теории генетики, представленные в работах А. Смита, Т. Веблена и др. Критерием разграничения указанных направлений является признание «генетического» кода, передаваемого от одной ступени развития к другой. Если сторонники теории развития отрицают этот факт, то приверженцы теории генетики признают его. «Эволюционный процесс является «генетическим», поскольку некоторым образом вытекает из совокупности неизменных существенных свойств человека. Биологические гены – это одно из возможных объяснений, но альтернативы включают человеческие привычки, индивидуальность, сложившуюся организацию, социальные институты, даже целые экономические системы».[304]

В рамках теории развития, по мнению Дж. Ходжсона, можно выделить сторонников однолинейного, детерминистского развития (К. Маркс) и сторонников многолинейного, или поливариантного, развития (некоторые последователи К. Маркса). В рамках «генетического» направления он различает онтогенетическую линию, приверженцы которой говорят о неизменности «генетического» кода (А. Смит, К. Менгер и др.), и филогенетическую, предполагающую его трансформацию (Т. Мальтус, Т. Веблен). «Вторая линия эволюции предполагает развитие различных генетических правил посредством некоторого кумулятивного процесса обратной связи и последующего эффекта... Но в филогенетической эволюции не заложена необходимость конечного результата, состояния равновесия или покоя».[305]

Филогенетическая теория содержит два противоположных подхода: дарвиновский, который отрицает возможность наследования приобретенных признаков, и ламаркианский, предполагающий его. Современные исследователи Т. Веблена, по мнению Дж. Ходжсона, ближе к генетике в ламаркианском варианте, чем в дарвиновском. «...Т. Веблен явно считал, что агенты действуют целенаправленно. Этот упор на целенаправленность поведения противоречит его приверженности строго дарвинисткой интерпретации социоэкономической эволюции... Широко принято, что эта эволюция может быть ламаркианской, по меньшей мере в широком смысле: приобретенные признаки индивида могут наследоваться или имитироваться другими».[306] Современная эволюционная теория разрабатывается в рамках филогенетического подхода в его дарвиновской или ламаркианской интерпретации. «...Новая волна эволюционного моделирования имеет филогенетическое содержание, как правило, включая процесс отбора среди населения и фирм. Модели Нельсона и Фишера, например, рассматривают встроенную рутину фирмы как аналог гена. Таким образом, по некоторым ключевым аспектам «новая волна» ближе к идеям Веблена, чем Шумпетера».[307]

Таким образом, с середины 1970-х гг. выявилось достаточно четко, что именно институционализм, ведущий начало от Т. Веблена, Дж. Коммонса, У. Митчелла, существенно преобразившись, сумел выступить той теоретической силой, которая объединила вокруг себя широкий спектр разнородных направлений, противостоящих неоклассицизму.